Дом миссис Осмонд находился в глубине квартала, распахнутые ворота покачивались на ржавых петлях. Рентелл, помедлив у росшего рядом с тротуаром платана, решительно пересек садик и быстро вошел в дом.

В это время дня миссис Осмонд обычно загорала на веранде, но сегодня она сидела в гостиной. Когда Рентелл вошел, она разбирала старые бумаги, которыми был набит небольшой чемоданчик.

Рентелл даже не обнял ее и сразу подошел к окну. Шторы были приспущены, и он их поднял. Метрах в тридцати возвышалась сторожевая башня, нависая над опустевшими домами. Наискосок за горизонт уходили рядами башни, полускрытые яркой пеленой.

— Ты считаешь, что тебе обязательно надо было приходить? — беспокойно осведомилась миссис Осмонд.

— Почему бы и нет? — спросил Рентелл. Он рассматривал башни, засунув руки в карманы.

— Но если они станут следить за нами, то заметят, что ты ходишь ко мне.

— На твоем месте я бы меньше верил разным слухам, — спокойно ответил Рентелл.

— Что же тогда все это значит?

— Не имею ни малейшего представления. Их поступки могут быть в той же степени случайны и бессмысленны, как и наши. Возможно, они и в самом деле собираются установить за нами надзор. Но какое имеет значение, если они только смотрят?

— В таком случае тебе вообще не нужно больше приходить! — воскликнула миссис Осмонд.

— Но почему? Не думаю, что они могут видеть сквозь стены.

— Не так уж они глупы, — бросила миссис Осмонд. — Они скоро сообразят, что к чему, если уже не сообразили.

Рентелл отвел взгляд от башни и терпеливо посмотрел на миссис Осмонд.

— Дорогая, в твоем доме нет подслушивающей аппаратуры. Потому им неизвестно, чем мы занимаемся: теологической беседой или обсуждением эндокринной системы ленточного червя.

— Только не ты, Чарлз, — захихикала миссис Осмонд. — Только уж не ты. — Явно довольная своим ответом, она смягчилась и взяла сигарету из шкатулки на столе.

— Возможно, они меня не знают, — сухо произнес Рентелл. — Более того, я совершенно уверен, что не знают. Если бы знали, то не думаю, что я еще находился бы здесь.

Он почувствовал, что начал сутулиться, — верный признак волнения.

— Будут сегодня в школе занятия? — спросила миссис Осмонд, когда он уселся на диване в своей любимой позе, вытянув длинные ноги.

— Трудно сказать, — пожал плечами Рентелл. — Хэнсон утром пошел в Таун‑холл, но там, как всегда, ничего не знают.

Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана старый, аккуратно свернутый женский журнал.

— Чарлз! — воскликнула миссис Осмонд. — Где ты его достал?

— Дала Джорджина Симоне, — ответил Рентелл. С дивана можно было видеть сторожевую башню. — У нее полным‑полно таких журналов.

Он встал, подошел к окну и задернул шторы.

— Чарлз, не надо! Я же ничего не вижу.

— Потом посмотришь, — ответил Рентелл, опять устраиваясь на диване. — На концерт сегодня идешь?

— Разве его не отменили? — спросила миссис Осмонд, неохотно откладывая журнал.

— Конечно, нет.

— Мне что‑то не хочется, Чарлз. — Миссис Осмонд нахмурилась. — А что за пластинки собирается проигрывать Хэнсон?

— Чайковский и Григ. — Рентелл старался заинтересовать ее. — Ты должна пойти. Мы же не можем целыми днями сидеть дома, плесневея от скуки.

— Я все понимаю, — протянула миссис Осмонд капризно. — Но у меня нет настроения. Давай сегодня не пойдем. Да и пластинки мне надоели — я их столько раз слышала.

— Мне они тоже надоели. Но, по крайней мере, это хоть какая‑то деятельность. — Он обнял миссис Осмонд и начал играть завитком волос за ухом, позванивая ее большими блестящими серьгами. Когда он положил руку ей на колено, миссис Осмонд встала и отошла, поправляя юбку.

— Джулия, да что с тобой? — раздраженно спросил Рентелл. — У тебя голова болит?

Мисс Осмонд стояла у окна, глядя на сторожевые башни.

— Как ты думаешь, они выйдут оттуда?

— Разумеется, нет! — бросил Рентелл. — С чего ты взяла?

Внезапно он почувствовал, что злится и ему все больше хочется скорей уйти из этой тесной и пыльной комнаты.

Он встал и застегнул куртку:

— Встретимся сегодня в Институте, Джулия. Начало концерта в три.

