— Я никого не убивал, — прервал ее Гури. — Я только лазутчик. Но у нас теперь много воинов, и Гел готовится напасть на вас здесь, прямо в вашем стойбище.
— Если твой вождь сошел с ума, это вовсе не значит, что ты должен следовать за ним. — Элета забрала пустую миску и приготовилась залить кипятком сухие сосновые иглы с листьями вербы, растолченные в деревянной чашке — излюбленный напиток ее мужа и сына.
— Нет, — ласково остановил ее Гури. — Лучше холодного молока. — И продолжал: — Гел знает что делает. К клану Тикали недавно примкнул клан Фраки. Одноглазый Зорк, их вождь, умеет повелевать огнем. Мы уже спалили одну из ваших застав и скоро спалим все остальные. Это оказалось очень просто. Ваши воины не умеют защищаться, когда вокруг все горит. Когда закончится этот дождь и крыши ваших домов высохнут, мы пошлем сюда огненные стрелы. Тебе нужно обязательно бежать, мама.
— Но ведь ты родился здесь и сам прекрасно понимаешь, чем все это кончится! — возмутилась Элета. — Погибнут ни в чем не повинные труженики, которые никогда не брали в руки оружие и умеют не сражаться, а обрабатывать землю. По их трупам вы дойдете разве что до стен Малого Вайла’туна, но там вас встретят лучшие войска Ракли и перебьют всех до одного. Я не хочу потерять тебя, — добавила она и посмотрела на сына умоляюще.
— Если ты даже и права, — буркнул Гури, — я ничего не могу сделать. Когда прекратится дождь, мы выступаем. Гел и Зорк отдали приказ. Кроме того, ваши воины не такие уж непобедимые. Знаешь, откуда у меня этот нож? — Он повертел перед собой широким лезвием. — Я нашел его среди оружия, которое мы сняли с убитых илюли… Я хотел сказать, с отряда, который первым пришел на пепелище заставы. Мы перебили их всех. Даже из укрытия не вышли. Теперь мы не боимся ничего.
Элета проглотила горький комок. Как и все вабоны, она слышала о том, что шеважа умудрились несколько дней назад спалить одну из застав, куда Ракли распорядился незамедлительно отправить подкрепление. Теперь она узнала, какая незавидная судьба постигла его храброе войско. И, судя по словам ее сына, это лишь начало.
— Ты так просто об этом говоришь… — пробормотала она. — Ты хоть понимаешь, кого зовешь «илюли»? Они же твои братья. Одумайся!
— И они убивают моих братьев! — поднял мозолистую ладонь Гури, как щитом встречая праведное негодование матери. — На чьей стороне я должен быть? Они убили моего отца. Они нападают на наши стойбища и точно так же убивают наших женщин и детей. Ты о них говоришь, мама?
Элета схватилась за голову и тихо застонала. Нет выхода. Нет правых. Нет виноватых. Война объявлена всем и вся. Война, в которой для нее самой есть только проигравшие. Она уже потеряла мужа. Теперь вот-вот потеряет сына. Если сын чудом останется жив, это будет означать, что погибли те, кого она с детства считала своей семьей: потомки Тангая, Овина и Кентигерна, о которых ей недавно рассказывал Тэрл. Тэрл, который сейчас спит в своем тереме и лишь догадывается об уготованной всем им участи. Она же знает про нее наверняка. Она обязана предупредить его и остальных. И как можно скорее.
Элета поднялась из-за стола. Гури опасливо покосился на нее. На его густой бороде белели молочные капли.
— Ты куда?
— Ты же сам сказал, надо бежать.
Он открыл было рот, вероятно, чтобы возразить, но его прервал лай соседской собаки.
— Сюда идут, — шепнула Элета. — Прячься!
О том, что у нее когда-то был слуга-шеважа, кое-кто из односельчан еще помнил. О том, что с ним она прижила сына, не знал никто. И сейчас было далеко не лучшее время открывать правду.
Гури недолго думая юркнул обратно под тряпичный тюк. Не успел он как следует замаскироваться, как в дверь постучали. Стук был настойчивым и не оставлял сомнений: незваный гость прекрасно осведомлен, что хозяйка дома.
— Кто? — на всякий случай крикнула Элета.
Стук повторился — нетерпеливый и упрямый.
