Процесс этот определялся факторами, среди которых развитие производительных сил и рост внутреннего рынка не играли главной и решающей роли. Орудия труда продолжали оставаться примитивными, рассчитанными на индивидуальное употребление и не позволявшими сколько-нибудь значительно расширить производство. Производительность труда зависела в первую очередь от личного мастерства ремесленника. Однако этим ремесленником, как правило, был уже не раб, а свободный — человек, непосредственно заинтересованный в увеличении продукции своего труда и улучшении ее качества. С другой стороны, сбыт ремесленной продукции, в первую очередь предметов роскоши, находил теперь все возрастающий спрос как среди усиливавшейся византийской феодальной знати, так и среди крепнувшей и богатевшей знати романо-германских и славянских государств, для которых Византия была в то время главным, если не единственным, их поставщиком.

Укреплению и росту городов содействовала политика императоров. Налоговые поступления от ремесла и торговли, доходы с таможенных пошлин, будучи одним из основных источников пополнения государственной казны, в значительной степени определявших силу и богатство византийского централизованного государства, побуждали правительство всемерно содействовать развитию ремесла и торговли;, эта политика на начальных стадиях развития сеньориальных форм эксплуатации находила поддержку и со стороны господствующего класса, немалую долю своих доходов получавшего через государственный аппарат.

Возрождение старых, а также появление новых городских центров на территории Византии, интенсификация ее внешнеторговых связей во второй половине IX и особенно в X в. были облегчены сложившейся внутри- и внешнеполитической обстановкой. После бурной эпохи иконоборчества и грозных выступлений народных низов во внутренней жизни страны наступает временное затишье; этнически инородное население Византии, в первую очередь славяне, неоднократно поднимавшие восстания против имперской власти и самовластно распоряжавшиеся в особенно густо заселенных ими районах империи, в массе своей были замирены и втянуты в ее хозяйственную деятельность. Распад Багдадского халифата сделал невозможным дальнейшие крупные наступательные операции арабов против Византийской империи. Правда, во второй половине IX и в первой четверти X в. нормальному развитию византийских городов (особенно приморских), как и всей имперской торговли, препятствовал еще более усилившийся по сравнению с предшествующим временем натиск на империю арабского флота. Пиратские разбои арабов на основных торговых путях того времени — Средиземном и Эгейском морях, нападения на приморские города Греции, Малой Азии и Южной Италии, опустошение островов Эгейского моря наносили серьезный ущерб византийским городам, затрудняли торговое мореплавание. Однако и в это время торговые сообщения поморю не прекращались. Иоанн Камениата отмечает, например, что в фессалоникскую гавань «отовсюду» прибывали корабли, а в самой Фессалонике имелось много судов, «на которых наши купцы возили хлеб»; он рассказывает также, что в Эгейском море арабский флот с пленными фессалоникийцами встретился с груженным хлебом кораблем¹. Со второй же четверти X в., когда Византия, создав сильный флот и разгромив крупнейший из пиратских флотов — арабский,— восстановила свое господство на море, угроза пиратов для торгового мореплавания была окончательно ликвидирована.

Крупнейшими городами Византийской империи, товарное производство в которых сохранялось и в период наибольшей натурализации ее экономики, продолжали оставаться Константинополь и второй по величине и значению город империи — Фессалоника; их ремесло и торговля в X в. переживают полосу особенно бурного подъема.

Роль Константинополя не ограничивалась пределами самой Византии; это был первейший из городов тогдашнего средневекового мира. Обнесенный высокими каменными стенами с мощными крепостными башнями, еще ни разу за всю свою предшествующую историю не павшими под натиском многократно осаждавших город врагов, Константинополь представлялся иноземцам неприступной твердыней. Его огромное, почти полумиллионное, население намного превышало численность западноевропейских городов даже значительно более позднего времени. Главные площади и улицы Константинополя были вымощены, в городе имелся водопровод с цистернами для хранения воды; школы, гостиницы, общественные бани — вся эта унаследованная Византией цивилизация античного мира резко отличала византийские города, и в первую очередь столицу империи, от городов Западной и Восточной Европы, только еще начинавших — в подавляющем большинстве — свою историю².

Правда, в этой легендарно прославленной столице на берегах Босфора пышность и красота ее дворцов, храмов и домов богачей соседствовала с ужасающей нищетой жилищ простого народа. Сравнительно небольшую (немногим более 10 кв. км) территорию Константинополя, разделенную на 300 с лишним кварталов, довольно беспорядочно пересекали чрезвычайно узкие, кривые улицы и переулки, лишенные яркого света даже в дневное время. Они были застроены в значительной части тесно лепившимися друг к другу высокими, в несколько этажей, домами, ставшими неотъемлемой принадлежностью общего вида византийской столицы уже в самую раннюю пору ее существования. Нижние этажи домов были заняты, как правило, под лавки и ремесленные мастерские, верхние снимали малосостоятельные горожане, ютившиеся в жалких каморках. Константинополь, в котором верхние этажи домов, сооружавшиеся выступами на улицу, едва не смыкались, где жилища обогревались жаровнями с углями, был подвержен частым и опустошительным пожарам. Большинство константинопольскихулиц были грязными и зловонными, на них подолгу валялись отбросы. Несовершенство системы водоснабжения служило причиной нехватки в городе воды³. Недостаток жилищ в чрезмерно перенаселенном Константинополе определял их очень высокую стоимость: в уставе для столичных ремесленников и торговцев этого времени неоднократно встречаются статьи, запрещающие повышать квартирную плату. Городские бедняки зачастую не имели своего угла и вынуждены были даже в зимнее время ночевать под открытым небом. Об их положении в византийской столице в пору ее наивысшего расцвета можно судить хотя бы по тому, что правительству пришлось разрешить лицам, не имевшим средств для погребения покойника за городом, хоронить в черте города. «Те люди, которые всю жизнь были бедняками и ничего не имели, как они перед смертью могут добыть себе средства для погребения?» — спрашивал автор соответствующего постановления⁴. Крайняя нужда заставляла превращать в своего рода «ремесло» грабеж могил: судьям предписывалось освобождать от наказания бедняков, которые ограбили могилу в первый раз⁵.

Слой городской бедноты — мелких ремесленников-одиночек, наемных работников, сезонных строительных рабочих, поденщиков — непрерывно возрастал: развитие процессов феодализации, проходившее в это время в Византии быстрыми темпами, вызывало многочисленные случаи бегства со своих земель обедневших крестьян, оказывавшихся под угрозой закрепощения или лишенных средств для уплаты налогов. В Константинополе имелось огромное число нищих, проституток и другого деклассированного элемента⁶.

Ваза. Государственный Эрмитаж. X-XI вв.

Но при всем том Константинополь — крупнейший центр развитого товарного производства — по праву занимал то высокое место, которое отводили ему современники. Благодаря своему исключительно удачному расположению на стыке важнейших водных и сухопутных путей тогдашнего мира, прочно удерживаемой им роли связующего звена в международной торговле город являлся средоточием самой оживленной торговой деятельности. В византийскую столицу съезжались купцы из самых отдаленных стран Востока, Запада, придунайских стран, Балканского полуострова, Руси. В городе и его предместьях обосновались целые торговые колонии иностранных купцов: итальянцев, арабов, сирийцев, русских. На улицах постоянно слышалась разноязыкая речь приезжих, бурлила торговая жизнь, менялы-трапезиты до поздней ночи не прекращали денежных расчетов.