«Я научилась слишком поздно! – помрачнела Мэдук. – Бедняга Пимфид валяется, мертвый, в придорожной канаве, и все из-за того, что мне не терпелось побывать на флохаметской ярмарке».

Твиск беззаботно махнула рукой: «Ведь не ты убила Пимфида?»

«Конечно, нет!»

«Тогда тебе не о чем жалеть».

Но огорчение Мэдук нельзя было рассеять так легко: «Все это хорошо и замечательно, но Оссип и Саммикин, забившие его насмерть кольями, тоже не испытывают никаких сожалений. Они колотили его и колотили, пока не брызнула кровь, а потом погнались за мной и украли Тайфера! Я тебя встретила, и меня это очень радует, но я не могу забыть Пимфида и Тайфера».

Зокко усмехнулся: «Чисто женская черта – она уже умеет петь басом и сопрано одновременно!»

Твиск повернулась к гному, вопросительно приподняв бровь: «Кажется, ты что то сказал?»

Зокко облизнул губы: «Всего лишь праздное наблюдение, не более того».

«Так как тебе все равно нечего делать, может быть, ты мог бы разобраться с обстоятельствами, причиняющими моей дочери столько беспокойства».

«Не вижу, почему я должен оказывать одолжение тебе или твоей достаточно непривлекательной дочери», – капризно отозвался гном.

«Дело твое!» – великодушно пожала плечами Твиск. Доверительно наклонившись к Мэдук, она добавила: «Древесным гномам не хватает воображения. Зокко, например, представляет себе, что в ближайшем будущем его ждет блаженная праздность, лишенная забот и унижений. Как ты думаешь, его представления расходятся с действительностью?»

«Существенно».

Зокко суетливо вскочил на ноги: «У меня, кажется, есть пара свободных минут. Ничего страшного не случится, если я пойду взгляну, как обстоят дела и, может быть, внесу кое-какие поправки».

Твиск кивнула: «Возвращайся с отчетом безотлагательно!»

Зокко мигом удалился. Твиск смерила свою дочь взглядом с головы до ног: «Забавно, забавно! Как я уже упомянула, я почти забыла о твоем существовании».

«С твоей стороны было не очень красиво отдавать маленькую дочь чужим людям и подменять меня чужим младенцем!» – с обидой выпалила Мэдук.

«Все не так просто, – возразила Твиск. – Вопреки тому, что тебе хочется думать, ты не уродилась таким уж милым созданием – напротив, с тобой была одна морока. Типпит был тихий и послушный мальчик с золотистыми кудрями; он курлыкал и смеялся, а ты всегда пиналась и пищала. Мне не терпелось от тебя избавиться».

Мэдук придержала язык; в данном случае упреки были очевидно бесполезны. «Надеюсь, теперь тебе представилась возможность изменить свое мнение», – с достоинством сказала она.

«Из тебя могло бы получиться что-нибудь и похуже. Кажется, ты унаследовала от меня какое-то подобие умственных способностей и, пожалуй, некоторую долю моей привлекательности, хотя у тебя на голове не прическа, а ералаш».

«Это потому, что я в ужасе носилась по лесу и пряталась под трухлявым бревном. Ты могла бы подарить мне волшебный гребень, чтобы я не тратила столько времени на причесывание».

«Удачная мысль! – заметила Твиск. – Ты найдешь этот гребень у себя под подушкой, когда вернешься в Саррис».

Уголки губ Мэдук опустились: «Мне придется вернуться в Саррис?»

«Куда еще?» – с легкой издевкой спросила Твиск.

«Мы могли бы жить вместе в красивом маленьком собственном замке – может быть, на берегу моря».

«Это непрактично. Ты неплохо устроилась в Саррисе. Не забывай, однако, что никто не должен знать о нашей встрече – и в первую очередь король Казмир!»

«Почему? Хотя, конечно, я ничего не собиралась ему рассказывать…»

«Это долгая и сложная история. Казмир знает, что ты – подкидыш, но сколько он ни старался, он так и не смог узнать, кем стал настоящий ребенок Сульдрун. Если Казмир это узнает – а из тебя он мог бы добыть эти сведения пыткой – он подошлет убийц в Тройсинет, и Друн распрощается с жизнью».

Мэдук поморщилась: «Зачем ему устраивать такую подлость?»

