– Еще немного, и ты потребуешь денег за свои идеи. Клянусь, ты скуп, как ассирийский торгаш. – Он хлопнул меня по спине и отвел на дальний конец палубы, где никто из моряков не мог нас услышать. Тан понизил голос: – Как себя чувствует твоя госпожа? Она снилась мне сегодня ночью. Скажи мне, хорошо ли ей? Как дела у маленьких сироток? Сколько любви в этом сердце, сколько красоты! Все Фивы обожают ее! Я слышу дорогое имя повсюду, когда хожу по городу, и звуки его вонзаются в мое сердце, как острие копья!

– Очень скоро тебе придется любить двоих вместо одного человека, – сказал я, и Тан уставился на меня разинув рот, как будто внезапно лишился чувств. – Ведь в усыпальнице Трас не только самум прикоснулся к моей госпоже.

Он вдруг обнял меня с такой силой, что перехватило дыхание:

– Что еще за загадки? Говори ясно, или я выброшу тебя в реку! Что ты несешь, старый болтун? Перестань играть словами!

– Госпожа Лостра беременна от тебя. Она послала сказать тебе об этом, чтобы ты узнал первым, раньше самого царя, – выдохнул я. – А теперь отпусти, пока не покалечил.

Тан отпустил меня настолько внезапно, что я чуть не упал за борт.

– Мой ребенок! Мой сын! – вскричал он. Поразительно, как оба одновременно решили, какого пола будет их малютка. – Это чудо, это дар самого Гора! – Очевидно, Тан в тот момент решил, что никто, кроме него, за всю историю человечества еще не становился отцом. – Мой сын! – Он затряс головой от удивления, улыбаясь как слабоумный. – Моя жена и мой сын! Я должен немедленно пойти к ней. – И тут же зашагал прочь по палубе, а мне пришлось бегом догонять его.

Понадобилась вся моя изворотливость, чтобы помешать ему ворваться во дворец, а затем и в царский гарем. В конце концов я отвел его в ближайший прибрежный кабачок, чтобы обмыть головку ребенка. К счастью, там уже выпивала группа свободных от службы воинов синих. Я заказал целый бочонок лучшего вина и оставил их наедине с этим бочонком. В кабачке находились также воины из других отрядов, так что позже там будет драка. Ведь Тан был в весьма шумном настроении, а синих не нужно уговаривать, чтобы подраться с кем-нибудь.

Из кабачка я отправился прямо во дворец, и фараон был очень рад видеть меня.

– Я собирался послать за тобой, Таита. Я решил, что мы с тобой были слишком скупы, когда планировали главные ворота моего храма. Мне хочется что-нибудь более величественное…

– Фараон! – вскричал я. – О Величие и Божество Египта! Я принес удивительную весть. Богиня Исида сдержала свое обещание. Твоя династия будет вечной! Пророчества лабиринтов Амона-Ра сбудутся. Луна моей госпожи была растоптана копытами могучего быка Египта! Госпожа Лостра беременна, у нее будет сын от тебя!

На какое-то время все мысли о похоронах и погребальном храме вылетели из головы фараона, и первым его побуждением, как и у Тана, было отправиться к Лостре. И вот все бросились по коридорам дворца следом за ним. Плотным потоком вельможи и придворные текли за фараоном, а госпожа моя ждала нас в саду гарема. С природным коварством женщины она заняла место, великолепно оттенявшее ее красоту. Она сидела на низкой скамеечке между цветущими клумбами, а позади виднелся простор реки. Поначалу мне даже показалось, что царь бросится перед ней на колени, но и обещание бессмертия не могло заставить его позабыть о своем достоинстве.

Вместо этого он стал осыпать ее поздравлениями, похвалами, взволнованно расспрашивал о здоровье и все время как зачарованный смотрел на живот, из которого в положенный срок появится главное чудо жизни. Наконец спросил:

– Дитя мое, совершенно ли ты счастлива? Не могу ли я чем-нибудь осчастливить мою девочку в это трудное для нее время?

И снова восхищение госпожой переполнило меня. Из нее получился бы великий военачальник или торговец, потому что чувство момента было безупречным.

