священной мудростью, «как это делали Григорий и Василий, великие светочи церкви»
23
.
Человек средневековья, Пселл считал теологию первой мудростью и видел свою задачу в сочетании античной философии с христианством, рассуждений, основанных на силлогизме, с верой. Полемизируя с мистицизмом патриарха Михаила Кирулария, Пселл сам отдавал дань мистицизму в духе неоплатоников, говоря об устремлении души к Единому. Высмеивая магию, он, тем не менее, в трактате «О свойствах драгоценных камней» останавливался прежде всего на сверхъестественных свойствах, приписываемых минералам.
Гораздо более свободен Пселл в историческом творчестве. В его «Хронографии» (см. выше, стр. НО) нетследов традиционного представления о сверхъестественной первопричине исторического процесса: историю творят люди, руководствуясь своими корыстными побуждениями. Принадлежа к господствующему классу, Пселл осуждал в «Хронографии» любые попытки выступления народных масс. Павликианское учение о зле как о сущем в природе и обществе было отвергнуто Пселлом; в соответствии с христианскими принципами он рассматривал зло как относительную категорию, как отсутствие блага. Вместе с тем Пселл критиковал многие отрицательные стороны византийской действительности: лицемерие монашества, деспотизм императоров, безудержные траты двора.
Рационалистические тенденции, зарождавшиеся у Пселла, нашли дальнейшее и более радикальное развитие в творчестве его младшего современника Иоанна Итала.
Иоанн был выходцем из Италии. Он обучался в Константинополе и некоторое время слушал лекции Пселла, но очень скоро разошелся со своим учителем, ибо, по словам Анны Комниной, он не выносил учителей и не терпел учения. Многое их разделяло: Пселл был сама осторожность и более всего стремился жить в мире со всеми властями, Итал же оказался человеком резким и неуживчивым, не сдержанным в речах, вспыльчивым и готовым в ходе научной дискуссии вцепиться в бороду противника. И в своем учении Итал шел дальше осторожного Пселла: основываясь на классиках греческой философии (прежде всего на Аристотеле и Платоне), Итал ставил под сомнение такие что идеи, придающие ей форму, столь же исконны, как бог. Итал отрицал учение церкви о посмертной судьбе душ и склонялся к тому, чтобы признать либо переселение душ, либо полное исчезновение человеческой души после смерти. В соответствии со своим рационализмом Итал отказывался поклоняться иконам24.
Рационалистическое учение Итала осталось чуждым константинопольскому плебсу (μος)25и нашло распространение преимущественно в кругах городской интеллигенции, но объективно оно было антицерковным, антифеодальным, отвечавшим прежде всего интересам горожан. Алексей I приказал рассмотреть дело Итала на церковном соборе 1082 г.26Философ держался с достоинством, отвергая обвинения и отстаивая справедливость своих суждений. Он был предан анафеме, и вместе с ним подверглись осуждению многие его ученики. Дальнейшая судьба Итала неизвестна.
Рационалистическим тенденциям в науке XI—XII вв. соответствует и усиление интереса к положительным знаниям. В XI в. появляется ряд работ по медицине и фармакологии, среди которых особенно значительным был трактат Симеона Сифа «О свойствах растений». Сиф опирался не только на античную традицию, но и на личный опыт и на арабскую медицинскую литературу. Больничное дело достигает в Константинополе XII в. высокого уровня: больница, основанная Иоанном II при столичном монастыре Пантократора, имела постоянный штат врачей и ассистентов, в том числе специалистов — хирургов и акушерок. Помимо больницы на 50 коек, при монастыре имелась школа для обучения врачебному искусству, а также велся регулярный прием приходящих больных. Врачей делили надве смены, каждая из которых работала в течение месяца; жалование врачам выплачивалось деньгами и хлебом, они пользовались даровой квартирой, освещением и
монастырскими лошадьми, правда, при этом им категорически возбранялась частная практика
27
.
Значительно распространяется в XII в. астрология, пользовавшаяся поддержкой Мануила I. Пронизанная множеством предрассудков и наивной верой в связь между расположением светил и земными событиями, наука эта, тем не менее, способствовала расширению представлений о вселенной и попыткам обнаружить в самой природе естественные причины событий.