У нее екнуло сердце: добрые соседи так не стучат. Правда, лесные дикари тоже едва ли стали бы утруждать себя стуком. Была еще одна догадка, но проверить ее было нельзя, не открыв.
Во входной двери кроме щелей имелась специальная прорезь, позволявшая увидеть, кто стоит по ту сторону. Если только этот «кто-то» не прячется на корточках.
Элета отдернула домотканую занавеску и приникла к щели.
Непростительная поспешность, которая могла бы стоить ей жизни и уж во всяком случае зрения, окажись на месте мокнущего под дождем Струна коварный враг.
— Элета, это я, отвори, разговор есть, — сказал он, заметив в прорези немигающие глаза целительницы.
— Если ты по делу, что молчишь и не отзываешься?
Настороженный взгляд исчез. Звякнула щеколда запора, и дверь приоткрылась.
Следом за Струном, чуть ли не оттолкнув его плечом, в избу вошел Фейли, до сих пор прятавшийся под окном.
— Где? — с порога начал он, наступая на оробевшую от неожиданности женщину.
Струн невольно поморщился. Ему стало неприятно оттого, что пришлый человек, пусть даже такой знаменитый, каким был в его глазах Фейли, не проявляет ни малейшего пиетета перед положением и возрастом целительницы. Сам он никогда в жизни не посмел бы врываться без спроса в ее дом и сразу припирать к стенке, чуть не хватая за грудки, даже если бы знал наверняка, что она прячет у себя врага. Когда Фейли незадолго до этого примчался к ним в терем и, угрожая разбудить только что задремавшего Тэрла, принялся звать Струна наведаться в дом Элеты, тот сперва решил, что его разыгрывают. Фейли стоял на своем: он видел шеважа, настоящего, рыжеволосого, правда, легковооруженного, который проник в избу их уважаемой целительницы и подозрительно не торопится уходить даже после ее возвращения. Он хотел ее предупредить, когда заговорил с ней на улице, однако передумал, и теперь только утвердился во мнении, что она и шеважа действуют заодно: в противном случае дикарь, прикончив ее, давно двинулся бы дальше или сбежал с награбленным обратно в лес. «Значит, он убил ее и чего-то дожидается», — вслух решил тогда Струн, но Фейли убедил его оставить на время дежурство в изголовье Тэрла и проверить все самим.
Фейли первым подкрался к избе целительницы и некоторое время наблюдал за происходящим внутри через маленькое окошко. Наконец он подал условный сигнал Струну, и тот направился к двери. Он тоже старался не слишком шуметь, однако при его приближении соседская собака, совершенно не учуявшая до того Фейли, все же встревожилась и забрехала. Последовавший за стуком вопрос «Кто?», произнесенный явно живой и лишь слегка взволнованной женщиной, окончательно поверг Струна в смятение. Сейчас он смотрел мимо нее, на веселое пламя очага и стол с остатками скромной трапезы, и не знал, что говорить и куда кидаться. В избе все было как будто тихо и мирно. Какое счастье, что они ошиблись!
Фейли надежд спутника на мирный исход вторжения не разделял. С целительницей он познакомился давно, однако был в туне человеком случайным и верил только тому, что видел. А видел он предостаточно.
— Где шеважа? — повторил он свой вопрос и красноречиво вынул из-за спины короткий меч из тех, которыми оружейники снабжали лучников и арбалетчиков на случай рукопашной. — Не отпирайся, он здесь. Ты разговаривала с ним.
— Что вам от меня надо? — пролепетала Элета и добавила более ровным голосом, приличествующим целительнице: — Как вы смеете?!
— Перекрой-ка выход, — приказал Фейли Струну и осторожно двинулся внутрь избы, где, казалось, не было места, чтобы скрыться. Струн пожал плечами, сделал шаг назад, снова запер дверь за крючок и взял наперевес дубинку, с которой, как и Тэрл, расставался разве что во сне. Элета растерянно взирала на их приготовления и сбивчиво призывала опомниться.
Не обращая на нее ни малейшего внимания, Фейли крадучись вышел в центр избы, осмотрелся, указал Струну концом меча на ворох тряпок у стены и с видом выполненного долга присел на угол сундука. Выдержал паузу. После чего неожиданно для всех присутствующих гортанно выпалил: