Чритаки - несерьёзное божество. И просят что-то - несерьёзные люди: дети, влюблённые, те, кому зачем-то нужна просто радость и всё. Но иногда она возьмёт - и осыплет милостями шутки ради. Отец Аши любил говорить: "Попросил я у Чритаки только радости - а она мне и отсыпала с колокольчиками: добрую жену, способного сына, красивых дочек. А у других чашки воды в дождь не выпросишь!" Мать сердилась: богиня тут ни при чём, это просто судьба. А Аши ходил в храм Чритаки на праздник, жертву приносил: монетки и печенье-лотосы, детям около храма отдать, а то, что останется - жрицам Чритаки. Старые жрицы на свадьбу приходят счастья желать жениху и невесте. Молодые жрицы ради Чритаки дарят радость кому угодно и просто так. Любую радость. Бывает - печеньину благословенную, бывает - себя целиком. Как им богиня шепнёт.
Хагима Чритаки не просто не любит - не признаёт. Потому что Хагима - это порядок и покой, а Чритаки - это хаос и всякие пустяки. Суета.
Но кумирня Хагимы стояла себе на берегу Зелёной реки, кто-то туда жертвы приносил или дары посылал, а больше ни на что её жрецы не влияли. И сама Хагима не влияла.
А как раз после той луны, когда Аши привёл из джунглей буйволов, когда в деревне болтали о подарке Чритаки, которая любила его отца - и Аши болтал о подарке Чритаки, что он ещё мог сказать - вдруг начались странные дела.
Прилетел из столицы всадник на вороном, с ним - солдаты Всевластителя. Старого правителя увезли в столицу, вместе с женой и сыном. Никогда они оттуда не вернулись.
Приехал новый правитель, сильный человек. Проезжал мимо - смотрел цепко, вприщур. Нестар. Жена в повозке, не показала лица. И детей у них нет. А свита - целая сотня.
Новый правитель объехал, как говорят, весь Дильхенг целиком. Когда возвращался - брови у переносья перечеркнула морщина. Вскоре после все узнали: правитель набирает солдат. Много. Щедро платит.
С тех пор всё переменилось.
По всему Дильхенгу люди правителя следят за порядком. Правитель - жрец Хагимы, а Хагима - это порядок и покой. Могильный.
А о семье Аши говорят: их Чритаки слишком любит. Подарила Аши буйволов, чтобы оплакал отца и жил дальше, в радости. Не грешно ли это: жить в радости?
Аши не хочет нести домой Хагиму. Но несёт. Надо показать соседям.
Чтобы лучше болтали о ней. Чтобы никто не узнал об изумруде цвета джунглей, завязанном в тряпицу, засунутом в кувшинчик, запрятанном в нишку в земляной стене хижины. Чтобы никто не узнал о медном диске в плоской корзине под лежанкой у Аши. Там, на том диске - сплетаются ветви, цветущие олеандр и мальва, а между цветами - нелюдское лицо. Золотые змеиные глаза. Побеги повилики спускаются на лоб.
Чонгра.
Аши хочет её увидеть. Бродит по кромке джунглей, слушает голоса джунглей. Джунгли вопят, визжат, хохочут. Шелестит ветер в листьях. А голос Чонгры не слышен.
Вот и сейчас - повёз кувшины и блюда в торговый городок на ярмарку, ждал чего-то... Буйвол Боец, верный друг, арбу тащил, а Аши рядом шёл, смотрел на зелёные стены вдоль дороги. Справа джунгли, слева джунгли. Дом Чонгры.
Зачем демонице человек? Она, небось, всё забыла.
Аши кладёт свёрток в корзину, где подарки домашним. Матери - синего шёлка на платье, средней сестре - голубого, маленьким - красного. Бутылочка священного масла. Благовония-пирамидки с запахом райских цветов. Полезные подарки.
Уводя Бойца с базарной площади, у последнего торговца покупает связку стеклянных браслетов. Не выдержал. Просто так, без пользы. Сёстры будут визжать от восторга. Не часто визжат, пусть порадуются.
Жертва Чритаки. Хагиме жертвуем по нужде, Чритаки - потому что хочется.
Аши ведёт буйвола к постоялому двору; вечереет - поздно отправляться в дорогу. Ещё два гроша за себя, три - за Бойца, но пусть лучше так. Спит ночь в арбе, на соломе, под головой - мешочек с монетами. Боец жвачку жуёт, вздыхает. Боец - друг надёжный, ему спокойно - и Аши спокойно.
