Однако Лостра продолжала крепко стоять на голове извивающейся змеи, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Она закричала:

– Помоги мне, Таита!

К этому моменту я успел пересечь комнату и бросился на пол к ее ногам. Запустив руки в середину извивающегося клубка, я ощупью двигался вперед по телу, пока не почувствовал, что добрался до горла. Тогда схватил змею и сжал ее обеими руками.

– Поймал! – завопил я, обезумев от ужаса и отвращения, которые вызывало во мне это холодное чешуйчатое существо, извивающееся в моих руках. – Поймал! Отойди в сторону!

Госпожа послушно отскочила. Я встал на ноги, лихорадочно сжимая змею и стараясь удержать ее разинутую пасть подальше от лица. Хвост бился вокруг меня. Затем она обвила меня за плечи и потянулась к шее, угрожая задушить, но я не выпускал голову. Обхватив мои плечи и шею, змея получила опору, и я почувствовал, насколько ужасна ее сила. Я не мог удержать ее, даже сцепив пальцы. Она постепенно высвобождала свою голову, выскальзывая из моих рук. Я понял, что, как только змея вырвется, она тут же ударит меня в незащищенное лицо.

– Я не могу удержать ее! – завопил я скорее себе, чем Лостре. Я держал змею на вытянутых руках, но она тянулась к моему лицу, приближаясь к моим глазам, и волны чудовищной силы проходили по ее телу, по сжимающемуся и извивающемуся на моих плечах и горле кольцу. Голова понемногу выскальзывала из моих рук.

Хотя пальцы мои побелели от напряжения, кобра оказалась так близко к моему лицу, что я увидел совсем рядом ее клыки, которые то опускались, то поднимались на верхней челюсти – она могла по своей воле выставлять и убирать их. Клыки походили на маленькие белые костяные иглы, и бледные, туманные струйки яда брызгали с их кончиков. Я понимал, что, если хоть капелька яда попадет мне в глаз, я ослепну и жгучая боль доведет меня до безумия.

Я отвернул голову змеи от своего лица, чтобы брызги яда рассеивались в воздухе, и отчаянно закричал:

– Позови кого-нибудь из рабов!

– К столу! – произнесла госпожа рядом со мной. – Прижми ее голову к столу!

Я был поражен. Я думал, она послушалась моего приказа и пошла за помощью, но Лостра стояла рядом со мной, а в руке по-прежнему сжимала серебряный столовый нож.

Шатаясь, я побрел через комнату с коброй в руках и упал на колени перед низеньким столиком. С огромным усилием мне удалось прижать голову змеи к краю стола и удержать там. Теперь госпожа могла ударить ее ножом. Она нацелилась в затылок у самого основания мерзкой головы.

Змея почувствовала боль и удвоила свои усилия. Кольца упругой плоти бились на моих плечах и вились вокруг моей головы. Из ее горла вырывалось шипение, и облачка яда слетали с клыков.

Маленький нож был острым, и чешуйчатая кожа разошлась под ним. Скользкая и холодная змеиная кровь полилась мне на пальцы, и нож заскрежетал по кости. Скорчившись от усилия, госпожа моя пилила кость. Теперь, когда пальцы мои стали скользкими от крови, я почувствовал, что голова змеи выскальзывает из рук и змея уже почти свободна. В этот самый момент нож вошел между позвонками и разъединил их.

Голова гадины повисла на лоскутке кожи и стала болтаться у меня перед глазами, когда тварь забилась в предсмертных судорогах. Хотя голова почти отделилась от тела, клыки в пасти то вставали, то опускались и сочились ядом. Малейшее их прикосновение к коже означало смерть, и я лихорадочным рывком схватил змею скользкими от крови пальцами, сорвал с себя и бросил на пол.

Мы с госпожой отскочили к двери, а кобра продолжала биться перед нами, извиваясь чудовищными кольцами, то сжимаясь в клубок, то разворачиваясь.

– Ты невредима, госпожа? – спросил я, будучи не в состоянии отвести глаз от предсмертных судорог чудовища. – Нет ли у тебя на коже или в глазах яда?

– Со мной все в порядке, – прошептала она, – а с тобой?

Ее голос настолько встревожил меня, что я забыл о собственных страхах и посмотрел ей в лицо. Опасность прошла, и теперь весь ужас происшедшего навалился на нее. Ее начало трясти. Огромные темно-зеленые глаза, казалось, не умещались на бледном лице. Нужно было как-то помочь ей оправиться от потрясения.