Миссис Осмонд рассеянно кивнула, открыла дверь и мелкими шажками вышла на веранду, не задумываясь, что ее видно с башен, с отрешенным выражением молящейся монахини на лице.

Как Рентелл и предполагал, на следующий день занятия в школе были отменены. Послонявшись после завтрака по гостинице, он с Хэнсоном пошел в Таун‑холл. Единственный чиновник, которого им удалось отыскать, ничего не знал.

— До сих пор мы не получили никаких распоряжений, — объяснил он. — Но можете быть спокойны: как только что‑то прояснится, вам сразу сообщат. Правда, насколько я слышал, произойдет это не скоро.

— Таково решение школьного комитета? — спросил Рентелл. — Или это очередная блистательная импровизация секретаря муниципального Совета?

— Школьный комитет больше не функционирует, — сказал чиновник. — А секретаря, боюсь, сегодня нет на месте. — Прежде чем Рентелл смог что‑либо вставить, он добавил: — Жалованье вам, конечно, будет продолжать идти. Если хотите, на обратном пути можете заглянуть в финансовый отдел.

Выйдя из Таун‑холла, Рентелл и Хэнсон решили выпить кофе. Найдя открытое кафе, они уселись под тентом, поглядывая на сторожевые башни, нависшие над крышами. Деятельность в башнях по сравнению с вчерашним днем существенно уменьшилась. Ближайшая башня находилась в пятнадцати метрах от них, прямо над пустым зданием конторы на противоположной стороне улицы. Окна в наблюдательном ярусе оставались закрытыми, но Рентелл заметил за стеклом мелькавшую время от времени тень.

Наконец к ним подошла официантка, и Рентелл заказал кофе.

— Я соскучился по урокам, — заметил Хэнсон. — Безделье все же ощутимо утомляет.

— Это точно, — согласился Рентелл, — остается только зазвать кого‑нибудь в школу. Жаль, что вчерашний концерт не удался.

Хэнсон пожал плечами:

— Может быть, в следующий раз смогу достать новые пластинки. Кстати, Джулия вчера прекрасно выглядела.

Рентелл легким поклоном поблагодарил за комплимент и сказал:

— Надо бы чаще выводить ее в свет.

— Полагаешь, это разумно?

— Что за странный вопрос?

— Ну, знаешь ли, только не в нынешней ситуации, — Хэнсон кивнул на сторожевые башни.

— Не понимаю, при чем здесь это, — отрезал Рентелл. Он терпеть не мог обсуждать свою или чужую личную жизнь и только собрался переменить тему, как Хэнсон перевел разговор в неожиданное русло:

— Может, и ни при чем, но как будто на последнем заседании Совета о тебе упоминали. Кое‑кто весьма неодобрительно отзывался о ваших отношениях с миссис Осмонд. — Хэнсон улыбнулся помрачневшему Рентеллу. — Понятно, что ими движет зависть, и ничего больше, но твое поведение действительно многих раздражает.

Сохраняя самообладание, Рентелл отодвинул чашку:

— Не скажешь ли ты мне, какое их собачье дело?

Хэнсон хохотнул:

— Ясно, что никакого. А поскольку у них в руках власть, то я бы советовал тебе не отмахиваться от подобных указаний. — При этих словах Рентелл фыркнул, но Хэнсон невозмутимо продолжал: — Между прочим, через несколько дней ты можешь получить официальное уведомление.

— Что?! — Рентелл взорвался было и тут же взял себя в руки. — Ты это серьезно? — И когда Хэнсон кивнул, он зло засмеялся. — Какие идиоты! Не знаю, почему только мы их терпим. Иногда их глупость меня просто поражает.

— Я бы на твоем месте воздержался от таких замечаний, — заметил Хэнсон. — Я позицию Совета понимаю. Памятуя, что суета в сторожевых башнях началась вчера, Совет, скорее всего, полагает, что нам не следует делать ничего, что могло бы их озлобить. Кто знает, но Совет, возможно, действует в соответствии с их официальным распоряжением.

Рентелл с презрением взглянул на Хэнсона:

— Ты в самом деле веришь, будто Совет как‑то связан с башнями? Быть может, простаки и поверят в такую чушь, но, Бога ради, избавь от нее меня. — Он внимательно посмотрел на Хэнсона, прикидывая, кто же мог снабдить его такой информацией. Топорность методов Совета вызывала раздражение. — Впрочем, спасибо, что предупредил. Очевидно, когда мы с Джулией завтра пойдем в кино, публика в зале будет страшно смущена.