Как все молодые существа, он выздоравливал быстро и без последствий.
* * *
Деревья марула, большими рощами подступавшие к подножиям холмов вдоль Жемчужных бус, зацвели.
Прямые мощные стволы, обширная ветвистая густая крона и красные цветы являли собой великолепное зрелище.
Почти ежедневно Дэвид и Дебра бродили по окрестностям, спускались по тропе к пруду, и во время этих неторопливых прогулок Зулус набирался сил; прогулка всегда заканчивалась плаванием, после чего он обычно стряхивал океан брызг на ближайшего соседа.
Потом ветви деревьев густо покрылись похожими на сливы зелеными плодами, которые начали желтеть, созревая, и теплый вечерний ветер далеко разносил их дрожжевой запах.
Со стороны Саби в ожидании богатого урожая марулы пришло стадо. Его вели два старых самца, которые вот уже сорок лет совершали ежегодное паломничество к Жемчужным бусам. С ними было пятнадцать кормящих самок, множество детенышей и молодь.
Они медленно двигались с юга, кормились по пути, мелькали в открытом буше, как призрачные серые галеоны, в их перегруженных животах урчало. Иногда внимание какого-нибудь из самцов привлекало отдельное дерево, он упирался лбом в ствол и, ритмично раскачиваясь, набирал инерцию, потом неожиданно напрягался и с треском валил дерево. Удовольствовавшись несколькими охапками нежной листвы, он отправлялся дальше на север.
Когда они добрались до изгороди Конрада Берга, два самца прошли вперед и осмотрели ее, стоя рядом, словно советовались, размахивая большими серыми ушами; каждые несколько минут они набирали хоботом песок и бросали себе на спину, отгоняя назойливых мух.
Они бродили уже сорок лет и прекрасно знали границы заповедника. Разглядывая изгородь, они будто сознавали, что ее разрушение – преступный акт, он повредит их репутации и положению.
Конрад Берг совершенно серьезно обсуждал с Дэвидом, как "его" слоны представляют себе, что хорошо, а что плохо. Он говорил он них, как о школьниках, которые обязаны вести себя прилично, а когда совершают проступок, их наказывают.
Наказание заключалось в том, что слонов отгоняли, стреляли в них снотворным, а в крайнем случае – тяжелыми пулями. Последнее наказание предназначалось для неисправимых, для тех, что травили культурные посадки, преследовали машины и представляли опасность для людей.
Испытывая сильное искушение, самцы отошли от изгороди и вернулись к пасущемуся среди деревьев стаду, которое терпеливо дожидалось их решения. Три дня стадо бродило вдоль изгороди, паслось, отдыхало, ждало, потом ветер вдруг резко изменился и принес с собой густой, клейкий, сладкий запах плодов марулы.
Дэвид остановил "лендровер" на мощеной дороге и радостно рассмеялся.
– Прощай, изгородь Конни!
Из соображениям престижа, а может, просто из озорства, во имя радости разрушения, ни один слон не воспользуется пробоиной, сделанной другим.
Каждый из них выбрал собственный столб, твердое дерево, углубленное в цемент, и без всяких усилий сломал его на уровне земли. Целая миля изгороди была снесена, проволочная сетка лежала на просеке.
Слоны использовали сломанные столбы в качестве мосточков, чтобы не пораниться об острые концы колючей проволоки. Миновав изгородь, они собрались на берегу пруда и всю ночь пировали, пожирая желтые ягоды; на рассвете они перебрались через снесенную ограду в безопасность парка. Возможно, их гнало чувство вины и раскаяния, и они надеялись, что Конрад Берг обвинит какое-нибудь другое стадо.
Теперь на пути других животных, которые давно стремились к тучным пастбищам и сладкой воде, больше не было преграды.
Уродливые маленькие голубые гну с чудовищными головами, нелепыми воинственными гривами и изогнутыми рогами напоминали могучих быков. Комедианты буша, они прыгали от радости и кругами носились друг за другом. Их спутники, зебры, вели себя с большим достоинством и, не обращая внимания на это шутовство, деловито проходили мимо упавших столбов. Их полосатые крупы блестели, головы и уши были настороженно подняты.