Расширяются и географические горизонты византийцев, и их этнографические интересы. В письмах тех лет подчас обнаруживаются живые описания окраин империи или соседних народов, где подмечены особенности быта, одежды, питания, жилищ28.
С созданием юридического факультета некоторых успехов добивается юриспруденция. Правоведы XI —XII вв. издают сборники императорских постановлений и комментарии к старым сборникам; был, в частности, опубликован указатель к «Василикам» — так называемый «Типукит» (от греч. τι που χειται, «что где находится»). Правоведы XI—XII вв. обращались к Юстинианову своду и, сравнивая с ним «Василики», упрекали редакторов «Василик» в неправильных переводах. В XII в. появляется ряд комментированных сборников канонического права: Аристина, Зонары и Вальсамона; часть из них была в дальнейшем использована на Руси для выработки церковного права. Комментарии Зонары и Вальсамона составлены с принципиально различных позиций: Вальсамон был апологетом Мануила I Комнина, Зонара принадлежал к монашеской оппозиции и критиковал Комнинов за пренебрежение синклитом. Поэтому Вальсамон и Зонара расходятся в трактовке ряда конкретных правовых вопросов. Распространение рационализма и положительных знаний совпадает с возрастанием индифферентизма к официальному христианству. В сочинениях писателей XII в. все чаще слышатся жалобы на пустоту храмов (особенно в таком торговом городе, как Фессалоника), на епископов, из чьих уст можно услышать лишь нечестие; в нарушение канонических правил священнослужители нередко участвуют в военных операциях.
Рационализм XI—XII вв. пробивал себе дорогу в упорной борьбе с традиционными воззрениями. То и дело возникали острые дискуссии. Предметом спора в XI в. становится вопрос о землетрясениях — вызываются ли они естественными причинами, как думали Фотий и Пселл, или же являются божьей карой за грехи человечества? Острым нападкам со стороны церковно-монашеских кругов подвергается астрология, которая кажется ортодоксальным защитникам христианства псевдонаукой, отвергающей божественное провидение и — коль скоро все предопределено положением звезд — не оставляющей места для молитвы к божеству. По существу тот же вопрос обсуждается и в исторической науке: что лежит в основе исторических событий — божественное предопределение или судьба? В кругах, близких к Мануилу I, отстаивали представление о судьбе как о движущей силе исторического процесса — напротив, сторонники ортодоксальных христианских воззрений доказывали, что исторические события есть результат действия божественного промысла. Вопрос о несотворенности материи, поднятый Иоанном Италом, продолжал дискутироваться и после его осуждения: ипат философов Михаил в 60-е годы XII в. метал громы и молнии против своих (анонимных) противников, допускавших, что вселенная не была сотворена, но существовала от века.
Эта борьба идей всего острее обнаруживается в сфере богословия.
БОГОСЛОВИЕ
Византийские писатели единодушно связывают с правлением Василия II упадок образованности: суровый император-воин, в отличие от своего деда Константина VII, пренебрегал науками, считая, видимо, ученые занятия ненужной забавой в условиях, когда чуть ли не каждый год византийские войска отправлялись в поход против соседей. Университетская жизнь замирает, зато именно на это время приходится расцвет мистики, связанный с деятельностью Симеона и его учеников29.
Симеон Богослов, или Новый Богослов (его прозвище по-разному передается рукописной
традицией30), родился в 949 г. в Пафлагонии в знатной семье. Юношей он переехал в Константинополь и поступил на государственную службу, скоро достигнув положения члена синклита. В своих сочинениях Симеон постоянно возвращается к картинам дворцовой жизни, и вельможа в блестящих одеяниях, получающий приказы из уст василевса, кажется ему счастливейшим из смертных. И все-таки Симеон бросил административную карьеру и сделался монахом, а затем игуменом монастыря св. Мамы. Монашество не стало для Симеона бегством от мирских забот — напротив, он был втянут в острую борьбу: сперва с подчиненными ему монахами, недовольными теми дисциплинарными строгостями, которые вводил Симеон; затем — с окружением патриарха, не желавшего примириться с самовольством игумена св. Мамы. Около 1009 г. Симеон по требованию патриарха должен был оставить свой монастырь и удалиться из столицы в Христополь. Правда, на защиту Симеона поднялись многие видные синклитики, и патриарху пришлось кое вчем уступить, но назад Симеон уже не вернулся: он основал новый монастырь в пригороде Константинополя на
