— Тебя утомили разговоры с коллегами, распитие спиртных напитков или же что-то еще? Судя по отсутствию белья под платьем доктора Портман, это на самом деле было что-то еще.
— Когда ты успела узнать, что на ней нет белья?
Афродита отложила кисть, которую взяла было в руки, и оперлась на туалетный столик.
— Знаешь, — сказала она, — может, ты и идиот, но я еще большая идиотка. Когда ты мне что-то обещаешь, я верю, что ты выполнишь обещание! Но как я могу тебе верить в вопросах, которые касаются женщин? Да ты умрешь, если одна из них пройдет мимо тебя! Ты физически не способен не обращать внимания на то, что хотя бы отдаленно напоминает женщину, как наркоман не может пройти мимо дозы! — Она повернулась к нему. — Ты ведь обещал мне, Вивиан!
— Я уже одел тебе на палец кольцо, и теперь ты считаешь меня своей собственностью?
— Кольцо не сделает тебя моей собственностью! Тебя вообще ничего не сделает моей собственностью! Равно как и собственностью кого-то еще! Хранить кому-то верность — это выше твоих сил!
Вивиан поднялся и подошел к ней.
— И что, если так? Ты живешь со мной четыре года и знаешь, что я не являю собой идеал нравственности.
— Да, но ты мне обещал!
— Я тебе ничего не обещал.
Афродита посмотрела на него.
— Да, — повторил Вивиан. — Я тебе ничего не обещал. Мы обсуждали эту тему, но обещаний я тебе не давал.
— Хорошо. Тогда я тоже не буду давать тебе обещаний. — Она предостерегающе подняла руку. — Не прикасайся ко мне! Как ты можешь после того, как… — Она тряхнула головой. — Или ночью тебе не хватило?!
— Прекрати эту сцену, Дита. Я не собираюсь оправдываться. Если я тебя не устраиваю, ты можешь уходить из этого дома. Я никогда не держал тебя тут силой.
— Я подумаю над твоим предложением. — Она собрала косметику. — А ты можешь возвращаться в кровать и мечтать о докторе Портман. Думаю, это доставит тебе больше удовольствия, чем мысли обо мне.
— Уильям, сейчас же прекрати и позволь доктору делать свою работу. Он не будет сидеть с тобой всю ночь!
Темноволосый мальчик в очередной раз всхлипнул, но ничего не ответил матери. Он покорно протянул руку, и доктор Мори взял со стола баночку с белой мазью.
— Не бойся, — успокоил он мальчика. — Я не сделаю тебе больно. Через пятнадцать минут ты забудешь, что обжегся.
Мальчик наблюдал, как Вивиан накладывает на обожженный участок кожи тонкую марлевую повязку.
— Ну, вот и все. Ты держался молодцом. Возьми, ты это заслужил.
Пациент всхлипнул в последний раз — очевидно, только для вида — и, освободив полученную конфету от обертки, с наслаждением ее разгрыз. Мать обняла его за плечи.
— Спасибо вам, доктор, — сказала она. — Я так испугалась…
— В следующий раз не оставляйте его на кухне в одиночестве, особенно во время того, как вы готовите ужин. Детское любопытство может привести к печальным последствиям.
Женщина строго посмотрела на сына.
— Поблагодари доктора, Уильям, — сказала она.
— Спасибо, доктор, — с готовностью отозвался мальчик, продолжая грызть конфету.
Вивиан потрепал его по волосам.
— Не за что. Но давай договоримся, что ты больше не будешь подходить к плите и проверять температуру масла на раскаленной сковородке.
Доктор Роберт Диксон дождался, пока посетители покинут кабинет, вошел и сел в кресло возле окна.
— У тебя тут сегодня детский сад? — спросил он.
— Такое впечатление, что все матери в этом городе оставили детей без присмотра, и они либо засовывают руки в кипящее масло, либо что-нибудь глотают, либо где-нибудь застревают.
Роберт открыл окно и достал сигареты. Вивиан надел очки и склонился над медицинскими картами.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, бросив короткий взгляд на коллегу. — Голова не болит?
— Отлично чувствую, хотя я был уверен, что меня будет мучить жуткое похмелье. Или еще что-нибудь похуже — после этого кофе.
— Вы с Алисой, похоже, уехали позже меня?