А наутро, на рассвете, Аши будят вопли. Женщина по мёртвому убивается, да так, что душа рвётся на части. Кто-то умер на постоялом дворе. Ночью.
Аши просыпается. Стряхивает с себя солому, приглаживает волосы, плещет водой в лицо. Оглядывается.
Ранняя рань, сырость. Одежда отсырела. Знобко. Джунгли виднеются вдалеке, над крышами - но их дыхание слышно и здесь. Туманно, всё влажное. Выносят тело из-под навеса. Женщина бьётся на земле, царапает лицо. И пёс завыл.
Аши подходит ближе. Думает, старик умер во сне - оказалось, нет. Оказалось - девушка. Молоденькая. Не во сне: стеклянные глаза открыты, губы закушены. Горло растерзано.
Как зверь прошёл под навес мимо Бойца? Ни Аши не услыхал, ни буйвол его.
Аши окликает слугу:
- Как это вышло? Неужели древесный кот пробрался? Горе...
Слуга косится, качает головой:
- Не кот. Вампир.
Аши отшатывается. Не может быть. Бормочет:
- Никогда не слыхал, чтобы в вашем городе водились вампиры.
Слуга мерит взглядом: что ты вообще слыхал, деревенщина?
- Уже пятая, - бросает хмуро. - Благодари того, кто от тебя беду отвёл. Или девчонку благодари. Может, вампир выбирал, кого убить - мальчишку или девчонку. Выбрал того, кто слабее. Благодари своих защитников, что не тебя.
Аши содрогается. Лезет в мешочек за монетками - рука натыкается на связку стекляшек. Жертва Чритаки. Горло сжимает судорога. Аши берёт несколько монет - подарить, на похороны, на белые цветы. И браслет. Подходит к телу, смотрит на него, на мать мёртвой. Мать не встречает взгляд, не видит. Ничего не видит. Аши надевает браслет мёртвой на холодное запястье.
- Прости, - говорит одними губами, без звука. - Больше мне нечего тебе дать, да и это тебе не нужно. Прости.
И идёт прочь со своим буйволом. Так болит, будто он, Аши, виноват. Или Хагима, завёрнутая в платок, засунутая в корзину - Хагима напоказ.
Боец всё вздыхает, косится на Аши печальным глазом. Может, дыхание Бойца, зверя из джунглей, отогнало вампира? Кто знает...
Аши идёт по проезжей дороге - и другие идут и едут. Аши слышит обрывки разговоров - но уже и сам догадался.
Иногда вампирами называют нетопырей. Твари из джунглей, мерзость из джунглей - прилетают беззвучно, опускаются на землю рядом со спящим, то ли бегут, то ли ползут, опираясь на свёрнутые крылья, прокусывают жилу зубами острее стального лезвия, лакают кровь крохотными языками, чмокают... Это не больно. Спящий не проснётся. Если нетопырей много, не проснётся никогда.
Но это - мрачная шутка.
Потому что нетопыри - живые твари, а вампир - тварь мёртвая.
Лучше человеку с горячей кровью ничего о нём не знать. Говорят шёпотом - шёпотом передают друг другу: вампир - посмертие жреца Хагимы. Любимец Хагимы. Её страж. Её палач.
Раньше говорили шёпотом, чтобы не накликать беду. Теперь - потому что не только божества, но и люди не в добрый час могут услышать.
Аши смертепоклонников понимает. Их все понимают.
Жизнь - тяжела. Жить - больно. Жизнь - вечная война с джунглями, вечные потери. Самые любимые, самые тёплые - уходят, умирают. То голод, то боль, то холод, то зной. И неизвестно, куда отправишься, оставив земную юдоль.
Хорошо, если достигнешь благодати, растворишься в сиянии милости Шогдара. Но для этого надо быть святым - а кто свят?
Простец благодати не достигнет, где ему! Уйдёт его бедная душа на новый круг, а после - снова, а после - опять. И каждую жизнь будут джунгли, дожди и засуха, голодуха, потери и тяжкий труд. Если не согрешишь. А вдруг согрешишь, крутанёшь назад колесо судеб? Ладно, ещё - станешь в будущей жизни мудрым и кротким буйволом, как Боец. Ладно, ещё - слоном или древесным котом. А если нетопырём? Если пиявкой в болотной жиже?
Жить - мука, и умереть не лучше.
А Хагима своим обещает определённо: больно и плохо больше не будет. Обещает своим верным подданным собственную благодать. Что слабые души под её рукой найдут отдохновение, а сильные получат власть. Если верно служить Хагиме, то один раз отмучаешься - и всё.
