– Когда штурм? – спросил Аркадий.

– В три часа, глубокой ночью. Пустят танки. Работа будет быстрая, но грязная, и они не пощадят репортеров, даже если бы и хотели этого. Знаете, что действительно было бы смешно? Если бы на этот раз я спас Ирину, – Макс на мгновение замолчал. – Ирина здесь. Не отказывайтесь. В вас все еще есть что-то мужское. Ирина не отпустила бы вас одного.

Удивительно, но Аркадий был не в состоянии отрицать, хотя ложь пошла бы на пользу. Будто слово помогло бы ей исчезнуть.

– Теперь ты знаешь все, что хотел? – спросил Боря Макса. Тот кивнул. – Давай поглядим картину, – он вырвал сумку и открыл ее, а Макс стал водить фонариком по пластиковой обертке. – Все, как говорила Рита.

Макс вытащил картину.

– Тяжелая.

Боря запротестовал:

– Та самая картина.

Макс развернул обертку.

– Это дерево, а не холст. И цвет не тот.

– Она же красная, – сказал Боря.

– Только и всего, что красная, – метнул в его сторону взгляд Макс.

Аркадий подумал, что это было одно из самых удачных творений Полины – полный жизни малиновый оттенок вместо мрачного темно-бордового, да и мазки более плотные.

– Думаю, что подделка, а как по-вашему? – Макс направил луч прямо в глаза Аркадию.

Боря подсечкой сбил Аркадия с ног и, не теряя инерции, ударил ногой в грудь. Аркадий перекатился в темноту. Лежа на боку, он достал из-под ремня наган. Боря оказался проворнее и выстрелил из пистолета в пол, осыпав Аркадия крошками цемента.

Выстрелил и Аркадий. Макс, стоя в темноте, светил фонарем. Теперь он держал белый фосфоресцирующий щит, своим блеском освещавший всю бойню. Вспыхнуло пробитое пулей полотно Полины, и Боря зажмурился, ослепленный пламенем. Когда до него дошло, что случилось, он повернулся к Аркадию и в бешенстве выпустил четыре пули.

Аркадий выстрелил, и Боря опустился на колени, подмяв под себя полы своего пальто. На груди у Бори появилась яркая розетка. Аркадий второй раз выстрелил в то же место. Боря зашатался, поднялся на ноги и прицелился. Глаза его дрожали. Опрокидываясь назад, он, все еще сжимая пистолет, уперся руками в стол, пытаясь остановить бешено вращающийся мир. Голова его поникла, он обмяк и в полный рост грохнулся на пол, словно пытаясь удержать пенальти.

Брошенный на землю холст горел белым пламенем, которое внезапно превратилось во взлетевший до потолка клуб ядовитого дыма. У Макса загорелся рукав. На миг он промелькнул в дверях – человек-факел. Потом выскочил прочь, и в дверях снова стало темно.

Помещение заполнило ядовитое облако. У Аркадия щипало глаза. Пламя растеклось по желобам для стока крови. Грудь саднило, но это не причиняло большого беспокойства. А вот Борин удар по ногам вывихнул колени, и ноги онемели. Он пополз, отыскал пиджак и Борин пистолет – маленький «ТК» без патронов. Дополз до двери, подтянулся, чтобы встать, шатаясь, вышел наружу и оперся о стену, пока ноги вновь не обрели чувствительность.

Снаружи было темно, только из бойни пробивались отблески огня да светились фары машины. Казалось, что поверхность ямы с известью кипела. Правда, это можно было отнести на счет дождя. Не видно было ни Макса, ни следов дыма.

Свет фар «Мерседеса» поднялся вверх, и тень Аркадия метнулась к яме. Он отскочил назад и стал скользить, пока не оперся о твердую землю; затем в последний раз выстрелил из нагана, хотя его ослепило так, что он едва видел свою руку, не говоря уже о машине. Лучи фар резко свернули в сторону, пробежали по двору и переметнулись на дорогу, ведущую к деревне. Задние огни замелькали вдоль изгородей, пока не исчезли из виду.

Аркадий с трудом вскарабкался на ступеньку грузовика. Коленные чашечки все еще были не на месте. Расстегнув рубашку, он увидел, что живот испещрен цементом, словно дробью. Хотелось курить.

Он застегнул рубашку, натянул на себя пиджак, вынул из грузовика ключи зажигания и запер задние двери. Затем, прихрамывая, направился к бункеру и закрыл от дождя двери.

