– Ты.

– Как ты думаешь, папе понравится мой наряд? Эта кисея называется «утренняя роса». Ее прислала мне тетя Иодх Баи. Такую может носить только дочь Могола.

– Я знаю. – Губы Ругайи Бегум слегка растянулись в улыбке. – Есть и другие: белизна облаков, капли дождя, цветы жасмина, серебро августовской луны, но только настоящая принцесса может носить такую. Она идет к твоим переливчато-синим с золотом шароварам и кафтану. И мне нравится, как Торамалли причесала тебя.

Черные длинные волосы Ясаман были распущены. Служанка заплела косу, украсив ее жемчужинами и бриллиантами. Она ниспадала девочке на плечи и переливалась при каждом движении. В волосах блестела золотая пудра, в маленьких ушах сверкали бриллианты.

– Ты выглядишь превосходно, – успокоила ее мать. – Пойдем навстречу отцу.

Рука об руку они вышли во двор, куда въезжал правитель. Осенью Акбару исполнялся шестьдесят один год. Он все еще был привлекательным мужчиной, и болезнь, исподтишка подтачивавшая его силы, пока не была заметна. Он был одет во все белое: от тюрбана до длиннополой туники, закрывавшей шаровары. Нетронутую белизну нарушали лишь золотые туфли со сверкающими алмазами.

Спустившись с лошади, он раскрыл объятия жене и дочери.

– Ну, наконец! – вздохнул он и притворно оглянулся. – Ругайя, милая, а где Ясаман? Почему она не выходит поздороваться со старым отцом?

– Папа! – прыснула Ясаман и обняла Акбара. – Это же я!

Правитель отстранил ее:

– Нет, ты не можешь быть моей маленькой дочкой. Ты слишком соблазнительна, а Ясаман – лишь ребенок. – Его темные глаза искрились.

– Папа, мне сегодня исполнилось тринадцать лет. Я – взрослая женщина, – объявила Ясаман.

– Ты уверена, что ты Ясаман Кама Бегум, – подшучивал он, – а не смазливая девушка, проникшая во дворец, чтобы стащить подарки?

– Подарки? – Ясаман притворилась обиженной, но тут же снова рассмеялась.

– Ну вот, теперь я спокоен: ты еще не совсем взрослая, – сухо заметил Акбар.

– А разве ты не хочешь, чтобы я выросла? – Девушка взяла отца за руку, чтобы вести во дворец.

– Чем старше становишься ты, тем старее я, мой маленький розовый бутон, – объяснил правитель. – Это естественный порядок вещей, но совсем не тот, какого хочу я.

– А каким бы он был, если бы ты мог его изменить, папа? – с любопытством спросила принцесса.

– Я бы изменил немногое. Мне бы хотелось, чтобы остались жить мои сыновья-близнецы Хуссейн и Хассан, умершие при родах. И конечно, чтобы от нас не уезжала Кандра. А если бы Господь позволил мне менять ход вещей, с нами и сегодня был бы Абу-л Фазл. – Глаза Акбара затуманились печалью. – Так много людей, которых я любил, покинули этот мир.

– Не грусти, папа, – взглянула Ясаман на отца. – Мы с мамой Бегум тебя любим. И мы здесь, с тобой, вместо всех тех, кто тебя покинул. И другие тоже.

Правитель пристально посмотрел дочери в лицо:

– Ты растешь. И говоришь мудрые слова.

Они покинули двор, прошли через дворец на террасу на берегу озера, где должен был состояться праздник.

– Добрый вечер, мой милостивый господин, – Адали приветствовал с поклоном Акбара. – Лодки с королевскими женами как раз подходят.

Акбар кивнул. Стоя на берегу с дочерью и старшей женой, он смотрел, как по тихой воде озера приближались и причаливали к мраморной пристани у подножия небольшой лестницы суда, празднично украшенные сверкающими фонариками. Лодки высаживали пассажиров и удалялись к середине озера, где бросали якорь. Ясаман приветствовала каждую из гостий.

Следя, как они прибывают, Ругайя Бегум решила, что к большинству жен Акбара время не было таким милостивым. Вторая жена правителя Зада Бегум была старше мужа на несколько лет и всю жизнь выглядела серой мышкой. Теперь годы высушили и согнули ее. Она выдавила улыбку Ясаман, и та, горячо поцеловав ее в морщинистую щеку, сама провела к удобному мягкому сиденью. Надменная Зада Бегум никогда не признавала Кандру, но по непонятной причине Ясаман была ее слабостью.

