30. Эстер

Удивительно, но он почти не чувствовал болей, по крайней мере в этом отношении судьба была к нему милосердна. За несколько дней до смерти он иногда слабо стонал; когда это стало учащаться, она налепила ему на грудь опийные пластыри.

Идем к финалу, уважаемые господа, бормотала Эстер, выбиваясь из последних сил. Иногда ей казалось, что Томаш поет: его растрескавшиеся губы едва приметно двигались. Когда она прикладывала ухо поближе, ей чудилось, что знакомый хрип напоминает какую-то мелодию.

По большей части он уже не замечал ее — или не хотел замечать. Мир, в котором он теперь жил, был для Эстер недоступен. Его лицо осунулось, стало жалким, но его красивые крупные зубы оставались нетронутыми болезнью. Стоило ей щеткой убрать остатки пищи, и они снова блестели какой-то неуместной белизной... Он без труда раскусывал даже большие кусочки льда, которые она вкладывала ему в рот для утоления жажды. В этом было что-то чудовищное. Люди с такими зубами не должны умирать, думала она.

Он умер в среду к концу дня. Будучи врачом, она, конечно, видела уже немало покойников, но еще никогда не видела умирающего. Томаш был первым человеком, который умирал у нее на глазах. Она держала его руку и наблюдала, как его лицо теряет остатки красок.

— Ничего не бойся, — повторяла она. — Все идет так, как должно идти, Мы все сказали друг другу. Я здесь, с тобой. Я люблю тебя.

Слышал ли он ее? Она не знала. Удалось ли ему подавить ужас смерти? Или он ощущал его до самого конца? Она не знала.

Вот он был — и вот его уже нет. Еще за секунду до этого он был ее мужем, сейчас перед ней — только мертвое тело. Она утешала себя тем, что сумела пережить это. Жизнь не могла преподать ей лучший урок.

Она открыла окно и зажгла свечу. Она никуда не спешила. Она закрыла глаза Томашу и раздела его. Платком подвязала ему подбородок, но потом это показалось ей недостойным, и вместо платка она подложила ему под подбородок подушку. В маленьком пластиковом тазике принесла горячей воды и обмыла его. Просунула под него чистую бумажную пеленку. Натянула на него почти новую белую рубашку и серый костюм. Под конец вычистила его черные полуботинки и надела на него.

Она гордилась собой. Она выдержала.

Налила рюмку виски и стала ждать. Готовила себя к этому известию. Над мертвым телом мужа она готовила себя к известию о его смерти.

31. Гахамел

Мы сидим на Нусельском мосту и наблюдаем за приближающимся “вольво”. Остается минута. Нит-Гайяг, повернувшись спиной к нам, доедает пиццу. Он не смотрит. Он никогда не смотрит.

Сердце Карела преисполнено благодарности. Он глядит на Эстер за рулем и смущенно, почти по-мальчишески, улыбается ей.

— Оральный секс был Эверестом всей его жизни, — хмуро твердит Иофанел. — Он буквально взошел на него. Если не предъявлять к человеческой жизни повышенных требований современных европейцев, то можно было бы сказать, что в жизни ему повезло.

Мария отставляет утюг, вынимает вилку из розетки и включает телевизор; через минуту начнутся новости.

Филип в саду перед домом Зденека косит струнной косилкой траву вдоль бетонного бордюра.

— Прощай, Карел, — шепчет Илмут.

— Ты молодец! — говорит ей Иофанел. — Все неудачи Карела — сущие пустяки, главное, что в последнюю минуту с твоей помощью он забил гол.

Иофанел изображает безучастность к происходящему, но я-то хорошо знаю, каково ему сейчас. Тридцать секунд. “Вольво” проезжает по Острчиловой площади и направляется к мосту. Зденек отпускает заградительную сетку и падает вниз.

— Прощай, Зденек! — проговаривает, не оборачиваясь, Нит-Гайяг.

Эстер замечает тело человека за миг до того, как он распластывается на земле, и инстинктивно сворачивает машину влево на рельсы.

— Почему женщина не способна переехать труп? — выкрикивает Иофанел.

В бок машины на полной скорости врезается трамвай номер семь и отбрасывает ее на встречную полосу, где она — опять же боком — сталкивается с грузовиком марки “Скания”. Оглушающий, словно бильярдный, удар грузовика отшвыривает искореженное “вольво” на тротуар. Воют тормоза, машины по обе стороны останавливаются и включают аварийные огни. Илмут плачет. Зденек мертв. Карел умирает. Умерло большое сердце. Доброй ночи, мой принц. Песни ангелов усыпят тебя. Воцаряется почти полная тишина. Предвестие ужасающей тишины бесконечных пространств? — осеняет меня. Облако взвихренной пыли и дыма постепенно рассеивается. Из открытого окна доносятся позывные телевизионных новостей. Подбегают водитель трамвая и несколько прохожих — среди них девушка в майке с глубоким вырезом.

— Взгляните на эти грудочки, они явно порадовали бы Карела, — говорит Иофанел, но его голос срывается.

Я обнимаю его за плечи, точно сына.

Он поднимает на меня влажные глаза.

— Бога нет, не так ли?

Уже в первую совместную миссию с Иофанелом я понял, что он об этом спросит, а когда — это лишь вопрос времени.

— Его не существует?

Я не отвожу от него взгляда.

— Разумеется, он существует, — говорю я. — Все зависит от того, какое имя мы дадим ему.

— А какое имя даешь ему ты?

— Ласковость, — отвечаю я так покорно, как только могу.

— А не любовь? — он спрашивает, будто стреляет из пистолета.

— Нет, ласковость.

Илмут в ужасе смотрит на нас. Нит-Гайяг берет ее за руку. Иофанел задумывается. Он заглядывает вниз под мост — мы вместе с ним. Уже слышно завывание “скорой помощи”. Эстер будет жить.

— Значит, никакого “потом” не существует? Все раз и навсегда кончилось? Как когда выключаешь телевизор?

Это уже скорее утверждение, чем вопрос.

— Да.

Иофанел закрывает глаза и вздыхает. Илмут плачет.

— Нам пора лететь, — сообщаю я им. — Не обязательно верить в Бога, но нельзя терять надежду.

notes

1

Нусле — район Праги. (Здесь и далее – прим. перев.)

2

“МЭШ”, или “Чертова служба в госпитале МЭШ” (1970—1977) — американский сериал, созданный по мотивам “Романа о трех армейских докторах” Ричарда Хукера.

3

Компания экспресс-доставки по всему миру.

4

Второй по величине парк в Праге (бывшая вилла Грёбе).

5

“Падающий человек” (англ.).

6

Всемирный торговый центр (англ.).

7

Район Праги.

8

Фаршированные котлеты из телятины.

9

Чешский поэт (1810—1836). Поэма “Май” (1836) — вершина его творчества. Цитаты из поэмы даются в переводе Д. Самойлова.

10

По-русски встречается двоякая транскрипция: “Вирту” и “Вёрче”.

11

Страшнице — район Праги 10.

12

Чешский писатель, журналист и либеральный политический деятель (1821—1856); за свою активную деятельность был интернирован (1851—1855) на север Италии.

13

“Я верю в ангелов” (англ.).

14