Вместе с тем контроль за деятельностью столичных торговцев и ремесленников не ослабел: византийское правительство по-прежнему мелочно опекало ремесленное производство Константинополя и стремилось наложить свою лапу на богатства, накопленные столичными купцами. В этом отношении очень показателен рассказ Никиты Хониата. относящийся к концу XII в. Жил в ту пору в Константинополе некто Каломодий, купец и меняла — по словам Хониата, скряга, готовый умереть на своих мешках. Его богатства давно уже вызывали зависть государственного казначейства, и чиновники решили конфисковать имущество Каломодия, а его самого бросить в тюрьму. Правда, попытка эта оказалась неудачной, потому что арест вызвал возмущение в столице и «лавочники» принудили патриарха выступить в защиту Каломодия⁶⁰, но самый эпизод показывает, в какой обстановке приходилось действовать константинопольским купцам и ремесленникам.

По-прежнему в Константинополе функционировали государственные мастерские, основанные на принудительном труде. Живший на рубеже XII и XIII столетий писатель и политический деятель Николай Месарит с сочувствием отзывался о тяжком труде работников константинопольского монетного двора, которые проводили дни и ночи в подземельях под назором бесчеловечных

надсмотрщиков

⁶¹

. Работники монетного двора и других государственных мастерских были одним из самых активных элементов во время народных выступлений в столице.

Возможно, что именно в XII в. исчезают ремесленные и торговые корпорации Константинополя⁶². Если это действительно так, то константинопольские мастера лишились тех органов, которые отстаивали цеховые привилегии от конкуренции вотчинного ремесла и от не объединенных в корпорации ремесленников и торговцев.

Экономический спад Константинополя усугублялся еще одним обстоятельством. Если в X в. византийское правительство последовательно отстаивало монопольное положение столичного ремесла и торговли, то с конца XI в. оно постепенно капитулирует перед венецианскими и генуэзскими купцами, предоставляя им разнообразные привилегии преимущественно в самом Константинополе: уже по договору 1082 г. венецианцы получили не только право беспошлинной торговли, но и склады в византийской столице. Постепенно иноземцы приобретали в империи дома, причалы, церкви, земли.

Широко распахивая двери перед итальянскими купцами, византийское правительство не просто проявляло непростительную близорукость — дело было значительно сложнее. Определенные круги византийских феодалов оказались заинтересованными в торговле с Генуейи Венецией, куда, как мы видели, особенно с конца XII в., из империи ромеев вывозили разнообразные сельскохозяйственные продукты. Определенные круги византийской знати, следовательно, были заинтересованы в пролатинской экономической политике и привлечении итальянского купечества. Поэтому договор 1082 г., порожденный тяжелой внешнеполитической обстановкой, не перестал действовать позднее, когда непосредственная опасность, его породившая, уже исчезла: привилегии венецианцам и генуэзцам византийские императоры щедро раздавали на протяжении всего XII столетия.

Рост провинциальных городов в XI—XII вв. повлек за собой тенденцию к оформлению элементов городской независимости: в городах того времени складываются свои учреждения — советы, собрания граждан и вооруженные дружины. Совет из 12 знатных лиц существовал в конце XI в. в Эдессе⁶³; сходка, которую историк Вриенний называет античными терминами «экклисия» или «вулевтирий», созывалась в городе Амасии: на ней главную роль играли местные динаты; сходка в Амасии решала важнейшие дела — к ней, в частности, обратился византийский полководец с просьбой о средствах, но амасийцы встретили его просьбу криком и грозили поднять восстание, если он посмеет требовать деньги. Старейшин, архонтов, «первенствующих» в византийских городах XI— XII вв., часто упоминают нарративные источники того времени.

Экономическая карта Византии X-XII вв.

Были в городах и свои вооруженные силы: мы знаем о вооруженных отрядах Диррахия и Авидоса, о городском ополчении Никеи. Возможно, что некоторым провинциальным городам были пожалованы грамоты, закреплявшие за ними те или иные привилегии, прежде всего податные. Тексты жалованных грамот городам XI—XII вв. до нас не дошли, но в некоторых нарративных источниках встречаются упоминания о них⁶⁴.

Однако административная независимость византийских провинциальных городов была очень незначительной: Византия XI—XII столетий не знала победоносных «коммунальных революций», а движение в городах за независимость от центрального правительства было использовано в своих интересах местной феодальной знатью. Поэтому города либо остаются в подчинении наместников, либо становятся центрами движения за феодальное раздробление страны, опорными пунктами феодальной знати.

Итак, укрепление вотчинной системы эксплуатации, с одной стороны, возрастание экономической роли провинциальных городов, с другой, создавали экономические предпосылки для феодального распада Византийской империи. Однако — и в этом-то, пожалуй, следует искать причину того острого политического кризиса, который охватил империю в конце XII в. и подготовил ее падение под натиском крестоносцев, — нормальная тенденция феодального развития в Византии не смогла осуществиться без внешнего толчка: византийская государственность оказалась столь прочной, что центральная власть продолжала контролировать различные стороны жизни деревни и города.

Практически это приводило к тому, что население империи оказалось под двойным гнетом: и феодала-вотчинника, и податного сборщика; вотчинник был сам судьей подвластногоему населения, и вместе с тем судебные функции продолжали отправлять государственные чиновники. Элементы феодальной политической надстройки были налицо в Византии, но все они оказались специфическими, соединенными с имперскими учреждениями. Городские свободы существовали лишь в зародыше, и поэтому города не смогли стать здесь мощной политической силой. Стратиотское ополчение распалось, но система феодальных дружин не заменила его, хотя там и здесь уже возникали феодальные дружины. Это привело к ослаблению византийского войска, которое уже не могло созываться по старому принципу, но еще не могло созываться по новому принципу, господствовавшему в ту пору в Европе. Византийским императорам XI—XII вв. приходилось все более рассчитывать на иноземные войска: на варварские контингенты печенегов или половцев, которые расселялись по территории империи; на русских, скандинавских или английских наемников; на иноземную феодальную знать, получавшую крепости и земли, привилегии и париков.

Якорь. Железо. Музей Коринфа. XI-XII вв.

Распалась и старая фемная система. Старые областные единицы — большие фемы — к XI в. разделились на небольшие районы, прилегавшие к той или иной крепости; во главе новых фем стояли военные командиры, которые носили старый титул «стратиг», но не обладали функциями гражданского управления и подчинялись высшим военным командирам — катепанам и дукам⁶⁵. В XII в. время от времени воссоздаются крупные фемы (см. ниже, стр. 302) — но и они не превращались в полностью независимые единицы, подобные западным герцогствам или графствам. В их создании заключалась тенденция к политическому распаду страны, поскольку главную роль в новых фемах играли местные крупные землевладельцы; но коль скоро государство, постоянно сменяя наместников и иных высших чиновников, сохраняло контроль за фемной администрацией, фема не могла стать ядром нового политического порядка.

Гребни. Музей Коринфа. XI в.

Какие причины вызвали политический кризис, завершившийся падением Константинополя? Можно ли считать, что он был подготовлен феодальными силами, растаскивавшими империю на части?