Воспользовавшись темнотой, Романов, Костенко и Голанов подползли к вражескому дзоту и взорвали его вместе с находившимися там гитлеровцами.
На подавление другой огневой точки пошли десантники Коваль, Красюк и Панюшенко. Смельчаков заметили и открыли по ним огонь. Коваль был ранен, но, превозмогая острую боль, поднялся во весь рост и бросил гранату в амбразуру дзота. Ценой своей жизни отважный моряк обеспечил успех всего подразделения.
Защитник Одессы и Севастополя, участник Феодосийского десанта и боев в Крыму сержант Кирилл Дибров вел свое отделение автоматчиков по сильно простреливаемому участку. На их пути оказался сильно укрепленный узел сопротивления гитлеровцев. Хладнокровный и рассудительный Дибров принял решение отказаться от лобовой атаки. Оставив нескольких бойцов для отвлечения внимания противника, он разделил отделение на две группы и атаковал вражеский узел сопротивления с двух сторон. Забрасывая его гранатами и поливая автоматным огнем, десантники подавили сопротивление гитлеровцев и смогли продолжать наступление.
Плацдарм, захваченный нами у противника, был небольшим — всего два километра вдоль берега от Суджукской косы до рыбозавода и один вглубь — до окраины поселка Станичка. Нужно отметить, что этот клочок земли, освобожденный десантниками, был очень в невыгодном положении — с одной стороны море, с трех других — многочисленные линии вражеских укреплений. Здесь на каждом километре противник имел 60 пулеметов, 20 минометов, 25 орудий. На этом рубеже проходило пять линий траншей, семь рядов колючей проволоки. Поля противопехотных и противотанковых минных заграждений находились под прицельным огнем многочисленных дотов и дзотов. И вот, помимо всего этого, противник бросил против нас дивизию с танками, минометами, артиллерией. Огонь вражеских батарей не давал возможности поднять головы, фашистские бомбардировщики кружились над нами днем и ночью. От грохота непрерывно рвавшихся бомб и снарядов гудело в голове.
Почти сорок лет прошло с тех дней, а когда вспоминаешь те бои, то мороз по коже проходит, и невольно думаешь, как же мы выстояли?
А тогда? Тогда некогда было ни думать, ни удивляться. Каждый куниковец побывал в этом аду. Нужно было увернуться от падающей бомбы, укрыться от мины и снаряда, поразить, наверняка поразить, уничтожить лавиной наступавшие вражеские цепи. Мы несли большие потери, но позиций своих не сдавали, никто не отступил ни на шаг.
У каждого окопа, в каждой траншее, во дворе или домике то и дело вспыхивали жаркие схватки.
Особенно гитлеровцы обнаглели, когда убедились, что имеют дело с небольшим отрядом моряков-десантников.
Наш комиссар Николай Старшинов писал:
«Пройдут годы, и о мужестве советских воинов, сражавшихся на этих рубежах, будут слагаться легенды... Но тогда мы даже и не подозревали о важности своей роли в боевых событиях Великой Отечественной войны. Люди думали лишь о том, как выстоять, как удержать плацдарм. Об этом и только об этом заботились все — от командира до рядового».
У нас не хватало боеприпасов. Третьи сутки не могли вздремнуть хотя бы часок. Наверное, о таких людях, как куниковцы, писал поэт:
Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей...
Захваченные в плен гитлеровцы признавали, что, как правило, против одного русского моряка им приходится выставлять десять своих солдат.
А один взятый нами в плен унтер-офицер, откоторого несло спиртным, обведя нас наглым высокомерным взглядом, заявил:
— Нашему командованию стало известно, чтовас здесь высадилось не больше батальона. Чтобы одним ударом сбросить вас в море, наше командование бросило на каждого русскогоморяка тридцать солдат! Я предлагаю вам сдаться мне в плен, иначе к вечеру вы будете сброшены в море. К пленному подошел Толя Лысов.
— Русские моряки в плен не сдаются. Тридцать фрицев против одного матроса, говоришь? Что ж, померяемся силенками. — И он так тряхнулунтера, что тот сразу же притих.