– Ну, – коротко сказал я, – теперь мы знаем, что у нас будет на обед. Я с удовольствием отведаю кусочек жареной кобры.

Какое-то мгновение она смотрела на меня, ничего не понимая, а потом вдруг взорвалась истерическим хохотом. Мой собственный смех звучал не менее дико и безумно. Мы беспомощно прижались друг к другу и хохотали до тех пор, пока слезы не полились из наших глаз и не потекли по щекам.

Я не мог доверить приготовление кобры повару, поэтому принялся за дело сам. Снял с нее шкуру, выпотрошил и нафаршировал диким чесноком и другими пряными травами, перемешанными с большим куском жира из курдюка превосходного барашка. Потом свернул кобру в клубок, завернул в листья банана и покрыл узел толстым слоем влажной глины. Развел над куском глины огонь и поддерживал его целый день. Вечером у нас с госпожой потекли слюни, когда я разломил спекшийся глиняный шар и оттуда разнесся аромат сочного печеного мяса. Многие из тех, кто обедал за моим столом, говорили, что не пробовали блюд вкуснее приготовленных моими руками. Как могу я опровергать слова друзей?

Я подал нежное пластинчатое мясо госпоже с превосходным вином, которое Атон обнаружил в хранилищах фараона. По настоянию госпожи Лостры я сидел рядом с ней в беседке во дворце гарема. Я разделил с ней пир. Отведав печеной кобры, мы сошлись на том, что она получилась даже вкуснее, чем хвост крокодила или лучший окунь, пойманный в Ниле.

Только когда мы наконец наелись и отослали остатки рабыням, смогли начать разговор о том, кто же прислал мне в дар корзину с фруктами.

Я не хотел тревожить госпожу и попытался отшутиться:

– Наверное, кому-то не понравилось мое пение.

Однако от нее не так-то просто было отделаться.

– Не разыгрывай передо мной шута, Таита. Это единственное, в чем таланты твои тебе не помогут. Мне кажется, я знаю, кто послал корзину. Впрочем, как и ты.

Я уставился на нее, широко раскрыв глаза и не зная, как начать разговор. Я подозревал, что у нее на уме. Я всегда старался защитить ее – даже от правды. И теперь терялся в догадках, что же ей известно.

– Это мой отец, – сказала она так решительно, что я не смог ни возразить, ни подтвердить ее слова. – Расскажи мне о нем, Таита. Расскажи все, что мне следует знать о нем, что ты не смел раньше рассказывать.

Сначала рассказывать было трудно. Целая жизнь молчания мешала мне, а долгую привычку сразу не преодолеть. Я все еще с трудом осознавал, что не нахожусь во власти вельможи Интефа. Как бы глубоко я ни ненавидел его, он властвовал над моими душой и телом с самого детства, и во мне жила какая-то извращенная верность, которая мешала говорить то, что могло нанести ему вред. Я сделал слабую попытку отделаться от своей госпожи общими словами о тайных делах ее отца, но она нетерпеливо оборвала меня:

– Хватит! Не считай меня дурочкой, я знаю о своем отце больше, чем ты можешь вообразить. Мне давно пора узнать остальное. И я приказываю тебе рассказать мне все.

Итак, я подчинился ей. Рассказывать пришлось так долго, что полная луна прошла полпути к зениту, прежде чем мой рассказ был закончен. Затем мы еще долго сидели в темноте. Я ничего не скрыл и не пытался оправдаться или отрицать свое участие в его делах.

– Немудрено, что он хочет твоей смерти, – прошептала Лостра наконец. – Ты знаешь достаточно, чтобы погубить его. – Она помолчала еще немного, а затем продолжила: – Мой отец – чудовище. Как могло получиться, что я стала другой? Почему я, его дочь, не нахожусь во власти тех же противоестественных влечений?

– Нам остается только благодарить за это богов. Однако, госпожа, ты не презираешь меня за то, что я сделал?

Она протянула руку и коснулась моей ладони:

– Ты забываешь о том, что я знала тебя всю свою жизнь, с того самого дня, как моя мать умерла при родах. Я знаю, какой ты на самом деле. Что бы ты ни совершил, тебя заставили сделать это, и я легко прощаю тебе все твои проступки.