Виталий Галинский

Валерий Лобановский. Четыре жизни в футболе

© «Компьютерпресс», Киев, 2002

OCR, Formatting, SpellCheck — Babulkin, 2011

Аннотация

Монументализм образа выдающегося футбольного тренера Валерия Лобановского, на протяжении более трёх десятилетий восходившего на труднодоступные турнирные пики, еще долго будет притягивать к себе как профессионалов, так и обычных любителей самой популярной в мире игры.

В книге ветерана футбольной журналистики Украины Виталия Галинского повествуется о «терниях и звездах в творческой биографии Магистра игры в кожаный мяч» — Валерия Лобановского, заставившего футбольный мир переосмыслить, казалось бы, незыблемые постулаты и принципы. Книга написана в привлекательной стилевой манере, насыщена малоизвестными фактами, что, наверняка, гарантирует ей успех у самого взыскательного читателя.

Предисловие

Великое, как и большое, видится на расстоянии. Эта расхожая истина как нельзя лучше иллюстрирует всю творческую жизнь «апостола» украинского футбола Валерия Лобановского. Его достижения на тренерской ниве в течение трех с половиной десятилетий говорят сами за себя. «Метод Лобановского» апробирован многократными «золотыми» успехами на всесоюзной арене, завоеванием вожделенных амфор Кубка кубков и Суперкубка в 1975 году. Затем — повторением европейского кубкового восхождения в 1986-м, бронзовыми медалями Олимпийских игр в Монреале в 1976-м, «тяжелым серебром» Чемпионата Европы 1988 года, пятикратным восхождением на наивысшую ступень пьедестала почета чемпионата Украины. Эти вершины — лишь основные вехи на пути тренера, заставившего футбольный мир переосмыслить, казалось бы, незыблемые истины.

Наиболее точное определение, характеризующее профессиональный поиск и работу Валерия Лобановского, как мне кажется, заложено в словах «новатор», «первопроходец». Впрочем, новизна в отношении к любимому делу обозначилась в будущем мэтре еще задолго до того, как он возглавил футбольный клуб, которому отдал всего себя.

У людей, отрицающих проторенные дороги, судьба обычно весьма неспокойна. Они не могут, да и не стремятся жить, как серая посредственность, подчиняясь власти обстоятельств и не пытаясь изменить ни себя, ни «среду обитания». История знает массу имен выдающихся личностей, отрицавших общепризнанные нормы и шедших своим тернистым путем. Чаще всего такие люди становились изгоями общества: их травили, унижали, оттесняли на последние роли. Далеко не все выдерживали столь мощное давление — многие шли на компромисс. Редко находились те, кто, несмотря на удары судьбы, непонимание даже самых близких людей, внешнюю изоляцию, а иногда и отверженность, тем не менее, изо дня в день карабкался к поставленной цели. И только по достижении ее их порой признавали. К великому сожалению, чаще всего посмертно.

Лобановского признали при жизни. Но, как и многие выдающиеся личности, родившиеся в наших пределах, он познал на себе библейское «в родном отечестве пророка нет»: окончательное признание, наивысшую правительственную награду страны — звание Героя Украины с подтверждающими регалиями, оценившее весь его путь, увы, получил в руки не он, а его родственники...

Лобановский всегда был не похож на других — «не так» играл, «не так» общался с прессой, «не так» разговаривал со своими наставниками, а завершив карьеру футболиста и став тренером, «не так» тренировал. К нему как ни к кому другому подходят слова Беранже: «Горе тому человеку, который возвысится над уровнем серой посредственности. Самое малое зло — быть не понятым окружающими. Но зависть и подлость сделают все, чтобы причинить ему самую острую боль».

И в майке футболиста, и в тренерском костюме Лобановский никогда не шел на попятную. На футбольное бескультурье, предвзятость спортивных функционеров, язвительную критику он реагировал с присущей ему изобретательностью. На выпады грубиянов-защитников, словно косой срезавших футбольные финты, левый крайний киевского «Динамо» в ответ изобрел свой коронный угловой, ставший разящим оружием в атакующем арсенале киевского «Динамо» начала 60-х годов. Его «сухой лист» завораживал защитников и вратарей соперников. Полагаю, ни один статистик сегодня не скажет, сколько раз его подачи с угловой отметки приводили к забитым мячам. Этот удар так и назвали — «угловой Лобановского». Как «петля Нестерова», «теорема Пифагора», «геометрия Лобачевского», навсегда увековечив изобретателя.