Вэтовремя вкомнату вошла женщина лет двадцати пяти.Поприветствовав нас,она отрекомендовалась:
— Мария Сазонова, хозяйка этого дома. Мой муж служит на линкоре «Парижская коммуна»,—она показала фотографию матроса с надписью наленточкебескозырки:«Парижскаякоммуна»и добавила: — Мы с детьми и мамой в подвале, а на чердаке притаились два фашистских пулеметчика с пулеметом. Они с собой на чердак и лестницу втащили.
— Вы идите опять в подвал,— посоветовал хозяйке дома Лысов, — а мы сейчас займемся «гостями».
Лысов вышел в коридор. Стволом автомата открыл крышку люка на чердак и спокойно предложил:
— Ну, фрицы, отвоевались. Слезайте вниз, сдавайте оружие. Считаю до трех. Если не сдадитесь — будете уничтожены! — И начал считать: — Айн, цвай...
В люке появилась голова гитлеровца:
— Ми сдаемса!
Не пользуясь лестницей и лишь удерживаясь руками за край люка, он ловкоспустился вниз.Второй солдат подал ему ручной пулемет и такжеспрыгнул в коридор.
Теперь в домике было шестеро: трое пленныхгитлеровцев и трое нас.
—Надо бы пленных отвести в штаб к Куникову, он знает, что у них спросить,— сказал Копотилов.
— Да, надо что-то предпринимать,— сказал Лысов, — а то пойдут фрицы в атаку, а эти разбегутся.
С третьего этажа школы раздалась длинная пулеметная очередь. Пули просвистели рядом. Итут же из-за угла вынырнула огромная фигура старшины боевой группы Александра Ивановича Кая.
— Ух, гад, как ни маскировался, все же заметил. Но, кажется, все в порядке, не задело,— присаживаясь на корточки, сказал он.
Старшина обрисовал обстановку.
Котилевец спросил у него:
—Товарищ старшина, а нельзя ли попросить у Ботылева двух-трех человек с правого фланга к нам для подкрепления? Нас осталось восемь человек на целый квартал. Если фашисты пойдут в атаку, тяжело придется.
— А я сам от Ботылева пробрался к вам попросить несколько человек, — сказал Кай.
— Стало быть, остаемся при своих интересах?
—Выходит, так. — Лысов указал рукой в сторону идущих к нам двух человек. Впереди с поднятыми руками шагал гитлеровец, а за ним весьв копоти, в грязи, с трофейным автоматом на шее и противотанковым ружьем в руках двигался старшина второй статьи Отари Джаиани.
— Вот и подкрепление, — заметил Лысов.
— Там,на окраине, двоих прикончил, а этотстрелял, пока патроны были, потом пытался бежать, но я его догнал,— стал рассказывать Джаиани.
Кай и Джаианиповелигитлеровцевв штаб Куникова.
Ночь выдалась беспокойной. Мы слышали, как на стороне противника гудели машины,лязгалигусеницами танки.
— Гитлеровцы подкреплениепринимают,и,видать, немалое, а нам надеяться не на что, вон как море разыгралось,— сказал Копотилов.
— Коля о подкреплении мечтает! Ты что, с луны свалился, — заметил Лысов.— Я по большому секрету скажу, что основной десант будет в Южную Озерейку. А наш демонстративный, отвлекающий. Наша цель — как можно больше на себя отвлечь фашистов,дратьсяс ними до последнего вздоха. А если кому-либо из нас посчастливится уцелеть, то прорываться через горы на соединение с главным десантом в Южной Озерейке.Такова нашазадача. Темный ты человек, как явижу,— добавил Лысов.
—Что ж,выполним свой долг, — согласилсяКопотилов,доставая из карманов последние патроны и набивая диск автомата. — Только ты скажи, откуда тебе известно о Южной Озерейке?
— Известно откуда — матросское радио, — усмехнулся Лысов.
— А точнее...
— Это уже не секрет. Замполит сказал.
— Значит, так оно и есть. Трудновато придется нам. Поднатужимся, однако. Клятву помним...
Котилевец и Лычагин пошли в ночную разведку. Вернулись под утро. Они установили, что противник подтянул к передовой крупные силы пехоты, танков, артиллерии. Видимо, готовится к решающему штурму, пытаясь сбросить десант в море.
Всю ночь небольшими кочующими группами, всего по нескольку человек, а то и в одиночку, десантники беспокоили гитлеровцев на различных участках.