Третья жена, Салима Бегум, мать старшей сестры Ясаман, Шахзад-Каним Бегум, тоже не любила Кандру, но иное дело – девочка. Она была в кровном родстве с ее ребенком, принцесса королевского происхождения из Моголов, а не какая-то иностранка, на которую Салима взирала с презрением. Она была худой и высокой, с металлического оттенка седыми волосами и с загибающимся к старости, крючковатым, как у ястреба, носом. – Сколько же тебе лет, дорогая? – спросила она у Ясаман.

– Сегодня исполняется тринадцать, милая тетя. – Девочка давно знала, что с колкой Салимой не стоит шутить.

– У тебя грудь взрослой женщины, – грубовато заметила Салима. – Пора замуж.

– Так говорит и моя мать, – вежливо согласилась Ясаман.

– В самом деле? – кивнула Салима. – Хоть в этом-то она права. – И подсела к Заде Бегум, которая была ее лучшей подругой.

Следующей оказалась Альмира, мать Мурада, когда-то красивая и страстная женщина, из-за которой у Акбара были неприятности, теперь – озлобленная, с пустыми глазами. Несмотря на возраст, Ясаман понимала эту тетю. Она тепло поздоровалась с ней, но в ответ получила едва заметный кивок головой.

Принцесса Кандеша Лейла, мать второй дочери Акбара, Шукуран Низы Бегум, вежливо поцеловала Ясаман и прошла мимо. Потом приехала Рупмати, принцесса Биканера, мать очаровательного слабовольного принца Данияла, младшего брата Ясаман. Появились Камлавати, принцесса Джайсальмер и ее кузина, принцесса Пурагадх, обе – милые дамы, которых Ясаман, в сущности, не знала, потому что жила и в Лахоре, и в Кашмире в собственном дворце. Госпожа Ваги и ее дочь Арам-Бану Бегум, сестра Ясаман, сошли на берег после них и были тепло встречены. Ваги была только любовницей, но за одно короткое свидание как-то сумела зачать ребенка. Жизнь этой добросердечной женщины вращалась вокруг ее слабенькой дочери, которой теперь исполнилось двадцать два года, и благотворительности, диктуемой ее убеждениями истовой мусульманки.

– Я знала, что такая кисея тебе пойдет, – заметила любимая жена Акбара Иодх Баи, прибывшая последней.

Ясаман ее радостно обняла и поцеловала в щеку.

– Я так счастлива, тетя. У меня ничего подобного не было. – Потом склонилась к ее уху и тихо прошептала: – Салим был здесь. Он вернется, чтобы увидеться со мной, когда уедет отец.

– Я знаю, – прошептала ей в ответ Иодх Баи. – Поэтому-то я и задержалась. Мой сын навещал и меня.

Время мало изменило мать наследника Акбара. Она была изящно сложена, роскошные волосы до сих пор черны, как вороново крыло. Золотисто-карие глаза заговорщически горели на удивительно гладком лице. Она обожала своего единственного сына и была в восторге от его тесных отношений с его сводной сестрой.

– Почему ты единственная из нас не стареешь? – проворчала Ругайя Бегум, когда она присоединилась к остальным. Смех Иодх Баи прозвучал, словно звон колокольчиков.

– Может быть, мое лицо и остается молодым, как у матери и бабушки, но, клянусь тебе, кости мои постарели. Сырым летним утром невыносимо болят колени.

Все приглашенные собрались, и наступило время ежегодного взвешивания Ясаман. Внесли весы с двумя чашами и установили на террасе. На одну чашу помогли усесться юной принцессе. Затем вперед выступили слуги с открытым сундуком, наполненным драгоценными камнями вроссыпь. Поставив на пол сундук, они принялись осторожно заполнять золотыми совками другую чашу. Блестящие камни и разноцветные жемчужины сыпались на весы, пока они не дрогнули и наконец не установились так точно, что даже пушинка могла бы поколебать равновесие.

– На вид ты весишь не больше, чем в прошлом году, дочка, – произнес Акбар, – но на самом деле это не так. Думаю, из-за того, что ты подросла. – Он помог девушке сойти с весов. – Мой подарок к дню рождения будет неплохой прибавкой к твоему состоянию.

– Это ее груди, – глубокомысленно кивнула Салима Бегум Заде Бегум. – Для такой юной девушки у нее замечательные груди. Готова побиться об заклад, что под руками мужчины они станут еще тяжелее, – хихикнула она.