— Да, мы вернулись около двух дня. — Роберт пару раз затянулся и прищурился, не давая дыму попасть в глаза. — Никогда не понимал твоих свободных взглядов на секс, но вчера подумал, что в этом что-то есть.
Вивиан поднял на него глаза.
— Вот как? А я подумал, что вы на самом деле поднялись на крышу и смотрели на ночное небо.
— Конечно. Мы сначала поднялись на крышу, а потом нам стало холодно, и мы пошли греться.
Роберт присел на подоконник.
— Ну, а ты мне ничего не хочешь рассказать? — продолжил он.
— У меня вряд ли получится тебя чем-то удивить.
— Ты расскажешь? Или мне все из тебя вытягивать силой?
— Ты похож на сплетницу, которая стучит спицами и жаждет услышать очередную историю, Роберт. Не буду же я тебе рассказывать это прямо сейчас. Зайдет пациент, а я обсуждаю с тобой во всех подробностях вчерашнюю ночь.
— Да. И у него все сразу пройдет!
Вивиан сложил медицинские карты в стопку.
— Давай обсудим это в более подходящей обстановке.
— Ты послезавтра уезжаешь! И когда мы успеем это обсудить?
— Ты приедешь меня навестить, привезешь мне фрукты, мы будем сидеть в палате и обсуждать все, что ты пожелаешь. Конечно, если у меня будут силы что-то обсуждать.
Роберт выбросил сигарету и прикрыл ставни.
— Тебе это говорили миллион раз, но я рад, что ты решил это сделать. Потому что эта гадость в легких не может забрать у тебя жизнь. Она долго боролась, но проиграла. И так оно должно быть.
В приоткрытую дверь заглянула медсестра.
— Доктор Мори, — сказала она, — пожалуйста, пройдите в тридцать седьмую палату.
Вивиан посмотрел на Роберта, потом снова перевел взгляд на медсестру.
— Что-то случилось с господином Фонтейном? — спросил он.
— Да. Идемте, пожалуйста. Быстрее.
Рядом с кроватью Виктора Фонтейна стояли двое — Анжелика Гентингтон и молодой парамедик. Последний смотрел на показатель кардиографа, где бежала ровная линия. Доктор Гентингтон отложила электроды переносного дефибриллятора.
— Хватит, — сказала она со вздохом. — Мы пытаемся запустить сердце уже семь минут.
Доктор Мори подошел к кровати. Анжелика бросила на него незаинтересованный взгляд и посмотрела на кардиограф.
— Время смерти — десять часов тридцать пять минут, — сказала она. — Пожалуйста, зарегистрируйте.
Парамедик кивнул, не сказав ни слова, забрал дефибриллятор и вышел из палаты.
— Почему ты не позвала меня раньше? — спросил Вивиан.
— Я сама узнала несколько минут назад. — Она покачала головой. — Не понимаю, что произошло. Сердце просто остановилось. Показатели были в норме, он отлично себя чувствовал. Сегодня у него даже появился аппетит, он улыбался и говорил, что завтра поедет домой и выпьет вина… Мне нужно поговорить с его сыном. Он ждет за дверью.
— Я сам с ним поговорю. Выпей кофе. Тебе нужно сделать перерыв.
Эрик сначала изучал тело отца с порога палаты, потом медленно, будто пытаясь осознать, что произошло, приблизился и присел на кровать. Некоторое время он сидел без движения, потом протянул руку и осторожно коснулся его пальцев.
— У него такие теплые руки, — сказал он тихо. — У него всегда были холодные руки. Мама говорила, что у людей с холодными руками горячее сердце, а он говорил, что в его случае это неправда. — Он сложил руки на коленях. — Ну, все закончилось, папа. Наверное, теперь тебе тепло и спокойно там. И ты можешь не думать о своих проблемах. Не волнуйся, мы справимся. По крайней мере, я должен справиться, выбора у меня нет.
Доктор Мори смотрел на то, как Эрик поднимается и целует отца в лоб.
— Примите мои соболезнования.
— Когда он был жив, я часто думал о том, что предпочту чувствовать его боль, даже в два раза сильнее, чем чувствует он. Но только чтобы ему не было больно.
Эрик отошел от кровати, сделал шаг к двери и замер, глядя куда-то перед собой.