Уил вышел из положения, обвязав концы пледа вокруг лезвия, после чего закинул меч на плечо, крепко взявшись за драгоценную рукоять. Бросил последний взгляд на развалившийся под деревом скелет. Развалившегося в прямом смысле слова, поскольку в результате снятия кольчуги у него оторвались обе руки и вывалилось несколько ребер.

Уилу всегда хотелось иметь собственный череп. Черепа были у всех монахов, обитавших в Уинчестерском монастыре, а некоторые из божьих братьев во время служб даже носили их привязанными к поясу. Считалось, что это мощи почивших в святости праведников, с которыми монахам предписывалось советоваться в часы раздумий и сомнений. Уилу же казалось, что монахи просто кичатся своими реликвиями и не испытывают от обладания ими ничего, кроме гордыни всевластия.

Вздохнув, он наклонился и поднял череп за костяную перемычку между глазными впадинами. Нижняя челюсть безвольно болталась и лязгала желтыми зубами. Откуда же ты прибыл, храбрый рыцарь, чтобы столь бесславно закончить свои дни здесь, в этом пересохшем болоте?

Уил сам удивился своей догадке. А ведь действительно очень похоже на выжженное солнцем болото, деревья в котором сначала сгнили, а потом высохли, превратившись в труху. Он вспомнил, как радостно занималась эта труха пламенем, и его передернуло. Нельзя больше терять драгоценное время, пора в путь!

Сунув череп в мешок, Уил поправил меч на плече и побрел вперед, держась левее своей укорачивающейся тени.

Так он шел весь день, сделав всего два привала, но за это время выпив почти половину фляжки. В отличие от обжигающего горло эликсира, глотать пусть и теплую, но дождевую воду было куда приятнее, и он не находил в себе сил ограничиваться двумя-тремя глотками за раз. Кроме того, вода сразу же выходила обратно потом, и хотелось пить еще и еще.

Под вечер Уил как-то отчетливо понял, что вот-вот умрет. Соблазн допить фляжку и забыться последним блаженным сном, не думая об ужасе пробуждения, был слишком велик. Лежавший рядом меч колол его в бок, подначивая так и поступить. Уил вздохнул. Поднявшийся в сумерках слабый ветерок донес до него едва различимый запах хвои. Уил закрыл глаза, проваливаясь в безрадостное забытье, но потянул носом и встрепенулся. Сна как не бывало. Он вдыхал аромат живого леса!

Вскочив и даже не заметив, как сломал головой слишком низко наклонившуюся ветку, Уил определил, откуда дует легкий бриз, и устремился в том направлении через ночь, через мрак, через цепляющийся за ноги и руки сухостой, только вперед, из последних сил. Так сам собой переходит в галоп взмыленный конь, почуявший конец утомительного перехода и близость студеной воды и свежего сена.

С каждым десятком шагов ветер как будто даже усиливался. Ноги Уила уже не проваливались в труху, а твердо ступали по настоящей земле. Казалось, еще немного, и он разрыдается от счастья, упиваясь мыслью о том, что Господь не оставил его в беде и не дал погибнуть, не увидев в последний раз отчего крова.

Его окликнули. По-прежнему не видя ни зги, он удивленно повернул голову на зов и получил тяжелый удар по затылку. Уил почувствовал, что падает в пропасть, и потерял сознание.

— Он не похож на шеважа, — сказал Граки, в голосе которого послышалось удивление, сменившееся раздражением. — Дорого бы я дал, чтобы понять, на кого он вообще похож, только не на шеважа — это точно. Правильно, что не прикончили его на месте, а приволокли сюда. — Он свирепо глянул на собравшихся в просторной хижине людей. Некоторые невольно подались назад. — Но могли бы обождать до утра. Кому взбрело в голову будить меня среди ночи? Тебе, Шиган?

Тот, кого назвали Шиган, могучего вида старик с гладко выбритой головой и длинной седой бородой, спокойно выдержал направленный на него взгляд, потер подбородок и задумчиво кивнул.

— Я решил, тебе захочется посмотреть вот на это, — негромко ответил он, и вынул из-за спины грязный мешок.

Увидев едва проглядывавшие сквозь толстый слой пыли переплетения окружностей, Граки хмыкнул и протянул руку. Шиган не спешил отдавать ему свою добычу. Он развязал узелки, и содержимое мешка, оказавшегося обычным куском материи, высыпалось на пол под ноги Граки.