Сколько раз Лобановский создавал новый облик киевского «Динамо»? Мне неоднократно приходилось слышать от самого Валерия Васильевича, что он никогда не начинал работу, как говорится, на голом месте, с чистого листа. С должным уважением он оценивал труд своих предшественников и не очень-то любил выпячивать свои заслуги. Но если говорить о творчестве Мастера, то, как мне представляется, его нужно разделить на три условных периода: «Динамо» 70-х, второй половины 80-х и конца 90-х. Этот своеобразный «триптих» весьма характерен для двадцатипятилетней работы выдающегося тренера в своем родном клубе. У Лобановского, по аналогии с Пикассо, превалируют в творчестве отдельные периоды, позволяющие оценивать его произведения как — «великие». Но, в отличие от испанца, украинец никогда не окунался ни в голубую, ни в розовую ауру. Его многолетний труд состоял из ежедневных «серых» будней. Большую часть жизни оy провел на загородной тренировочной базе в Конче-Заспе. И хотя рабочее место трудоголиков часто называют «вторым домом», его, Лобановского, «динамовское жилище» я бы назвал все же первым. Как-то он признался, что не может припомнить, когда в последний раз отмечал свой день рождения дома.

Наша заключительная встреча с Валерием Лобановским состоялась в сентябре 2001 года, за день до матча в турнире Лиги чемпионов с дортмундской «Боруссией». Он пригласил меня и своего давнишнего друга, немецкого журналиста Карла-Хайнца Хайманна, бывшего главного редактора, а ныне — издателя авторитетного «Киккера», на обед в уютный ресторан, где хозяйничали его дочь Светлана и зять Валерий. Общались мы более четырех часов, и, сказать по чести, я узнал много нового о Лобановском, да и совсем иного Лобановского — открытого, по-детски ранимого и убежденного в правильности избранного пути «Динамо».

В разговоре мы касались разного. Говорили о театре, литературе, вспоминали былое. Но как бы далеко не углублялись во «второстепенное», по сакраментальному закону полета бумеранга приходили к исходному — футболу.

Собственно, во время этой беседы меня и пронзило желание предложить Валерию Васильевичу «творческое сотрудничество» — написать книгу о его жизни в футболе.

— Но жизнь ведь не закончена, — с улыбкой парировал Валерий Васильевич, — необходимо поднакопить материал. Тогда и обсудим все.

Он умел корректно выйти из разговора, не обидев собеседника. А с пишущей братией обстоятельно общался преимущественно тогда, когда происходило что-то из ряда вон выходящее, требующее его пояснений. Этот штрих в его характере я бы тоже отнес к тому сложному личностному миру, который определил для себя как «феномен Лобановского».

13 мая 2002 года навсегда останется одним из самых трагичных дней в истории киевского «Динамо». Миллионы людей, отдавших свое сердце динамовскому клубу, узнав о кончине Лобановского, ощутили себя сиротами. За четыре часа траурной панихиды, вместо ранее объявленной трехчасовой, с ним пришли проститься более двухсот тысяч людей. Я видел убеленных сединой болельщиков, не пытавшихся скрыть своих слез. Его провожали не только почитатели «Динамо». С ним прощалась вся страна. И, к огромному сожалению, с ним прощался футбол...

...Мне очень повезло. Я, киевский школьник, впервые увидел Лобановского в конце 50-х годов в крохотном корреспондентском пункте «Советского спорта» в переулке Физкультурном, нынче переименованном в улицу Валерия Лобановского. То, что 19-летнего юношу из дубля киевского «Динамо» ожидает большое будущее, мне впервые довелось услышать из уст самого почитаемого мною футбольного журналиста, а в те годы — собкора «Советского спорта» в Украине Аркадия Романовича Галинского, моего однофамильца. С «младых ногтей» я любил приходить в его каморку, служившую корпунктом, и, устроившись на просевшем от ветхости диване, слушать зажигательные монологи Аркадия Романовича о литературе, искусстве, этике и... футболе. Здесь-то я и увидел высокого поджарого юношу, забежавшего на несколько минут к известному футбольному журналисту. Когда спортивного вида парень закрыл за собой дверь, я поинтересовался: