– И поэтому ты напялил чистые трусы на грязное? – проворчал майор. Том заморгал виновато… «Вот сейчас! Сейчас! Сейчас то, что пришло, сдастся и уйдет из мира, потому что…» – думал Кларенс.

– Пап, я думаю о другом. – Мальчик на миг опустил глаза. Потом поднял – жесткие, пристальные. За последние сутки он убил троих… или четверых? – Всем ли нашим можно доверять?

Майор молча смотрел на сына. Больше всего хотелось прикрикнуть и сказать, чтобы Том не лез не в свое дело. Но…

– Сегодня вечером – совещание у генерала Грилла, – сказал Кларенс, кладя руку на плечо сыну. – Возможно, ты прав. Есть очень высокая вероятность того, что ты прав. И тем не менее – пока тут все наши. Просто потому, что вокруг – чужие. И мы будем стараться остаться нашими. Все. Понимаешь?

Том кивнул. Отец кивнул тоже, отстранил сына и уже хотел позвать дочь в ванную, когда Том задумчиво сказал за его спиной, заставив майора замереть на месте:

– Чужестранцы в стране чужой…

Противохимических накидок в доме было несколько, самых разных. А был и большой пакет «одноразовых» прозрачных дождевиков зеленоватого цвета. Поразмыслив, майор выбрал накидку, а дождевики решил оставить детям. Он уже предупредил их, чтобы без этих штук они наружу не выходили вообще и всегда надевали на голову капюшон.

Дождь шел и шел. Он не стал сильней, он просто шел. И все. И ветер дул, дул, дул… Термометр за окном показывал плюс пятьдесят[3]. В мае тут такой погоды обычно не бывает…

Том пошел с ним. Не в штаб, конечно, а в магазин базы – со списком покупок. Джессика осталась дома, не одна, впрочем, – с нею пришла посидеть соседка, жена сослуживца Кларенса, сержант-связист.

Они шли по аллее вдоль плаца, шлепая по серым и черным лужам резиновыми сапогами. Окна во всех зданиях были темны, но всего лишь от светомаскировки.

– С покупками – сразу домой, – сказал майор, останавливаясь у поворота к магазину. – Не забудь сапоги…

– Я их помою из шланга. – В голосе Тома не было той ироничной досады, которая еще позавчера появлялась, если мальчику чудилось, что отец излишне опекает его, уже взрослого. – Тебя подождать?

– Неизвестно, в котором часу вернусь. Но ты не мог бы лечь спать у Джессики?

– Я уже перетащил туда спальник, – ответил Том. – Но, пап, знаешь… ей придется немножко повзрослеть. Я имею в виду, что я не бессмертный тоже. Как-то так, пап.

У Кларенса остановилось сердце. Он неверяще посмотрел на сына; желание было одно – закричать прямо в небо: «Да нет же, стой! Останови это! Хватит! Мы поняли!» Но… что, если там никого нет? Никого… никого не было? И…

Он так ничего и не сказал. Только кивнул. Около магазина и в нем самом ажиотажа не было, через мокрое стекло Кларенс увидел обычные заполненные полки, там ходила пара покупателей. Все как обычно. Том – с автоматом, на котором намотан полиэтилен (стрелять это не помешает), выглядел по-идиотски, по правде сказать.

Послышались мокрые шаги. Из-за магазина со стороны комендатуры вышел в мокром блестящем плаще, таком же, как у Кларенса, капрал. С винтовкой, с повязкой военной полиции на рукаве. Остановился на миг, потом подошел ближе, отдал честь:

– Капрал О’Нил, сэр, нахожусь на дежурстве в этом секторе… У вашего сына автомат, сэр?

– Да, капрал. – Майор мельком посмотрел на совершенно спокойно стоящего Томми.

– Это… игрушка? – Капрал чуть помедлил. – Сэр?

– Настоящий «калашников», взят им в бою вчера вечером. – Возникло ощущение нереальности происходящего, нереальности этого разговора – или совершенно новой реальности?

– Мальчик должен сдать оружие, – решительно заявил капрал. Голос из прошлого. Слабый голос из прошлого. Конечно, мальчик тринадцати лет не может ходить с оружием по воинской части. Да, черт возьми, нигде он с ним не может ходить!

Том молча выдвинул автомат от бока – стволом вперед.

И Кларенс подвел черту:

– Мой сын будет при оружии до того момента, пока я считаю это нужным, капрал.