— Тэвил! — выругался тот, отступая. — Что это за посуда?..

Граки не договорил. Взгляд его застыл на перекатывавшемся из стороны в сторону шлеме. Из шлема с шуршанием вывалилась скомканная кольчуга.

— А вот к чему этот малый привязал свой мешок. Фокдан, покажи-ка.

Фокдан, единственный оставшийся в живых из сыновей Шигана, такой же могучий и неторопливый в движениях, как отец, снял с плеча и шумно поставил перед собой длинную кожаную сумку. Все знали, что он носит в ней свои смертоносные стрелы. Одним рывком развязав тесемки, стягивавшие верх сумки, Фокдан сунул руку внутрь и извлек то, отчего у Граки перехватило дыхание: обоюдоострый меч с расщепленным клинком и повернутыми в противоположные стороны хищными орлиными головами. Между крепкими пальцами, сжимавшими рукоятку, проглядывали зеленые и красные драгоценные камни.

— Ты знаешь, что это такое, — чуть дрогнувшим голосом продолжал Шиган. — И потому я дерзнул разбудить тебя, чтобы ты сам посмотрел. Извини.

Некоторое время было слышно, как в тишине потрескивают факелы.

Скоро в хижине Граки собрались почти все воины заставы, кроме, разумеется, тех, кто находился в этот ночной час в карауле. Восемьдесят три видавших виды мужчины, покалеченные в нескончаемых битвах, хмурые и предпочитавшие словам действие. Они не умели складно говорить и размышлять вслух, но зато у них вот уже не один год получалось худо-бедно защищать эту часть Пограничья от набегов свирепых шеважа. Все уже знали, что произошло. Виновник их неурочного собрания был здесь же: странного вида исхудалый парень, непонятного возраста из-за преждевременной лысины, однако, судя по всему, явно нестарый, в изодранной рубахе и слишком широких для него штанах, связанный по рукам и ногам, лежал под балкой, подпиравшей коньковый брус крыши, и едва слышно стонал. Сидевшие по бокам охранники не обращали на него внимания и слушали, что говорит Граки.

— Сегодняшняя ночь, братья, загадала нам трудную загадку. — Граки, не моргая, смотрел в жаркое пламя костра и задумчиво крутил в пальцах деревянный кубик для игры в совпадения. — Я даже не берусь сказать, что произойдет, если нам в конце концов удастся ее разрешить, но что-то произойдет наверняка. — Он подкинул кубик и не стал его ловить. Кубик покатился по доскам пола и замер между разложенными перед костром трофеями: человеческим черепом, блюдом, фляжкой, тонким ножом, шлемом, кольчугой и мечом, мерцающим всеми гранями усыпавших рукоять драгоценных камней. — Сначала давайте разберемся, как этот человек попал к нам. Кто его поймал?

— Поймали его мои люди, Брентан и Дамзей, — подал низкий голос воин в причудливом зеленом наряде: бурый плащ, в который он по привычке кутался, будто от холода, был сплошь в зеленых лоскутках. Издали могло показаться, что перед костром сложена куча листьев. Говорившего звали Гейвен. Он возглавлял отряд лазутчиков. — Когда я его увидел, он уже был без сознания. Дамзей уверяет, что парень напал на него.

— А где Дамзей сейчас? — Граки подобрал кубик. — Думаю, стоит расспросить его самого.

— Я велел обоим оставаться на дежурстве. Сегодня в лесу неспокойно. Похоже, гроза, что разразилась прошлой ночью, пришлась не по душе шеважа: за день мы дважды видели их костры.

— Совсем обнаглели, — пробурчал сидевший справа от Граки Шиган. — Когда был жив мой отец, эти твари не приближались к заставе ближе чем на три полета стрелы. А теперь разгуливают у нас под носом да еще костры жгут.

Его замечание осталось без ответа.

— Как это произошло? — напомнил свой вопрос Граки. Кубик скрылся в его широкой ладони.

— И Брентан, и Дамзей сходятся на том, что этот парень шел, вернее, бежал, со стороны Мертвого болота. Все, что они у него нашли, перед тобой. Похоже, он пришел с другой окраины леса.