Берг встретил Дэвида у остатков изгороди; он выбрался из своего грузовика и осторожно перелез через проволоку. Его сопровождал Сэм.
Конрад покачал головой, осматривая разрушения и печально усмехаясь.
– Это старый Мохаммед и его приятель Одноглазый, я узнал их след. Ишь, не могли удержаться, мерзавцы... – И он быстро взглянул на сидевшую в "лендровере" Дебру.
– Вы совершенно правы, мистер Берг, – предупредила она его извинения.
Сэм прохаживался взад и вперед вдоль дороги, потом подошел к ним.
– Добрый день, Сэм, – поздоровался Дэвид. Сэма пришлось очень долго убеждать, что это ужасное изуродованное лицо принадлежит молодому нкози Дэвиду, которого Сэм учил идти по следу, стрелять и забирать из диких ульев мед, не потревожив пчел.
Сэм цветисто приветствовал Дэвида. Он очень серьезно относился к своей форме и держался с большим достоинством. Трудно было определить его возраст (у него было широкое, плоское, лунообразное лицо нгуни, аристократического воинственного племени Африки), в его густых кудрях, на висках под мягкой фетровой шляпой, появились белые полоски, а Дэвид знал, что до своего ухода Сэм проработал в Джабулани сорок лет. Вероятно, сейчас ему было около шестидесяти.
Он быстро доложил Конраду о своих наблюдениях, описал виды животных, перешедших через изгородь, и их количество.
– Еще стадо буйволов, сорок три штуки, – Сэм говорил по-зулусски, и Дэвид понимал его. – Те самые, что были на водопое у дамбы Райпейп вблизи Хлангулене.
– Эккерс бегом прибежит: из филе буйвола получается лучший билтонг, – сухо заметил Конрад.
– Когда он узнает, что изгородь снесена? – спросил Дэвид. Конрад пустился в длинный разговор с Сэмом, и после нескольких фраз Дэвид перестал понимать, о чем идет речь. Но в конце концов Конрад перевел:
– Сэм говорит, что он уже знает. Все ваши слуги и их жены покупают товары в его магазине, и он платит им за такую информацию. Оказывается, между Сэмом и Эккерсом кровная вражда. Сэм подозревает, что именно Эккерс организовал ту засаду ночью на дороге, когда его избили. Сэм три месяца пролежал тогда в больнице. Он считает, что это Эккерс поджег его дом, чтобы изгнать из Джабулани.
– Все сходится, верно? – сказал Дэвид.
– Старина Сэм постарается помочь нам поймать Эккерса, и у него есть свой план действий.
– Давайте послушаем.
– Ну, пока вы в Джабулани, Эккерс будет приходить только по ночам и стрелять в свете лампы. Он все здесь знает, и его не поймать.
– Итак?
– Вы должны сказать слугам, что уезжаете на две недели, отправляетесь по делам в Кейптаун. Эккерс узнает сразу, как только вы уедете, и поверит, что Джабулани в его распоряжении...
Примерно с час они обсуждали подробности, потом обменялись рукопожатием и расстались.
Возвращаясь домой, они выехали из леса на открытую поляну, поросшую высокой травой, и Дэвид увидел ослепительно белых цапель, плывущих, как снежные хлопья, над качающимися верхушками золотистой травы.
– Там что-то есть, – объявил он и выключил двигатель.
Они терпеливо ждали, пока Дэвид не увидел движение в траве, стебли расступались и смыкались, пропуская тяжелые тела. Потом медленно поплыл ряд из трех сидящих цапель, их несло на спине скрытое растительностью животное.
– Буйвол! – воскликнул Дэвид, когда из травы показался большой черный силуэт. Буйвол остановился, увидев в тени деревьев "лендровер", и, высоко подняв морду, принялся рассматривать его из-под широких рогов. Он не встревожился: животные в парке привыкают к человеку почти так же, как домашний скот.
Постепенно из высокой травы появилось все стадо. Каждое животное в свою очередь осматривало машину и вновь принималось щипать траву. Всего буйволов оказалось сорок три, как и определил Сэм, и среди них – несколько старых самцов не менее пяти с половиной футов в холке и весом в две тысячи фунтов. Рога их росли из центра головы, из массивного утолщения, и закруглялись к тупым концам, поверхность блестела, как отполированная.