«Затем, что Казмира тревожит предсказание о судьбе сына Сульдрун. Только жрецу Умфреду известна истина, но он ее бережет, как зеницу ока – по меньшей мере до поры до времени. А теперь, Мэдук, хотя мне было любопытно с тобой поболтать…»

«Не уходи! Нам еще о многом нужно поговорить! Мы сможем скоро встретиться снова?»

Твиск безразлично пожала плечами: «Обстоятельства моей жизни постоянно меняются – я не могу строить определенные планы».

«В моей жизни обстоятельства меняются скорее внезапно, нежели постоянно, – сказала Мэдук, – и я не совсем уверена, что хорошо их понимаю. Девонета и Хлодис, например, обзывают меня „бастардом“ и не упускают случая указать на то, что у меня нет родословной».

«Формально они правы, хотя выражают свое мнение довольно бесцеремонно».

«Я так и думала, – огорчилась Мэдук. – И все же я хотела бы знать, как зовут моего отца, какие у него характер и внешность, какое положение он занимает…»

Твиск рассмеялась: «Это головоломка, которую даже я не пытаюсь разгадать».

Мэдук изумленно раскрыла глаза: «Ты не помнишь, как его зовут?»

«Нет».

«А его положение? Происхождение? Как он выглядел?»

«Все это было слишком давно. Почему я обязана помнить мельчайшие подробности всей своей жизни?»

«И все же, раз он был моим отцом, несомненно он занимал высокое положение, у него была древняя и славная родословная?»

«Не помню, чтобы я встречалась с таким высокопоставленным аристократом».

«Значит, я не могу даже утверждать, что я – внебрачная дочь знатного вельможи?»

Твиск проявляла нетерпение – ей явно наскучила эта тема: «Утверждай, что хочешь! Никто не сможет опровергнуть твои заявления, даже я! В любом случае, по каким бы законам ты ни родилась, тебя все еще считают принцессой Лионесской. А это завидное, высокое положение!»

Уголком глаза Мэдук заметила, как рядом мелькнуло что-то зеленое и синее: «Зокко вернулся».

Гном отчитался перед феей: «Никакого трупа или мертвого тела мне найти не удалось, и я сделал вывод, что в данном случае можно говорить о попытке убийства, но не об убийстве как таковом. Продолжив розыски на восток вдоль Старой дороги, я заметил бродяг непотребной внешности, ехавших верхом. Толстяк Саммикин взгромоздился на высокой гнедой кобыле, покачиваясь, как верблюжий горб. Долговязый Оссип оседлал серого в яблоках пони, волоча ноги по земле».

«Ох, мой бедный Тайфер!» – всплеснула руками Мэдук.

«И чем завершилось твое рассмотрение этого дела?» – поинтересовалась Твиск.

«Лошади привязаны к ограде загона. Бродяги бегут со всех ног в Голые холмы – за ними гонятся два бурых медведя».

«Пожалуй, Саммикина следовало превратить в жабу, а Оссипа – в саламандру. Кроме того, на твоем месте я уделила бы больше внимания подтверждению кончины Пимфида – хотя бы потому, что не хотела бы упустить случай полюбоваться на ходячий труп».

«Значит, наверное, он еще жив!» – предположила Мэдук.

«Такая возможность, конечно, существует», – кивнула Твиск.

«Если он хотел, чтобы его считали мертвым, ему следовало оставаться на месте», – проворчал Зокко.

«Именно так, – сказала Твиск. – Зокко, можешь идти. И впредь не пытайся водить за нос мою невинную маленькую дочь!»

«Возраст ее очевиден, хотя невинность вызывает сомнения, – пробормотал себе под нос древесный гном. – Так или иначе, всего хорошего». Словно опрокинувшись спиной вниз с гладкого валуна, Зокко исчез.

«С ним еще можно иметь дело, другие гномы не так покладисты, – заметила фея. – Но время не ждет. Мне было очень приятно с тобой встретиться после многолетней разлуки, но…»

«Подожди! – воскликнула Мэдук. – Я все еще ничего не знаю ни о своем отце, ни о моей родословной!»

«Я об этом подумаю. Тем временем…»

«Пожалуйста, не уходи! Мне нужна твоя помощь – я сама не справлюсь!»

«Как тяжко бремя родительского долга! – вздохнула Твиск. – Что еще тебе нужно?»

«Даже если Пимфид не умер, он, наверное, еле жив, его жестоко избили. Дай мне что-нибудь, от чего он выздоровеет».