В последних отблесках пламени Аркадий заковылял через двор к «Жигулям». С зияющими окнами и помятыми крыльями машина выглядела брошенной развалиной. Макс стартовал первым. Однако у Аркадия было преимущество: «Жигули» предназначались для русских дорог.

Приемник молчал, будто бы Аркадий пересекал Антарктику. Но в Антарктике он мог бы разглядеть больше: снег отражал свет, картофельные же поля его поглощали. Человеку не надо искать черные дыры во Вселенной, когда на это есть картофельные поля.

К тому времени, когда Аркадий выехал на шоссе, нога до того онемела от Бориного удара, что он не знал, включено ли сцепление.

Кольцевая дорога виделась линией огней. Над городом небо пестрело точками трассирующих пуль. Он снова включил радио. Конечно же, Чайковский. И предупреждение, что комендантский час остается в силе. Аркадий выключил радио. Свист ветра в разбитых окнах создавал впечатление, что он возвращается из космоса на Землю.

На Ленинградском шоссе проход для пешеходов был закрыт. Их останавливали у выстроившихся в ряд бронетранспортеров. Машинам разрешали ехать дальше, но их было довольно мало. Аркадий пересек огни прожекторов на кольцевой дороге, по которой медленно двигались военные грузовики. На «Жигули» с погнутой дверью и выбитыми стеклами никто не обращал внимания.

…Метро не работало, автобусы не ходили, но люди стали появляться из темноты поодиночке и группами человек по десять-двадцать, двигаясь в южном направлении.

На одном углу военной техники не было, зато на другом – предостаточно. В районе Красной Пресни Беговая улица была перекрыта танками, моторы на холостых оборотах урчали, словно в глубоком раздумье. Милиции в форме на улицах не наблюдалось. Аркадий оставил машину и присоединился к пешеходам. Поток мужчин и женщин хлынул к реке. Вероятно, некоторые из них знали друг друга: они тихо переговаривались между собой. Большинство же шли молча, будто каждый берег дыхание для ходьбы, и будто самого этого дыхания, видимого на дожде, хватало для общения. Никто не указывал и не смотрел с подозрением на окровавленную рубаху Аркадия. Он с облегчением отметил, что нога более или менее в порядке.

Аркадий подчинился воле толпы. Ускорив шаг, он заметил, что бежит вместе со всеми по боковой улице, оказавшейся тупиком, перегороженным армейскими грузовиками, поставленными буфер к буферу. Кто-то стащил с одного из грузовиков брезент, и люди, словно альпинисты, стали перебираться на другую сторону, помогая друг другу.

По другую сторону грузовика перед Белым домом изгибалась широкая Краснопресненская набережная. Белый дом представлял из себя сравнительно новое здание – мраморную коробку с двумя крыльями, которые словно парили в свете тысяч зажженных людьми свечей. Группа, в которой шел Аркадий, цепочкой прошла между автобусами и бульдозерами, составлявшими часть баррикады.

Чего только он не наслушался по пути: Кремль окружен танками, готовыми двинуться по проспекту Калинина к Белому дому; мятежные войска расположились у Большого театра; Комитет доставляет на барже к набережной баллоны с газом; десантники нашли туннели, ведущие в Белый дом; штурмовые группы высадятся с вертолетов на крышу; находящиеся внутри здания агенты КГБ по тайному сигналу расстреляют из пулеметов его защитников; будет как в Китае или Румынии, и даже хуже.

Люди наклонялись к небольшим кострам, собирались вокруг уставленных свечами временных алтарей. Многие из них никогда прежде не ходили на демонстрации, не участвовали ни в каких митингах. И вот теперь ноги привели их сюда.

К Белому дому было мало подходов, потому что мост через реку был забаррикадирован с обеих сторон. Среди подъезжавших с проспекта Калинина Аркадий заметил Макса. На расстоянии он выглядел не так уж и плохо, если принять во внимание их стычку. Одну руку он сунул в карман пиджака, но двигался так уверенно, что толпа расступалась.

На углу Белого дома стоял увешанный гирляндами цветов танк, прибывший на его защиту. Солдаты на броне – мальчишки с запавшими глазами, в которых светились решимость и страх. Башня танка была повернута в сторону проспекта Калинина, откуда Аркадию был слышен треск автоматных очередей.