– В таком случае я его просто заберу, сэр, простите, сэр! – Патрульный протянул руку уверенным жестом взрослого, точно знающего, что мальчишка не посмеет ослушаться. – Отдай автомат, парень!

– Том, – спокойно сказал Кларенс, не сводя глаз с капрала, – если капрал О’Нил еще раз повторит эту просьбу – выстрели ему в колено.

– Да без проблем, пап, – Томми ухмыльнулся и опустил ствол. Капрал застыл. Неверяще посмотрел на Кларенса:

– Да бросьте, майор… сэр…

– Том, если капрал О’Нил попытается забрать у тебя оружие силой сейчас или после того, как я уйду в штаб, – убей его, – так же негромко сказал Кларенс.

Том кивнул:

– Понял, пап.

– И на будущее, – продолжал Кларенс. – Убей любого, кто попытается взять у тебя оружие против твоей воли. Убей сразу же. На месте. Любого, кто будет на этом настаивать словами, – предупреди, что убьешь; если не заткнется – убей. Понял?

– Отлично понял, пап. – Том поднял ствол на уровень груди капрала. – Я не бандит, понимаете? И не горю желанием вас замочить, это так себе развлечение, поганое; теперь-то уж я знаю это точно. Собственно, я могу даже домой пойти, если уж так не хотите меня пускать в магазин, мне-то что. Но вы слышали, что сказал папа. А я послушный сын. В последние два дня – особенно.

– Не надо, капрал, – сказал Кларенс мирно. – Не надо сейчас о дисциплине и все такое прочее… Вас не будет рядом с моим сыном постоянно, чтобы его защищать. И меня может не оказаться рядом. Поэтому не надо – об автомате. Закрыли тему. Ведь так?

– О господи, сэр, – выдохнул капрал. И повторил: – О господи, сэр… – Его лицо стало совсем детским и беспомощным. – О господи, сэр… да меня бы самого кто защитил… – вырвалось у него со всхлипом. – Ладно вчера – бой… хотя какого черта, грузины же наши союзники… Но что сейчас-то, что вокруг творится?! Сэр, да мне просто страшно!

– Нам всем страшно, – ответил майор, отдавая честь. – Свободны, капрал. Том, иди за покупками. И домой…

В кабинете генерала собрались все старшие офицеры и начальники служб и отделов – почти четыре десятка человек. Кларенс, занимая свое место и отвечая кивками и улыбкой – вполне искренней – на поздравления, подумал неожиданно, что среди них, этих офицеров, нет ни единого афро– или латиноамериканца. У большинства были ирландские, англосаксонские, немецкие и голландские корни. Да и на всей базе, среди почти двух тысяч остальных офицеров, сержантов, рядовых, латиноамериканцев и афроамериканцев было меньше сотни (и они менее всего походили на «средних» представителей своих рас). При том, что белые составляли всего около 60 % Вооруженных сил США. И так обстояло везде, по всей группировке. И тут, и на Балтике, и в Восточной Европе. Везде было одинаково.

«А что, если…» – подумал Кларенс и попытался остановить эту мысль, оборвать ее – но она не ушла… «Что, если вот в такие группировки по белу свету нарочно выпихнули тех, кто был неугоден администрации? Или это случайное совпадение – принятие целого ряда странных… и… и страшных федеральных законов именно с того момента, как началась «миротворческая операция» в РФ?» Вспомнились сообщения о том, какие именно законы были приняты за последние месяцы. Он как-то не задумывался над этим. Не обобщал.

Но тогда получалось…

– Джентльмены, генерал!

Трехзвездный генерал Джосайя Грилл – сухощавый, подтянутый, выглядевший лет на сорок вместо своих почти шестидесяти – вошел в кабинет в сопровождении майора Барнэби, начальника метеослужбы. Кажется, они о чем-то говорили еще снаружи. Вот Грилл кивнул; Барнэби отдал честь и пошел на свое место, а генерал встал перед креслом во главе стола – меж двух скрещенных знамен, под портретом… Портрета не было.

– Джентльмены, садитесь, – Грилл кивнул. – Майор Кларенс, очень рад вас видеть. Позже мы выслушаем ваш доклад о том, что вы наблюдали за пределами базы.

– Да, сэр, – машинально кивнул Кларенс, все еще таращась на пустой темный прямоугольник на стене между знаменами.