– Машинист, все готово?
– Да, monsieur, можно отправляться.
– Не жалей угля, раскачай малышку как следует. – Брюс улыбнулся машинисту. Ему нравился этот маленький человек, и их перешучивания доставляли удовольствие.
– Pardon, monsieur.
– Глупая шутка, прости.
– А-а, шутка! – Пухлый животик смешно закачался.
– Эй, Майк, – крикнул Брюс, – загоняй своих на поезд. Мы…
Автоматная очередь, донесшаяся из-за здания станции, оборвала его на полуслове. Она так резко вонзилась в знойное утро, что на несколько секунд Брюс прирос к месту.
– Хейг, – заорал он, – быстро на поезд, смени де Сурье.
Это было слабое место в обороне, и ребята Хейга бросились к платформам.
– Вы, – остановил Брюс шестерых солдат. – За мной!
Керри окинул быстрым взглядом поезд, убедился, что составу ничего не угрожает. По всей длине из-за бортов и из окон высовывались винтовки, а на крыше Раффи разворачивал пулемет, прикрывая фланги. Нападение даже тысячи балуба будет отражено.
– Вперед, – сказал Брюс и побежал к зданию станции – там безопаснее. Солдаты от него не отставали.
Выстрелов больше не было. Значит, либо тревога ложная, либо Хендри с группой погибли при первой же атаке.
Брюс ударом ноги вышиб дверь в кабинет начальника станции и улыбнулся про себя: он всегда хотел повторить этот прием Кларка Гейбла из фильма «Сан-Франциско».
– Четверо – внутрь! Прикройте нас из окон.
Солдаты ворвались в комнату, держа наготове винтовки. Сквозь приоткрытую дверь на столе у дальней стены Брюс увидел телеграф. Аппарат громко стрекотал, перегоняя сообщения по линии Элизабетвиль – Жадовиль. «Почему в самый напряженный момент мозг тратит силы на всякую ерунду? – подумал Брюс. – И на эту мысль тоже».
– Вы двое – за мной.
Он повел их вдоль самой стены, и, задержавшись на углу, проверил заряд винтовки и переключил ее на скорострельный режим. Еще секунду он раздумывал. Что там, за углом? Сотня голых дикарей вокруг растерзанных тел Хендри и его солдат? Или…
Пригнувшись, держа винтовку у груди, чувствуя каждый нерв в теле и готовый в любой момент отпрыгнуть, Брюс боком вышел из-за угла здания.
Хендри и два солдата стояли на пыльной дороге у первого дома и спокойно переговаривались. Уолли Хендри перезаряжал винтовку, сжимая магазин большими красными руками, на которых рыжие волосы блестели на солнце. С нижней губы у него свисала сигарета. Он неожиданно рассмеялся, закинув голову; сигарета выпала изо рта и скользнула вниз по куртке. На плечах у него темнели следы пота.
Мальчик и девочка лежали на дороге ярдах в пятидесяти.
Брюс похолодел. Лед сковал его изнутри, сжимая грудь. Капитан медленно выпрямился и пошел к детям, бесшумно ступая по мелкой пыли. Брюс слышал только свое дыхание – тяжелое и хриплое, словно позади брело раненое животное.
Он прошел мимо Хендри и двух солдат, даже не взглянув на них. Те замолчали, с тревогой наблюдая за Брюсом. Капитан опустился на колено рядом с девочкой, отложив в сторону винтовку, и осторожно перевернул ребенка на спину.
– Неправда, – прошептал он. – Не может быть.
Пуля пробила девчушке грудь, образовав дыру размером с кофейную чашку. Кровь в теле еще пульсировала, медленно стекая вниз, тягучая, как свежий мед.
Как во сне, Брюс повернулся к мальчику.
– Нет, не может быть, – сказал он вслух, словно пытаясь словами изменить реальность.
Мальчика прошили три пули. Одна вывернула из плеча руку – острый осколок кости торчал из раны. Остальные разорвали тело почти надвое.
Накатило откуда-то издалека, как шум приближающегося поезда в туннеле. Брюса затрясло. Он опустил веки и слушал рев в голове, а перед глазами все стало кроваво-красным.
«Не смей! – донесся сквозь рев тоненький голосок сознания. – Не поддавайся, борись. Борись, как раньше».
Словно жертва наводнения, он схватился за соломинку своего рассудка, а вокруг бушевал шторм. Затем рев стал затихать, откатываясь куда-то вдаль, превратился в шепот и вот совсем исчез.