– Ваше величество, Фивы – мой родной город, я не могу быть счастлива нигде в другом месте Египта. Я умоляю проявить щедрость и великодушие и позволить моему сыну родиться в Фивах. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться на Элефантину.

Я затаил дыхание, поскольку местонахождение двора было делом государственным. Перемещение двора из одного города в другой влияло на жизни тысяч подданных. Такое решение нельзя принимать по капризу ребенка, которому не исполнилось и шестнадцати лет. Просьба поразила фараона, он задумчиво почесал свою искусственную бороду:

– Ты хочешь жить в Фивах? Ладно. Двор переедет в Фивы! – И повернулся ко мне. – Таита, разработай для меня новый дворец. – Снова посмотрел на госпожу. – Не расположить ли нам его на западном берегу, дорогая? – Он показал рукой на другую сторону реки.

– На западном берегу прохладно и красиво, – согласилась госпожа, – я буду там очень счастлива.

– На западном берегу, Таита. И не ограничивай себя ни в чем. Этот дворец должен быть подходящим домом для сына фараона. Его назовут Мемнон, правитель восхода. И дворец этот станет дворцом Мемнона.

Вот так без всякого труда госпожа моя взвалила на меня еще одну тяжелую ношу. Она стала постепенно приучать царя к своим просьбам во имя ребенка, растущего в ее утробе. С этого момента фараон больше не был расположен отказывать ей в чем бы то ни было, будь то почести для тех, кого она любила, или милость для тех, кого она брала под свою защиту, или, скажем, редкие и чудесные блюда, которые должны были доставлять ей со всех концов империи. По-моему, она, как капризный ребенок, наслаждалась, испытывая, насколько далеко простирается ее власть над царем.

Лостра никогда не видела снега, хотя и слышала о нем из моих отрывочных детских воспоминаний о далекой горной стране, где я родился. Она попросила принести ей немного снега, чтобы охлаждать лицо в жаре нильской долины. Фараон немедленно приказал провести состязания, во время которых были отобраны сто самых быстрых бегунов Верхнего царства. Их отправили в Сирию, чтобы они принесли моей госпоже снег в особой шкатулке, изобретенной мною, чтобы спасти его от таяния. Пожалуй, это единственный из капризов, который так и не был выполнен. Мы получили всего лишь мокрое пятно на донышке шкатулки, когда она прибыла к нам с высоких горных вершин.

Во всех остальных случаях желания удовлетворялись. Однажды в ее присутствии Тан говорил с фараоном о боевом порядке египетского флота. Госпожа моя тихо сидела в уголке, пока Тан не закончил и не ушел, а затем тихо заметила:

– Говорят, вельможа Тан – один из лучших наших военачальников. Не покажется ли тебе мудрым, мой божественный муж, возвести его в ранг Великого льва Египта и отдать ему под командование войска Севера?

У меня перехватило дыхание от такой дерзости, однако фараон задумчиво кивнул:

– Эта мысль уже приходила мне в голову, моя дорогая, хотя он еще, пожалуй, слишком молод для такого высокого поста.

На следующий день Тана вызвали на аудиенцию к царю, и вышел он оттуда Великим львом Египта и командующим северным крылом войска. Престарелый военачальник, занимавший этот пост до него, получил значительное пособие и теплое местечко при царском дворе. Теперь Тан имел под своим командованием три сотни лодок и почти тридцать тысяч человек. Это назначение делало его четвертым по старшинству в войске, и только Нембет и еще пара старых вояк были выше его.

– Вельможа Тан – гордый человек, – сообщила мне госпожа Лостра, как будто я не имел об этом ни малейшего представления. – Если ты расскажешь ему, что он получил это звание с моей помощью, я продам тебя первому попавшемуся сирийскому торговцу, – зло пригрозила она.

Все это время ее живот, когда-то такой гладкий и стройный, постепенно рос. Несмотря на все остальные заботы, мне приходилось ежедневно сообщать о течении беременности не только во дворец фараона, но и в штаб флотилии северного крыла войск.

Работы на строительстве дворца Мемнона начались через пять недель после того, как фараон повелел мне разработать план. Именно столько времени ушло на него. И госпожа моя, и царь согласились с моими предложениями, так как они превзошли все их ожидания. По красоте это здание должно было затмить все построенное в нашей стране.