Но весь мир, в том числе многие журналистские, академические и даже дипломатические круги, кажется, считает насилие со стороны палестинцев присущим их культуре. С другой стороны, от израильтян ждут чего-то совсем другого. Такой культурный релятивизм граничит с расизмом. Ожидать меньшего от палестинцев, невзирая на их жалобы, означает считать их недочеловеками.

Главное, что такие провокации будут происходить, особенно в демократическом государстве, где Шарон, как любой другой израильский гражданин, имеет право посетить памятник, открытый для публики и святой как для евреев, так и для мусульман. Образ мышления палестинцев должен измениться, если мир станет реальностью. Они должны выучить, что пропорциональность, которой они справедливо требуют от израильских вооруженных сил, должна быть свойственна и их лидерам. Словесные и символические провокации являются частью демократии. Шарон таким безыскусным способом обозначил важный момент: когда иерусалимский Старый город находился под контролем иорданского правительства и палестинских имамов, евреям не разрешалось подниматься на Храмовую гору или молиться у Стены Плача. После того как Израиль смог защитить себя от нападения иорданцев во время Шестидневной войны и завоевал Иерусалим, святые места были открыты для всех.

Шарон стремился продемонстрировать, что, если вернуть Храмовую гору под контроль палестинцев, он и другие евреи не смогут попасть туда. Возможно, были другие, лучшие, способы указать на это, но правительство в демократическом государстве не всегда может ограничить способы политических высказываний, до тех пор пока они не подразумевают насилия. Наложить вето на посещение святых мест означает ограничить свободу выражения. Если бы израильское правительство не допустило визит Шарона на Храмовую гору, это тоже ослабило бы мирный процесс, предоставив оружие израильским крайне правым.

Когда две стороны вернутся за стол переговоров, они должны принять во внимание вероятность — а на самом деле неизбежность, — того, что с обеих сторон будут иногда происходить подобные провокации, если не хуже. Ни один провокатор: ни символический, как Шарон, ни агрессивный террорист с другой стороны, не может положить конец мирному процессу. Следует приложить ум и сердце к тому, чтобы создать такой мир, который выдержит провокации. Египетско-израильский мир, а также иорданско-израильский мир смогли выдержать террористические атаки, совершенные отдельными египтянами и иорданцами против израильских граждан, в том числе детей. Палестинцы должны научиться выдерживать словесные и символические провокации, так же как израильтяне должны научиться отвечать на насилие, допуская минимальное насилие и эскалацию конфликта. Но вместо этого в конце 2000 г. палестинцы решили использовать визит Шарона как предлог для усиления терроризма.

В следующей главе мы рассмотрим в деталях и увидим, как вспышка терроризма, последовавшая за отказом Арафата от предложения Барака, была тщательно «спланирована заранее»[291], поскольку Арафат знал, что, разыгрывая испытанную террористическую карту, он сможет вновь повлиять на общественное и дипломатическое мнение в свою пользу. Когда Арафат ушел от щедрого предложения Барака, международная общественность поначалу отвернулась от него и стала благоприятнее относиться к Израилю. Но после хорошо спланированных террористических актов против израильских мирных граждан и полностью предсказуемой ответной реакции Израиля на убийство подростков и целых семей в пиццериях, на дискотеках и за пасхальным седером, европейское общественное мнение вновь отвернулось от Израиля.

Понимая эту динамику, некоторые палестинцы «практически приветствовали атаки израильтян», как писала Нью-Йорк таймс[292]. Это было частью их стратегии, нацеленной на получение международной поддержки. Как заявил Нью-Йорк таймс один дипломат, «палестинцы овладели жестокой арифметикой боли… Жертвы среди палестинцев играют им на руку, и жертвы среди израильтян играют им на руку. Не срабатывает только отсутствие насилия»[293]. Терроризм — это тактика, избранная верховным руководством Палестины, потому что он работает, а не потому, что это отчаянная реакция на притеснение. Томас Фридман из Нью-Йорк таймс заметил:

Внимательное исследование того, кто становится террористом-самоубийцей, доказывает лживость заявления, что терроризм — это неизбежное следствие безнадежности, бедности и бесправности. «Каким бы логичным ни казался аргумент о происхождении терроризма от бедности, одно исследование за другим показывает, что террористы-самоубийцы и их приверженцы редко являются необразованными или нищими людьми». Многие из них выросли «в относительно хороших условиях и ходили в школу». Одна работа, в которой исследовались 250 беззаветных террористов-смертников из числа палестинцев, пришла к выводу, что «никто из них не был необразованным, крайне бедным, умственно отсталым или склонным к депрессии». Другие исследования показали, что виновные в массовых убийствах «не были невежественны, одиноки или бесправны». Они имели «нормальную, уважаемую работу» и казались «абсолютно нормальными членами своих семей». Они не «выказывали безнадежности или чувства, что им „нечего терять“».[295]

Отчаяние может объяснять ту легкость, с которой верховные лидеры убеждают впечатлительных юнцов стать террористами-самоубийцами, но само по себе отчаяние не может считаться убедительным объяснением даже для этой конкретной формы угнетения детей в Палестине. Прославление террористов-самоубийц наряду с дегуманизацией его жертв является важнейшей причиной, по которой дети хотят взорвать сами себя. Пример политического прославления террористов-самоубийц содержится в высказывании жены Ясира Арафата, которая вместе с дочерью живет в роскоши в Париже. Будучи весьма далека от отчаяния, она заявила, что «ненавидит» Израиль и если бы у нее был сын, то она не видела бы для него «большего почета», чем участь террориста-смертника, который убивает евреев. Она не сказала, хочет ли она, чтобы ее дочь стала мученицей.[296]

Исламские религиозные и политические лидеры упрощают задачу террористов-самоубийц, которые должны решиться на массовые убийства мирных граждан, с помощью дегуманизации образа израильтян и евреев в школах, мечетях и средствах массовой информации. Как писал в газете Вашингтон пост Чарльз Краутхаммер, «Арафат вырастил целое поколение, воспитанное в ненависти к „иудео-нацистам“». Такого рода индоктринация включает в себя «необузданное восхищение убийствами», как это было в проповеди назначенного и подкармливаемого Арафатом Ахмада Абу Халабия, которая прозвучала в прямом эфире официального телевидения Палестинской автономии в начале интифады. Предметом проповеди были «евреи». (Обратите внимание: не израильтяне, а евреи.) «Их следует истреблять и убивать, как сказал Аллах всемилостивый: „Сражайся с ними: Аллах предаст их в твои руки“… Пусть не будет у вас снисхождения к евреям, и неважно, где они находятся — в любой стране. Сражайтесь ними, где бы вы ни были. Где бы вы ни встретили их, убивайте их».[297]