Спокойствие снова вернулась к Брюсу – более всепоглощающее, чем только что прошедшая буря. Он открыл глаза, вздохнул и, поднявшись, направился к месту, где стоял Хендри с патрулем.
– Капрал, идите к поезду. Передайте лейтенанту Хейгу и сержант-майору Раффараро, чтобы тотчас явились ко мне.
Капрал ушел. Брюс обратился к Уолли Хендри таким же ровным голосом:
– Я приказал отпустить их.
– Ага, чтобы они побежали домой и всем про нас рассказали – ты этого хотел, пижон? – Хендри уже пришел в себя и теперь говорил с дерзкой ухмылкой.
– И вместо этого ты их казнил?
– Казнил? Ты в своем уме, Брюс? Они же балуба! Людоеды-балуба! – зло закричал Хендри, уже не улыбаясь. – Ты что? Это же война, пижон, война! C’est la guerre[7], как сказал кто-то, c’est la guerre! – И вдруг он понизил голос: – Давай это забудем. Я сделал то, что должен был сделать. Ну чего стоят еще двое чертовых балуба после всей этой бойни? Давай забудем.
Брюс не ответил. Он зажег сигарету и, глядя мимо Хендри, ждал, когда к ним придут остальные.
– Ну так что, Брюс? Забудем? – не отставал Хендри.
– Нет, Хендри. Я даю тебе священную клятву и призываю Бога в свидетели. – Брюс не смотрел на Уолли. Он боялся, что убьет его, если они встретятся взглядом. – Вот тебе мое обещание: я сделаю так, что тебя повесят. Не расстреляют, а именно повесят. На добротной пеньковой веревке. Я послал за Хейгом и Раффараро, так что свидетелей будет предостаточно. Первое, что я сделаю, как только мы вернемся в Элизабетвиль, – передам тебя властям.
– Ты что, серьезно?
– Серьезней некуда.
– Черт подери, Брюс…
Появились Хейг и Раффи. Сначала они бежали, но потом резко остановились, в недоумении переводя взгляд с Брюса на два маленьких трупа, лежащих на дороге.
– Что случилось? – спросил Майк.
– Хендри их застрелил, – ответил Брюс.
– Зачем?
– Спроси у него.
– В смысле просто убил их, расстрелял?
– Да.
– Боже, – сказал Майк хриплым от шока голосом, – Боже мой…
– Пойди взгляни на них, Хейг. Посмотри и запомни.
Хейг направился к детям.
– Ты тоже, Раффи. Будете свидетелями в суде.
Майк Хейг и Раффи подошли к тому месту, где лежали тела, и остановились, глядя на них. Хендри неуклюже повозил ногами по пыли и продолжил перезаряжать винтовку.
– Да черт побери! – взорвался он. – Что вы раскудахтались! Из-за двух-то балуба.
Майк Хейг медленно повернул голову. Лицо у него пожелтело, только на носу и щеках под кожей слегка пульсировали крошечные вены. Губы побелели. Каждый его вдох отдавался рыданием в горле. Все еще тяжело дыша и не в состоянии вымолвить ни слова, он пошел на Хендри, на ходу снимая с плеча винтовку.
– Хейг! – резко окликнул его Брюс.
– На этот раз ты… ты… негодяй… И это последний… – выдохнул Хейг.
– Осторожнее, пижон! – предупредил его Хендри.
Он отступил, неловко пытаясь засунуть заряженный магазин в винтовку.
Майк Хейг поднес штык к животу Хендри.
– Хейг! – закричал Брюс.
В этот момент Майк атаковал – с удивительным для его возраста проворством, наклонившись и бормоча бессвязные ругательства, которые переросли в оглушающий рев.
– Ну, давай! – ответил Хендри и сделал шаг вперед.
Они сошлись, и Хендри отразил штык прикладом. Острие прошло ему под мышку. Противники столкнулись и под весом Хейга подались назад. Хендри бросил винтовку и обхватил руками шею Хейга, отклоняя его голову назад на нужный ему уровень.
– Майк! Он будет бить головой!
Брюс узнал приготовления к приему, но было уже поздно. Голова Хендри метнулась вперед, и стальная каска пришлась как раз на переносицу Хейга. Майк вскрикнул, отпустил приклад, и винтовка упала на дорогу. Он поднял руки и закрыл ими лицо. Между пальцами текла кровь.
Хендри снова замахнулся головой, как кувалдой, обрушивая сталь на лицо и пальцы Хейга. Майк охнул.
