тер, быстро сделал мне сайт, где-то рассовал рекламу, теперь
пишу к юбилеям, свадьбам, деньги платят хорошие, можно пе-
ребиваться. Кидают на телефон, я всем говорю номер, потом с
него перевожу на счёт, готово. Стихи получаются хорошие, в
старинном шотландском стиле, но сердцу не прикажешь, я не
могу любить всех этих людей, только в то время, пока пишу,
пока сижу за столом. Я их просто не знаю, едут и едут машины,
смотрю на них, и хочется реветь, почему всё так, конечно, он
потом нашёлся, принёс бананы, любимая его сладость, и он не
любит меня, и никого, сердцу же не прикажешь, мой тут прав.
Он вообще всегда прав, приходит и обнимает, и всё, я ему це-
лую, целую руки, как он прав, прав, если начнётся война, я буду
ждать его. И его тоже.
Огонь и огонь, и нельзя остыть
1. В средние вёсны — не ранние и не поздние, а вот в сред-
ние — да, в средние вёсны, когда деревья дают своим листьям
волю распуститься, бывала я в болотистой области. Да не одна,
а с братовьями, с братцами. Мы бывали там, верно, вместе, и
готовили на огне, и спали в лесу, почти на земле, но лишь толь-
ко в палатках, и подолгу не мылись. И так далее, далее, далее.
Всё это было в болотистой области, и об этом и будет нелёгкий
рассказ, почему нелёгкий?
Сразу скажу, можно сказать, что рассказ этот не из лёгких,
ну, а чего ждать, и дела мы делали там непростые, довольно
тяжёлые, но всё же посильные нам, слабым человекам из
вполне тоже болотистой области. Конечно, иной братец и
сильный, и красивый, и отважный, но и он нет-нет да и напи-
шет кому сообщение, и отправит мобильной связью: мы ма-
ленькие и плачем. Глядишь, и он присядет отдохнуть, а иногда
и ляжет спать. Нет всесильных людей, пожалуй. Не осталось.
Вот и надо приготовиться к тому, что сюжета в рассказе
не будет, а будет только лес, тяжёлый труд, весна, колючая
проволока, снаряды и братовья, которые дышат, и братики, ко-
торые дышат неслышно где-то в других пределах. А сюжет,
наверно, когда-то и был, и кое-кто его даже мог бы повспоми-
нать, но теперь его всё же не осталось.
Вот как начинается рассказ.
2. Братовья сказали: поехали в тот лес, мы покажем тебе
его, а ты будешь нам помогать. Я поехала. Это было впервые, но
и потом мы тоже туда ездили. Добираться в тот лес так далеко,
нарочно и не придумаешь, да тут и нет неправды, в рассказе.
Пока доехали, сменили два поезда, потому что первый истоп-
тал все колёса до полного уплощения, высадил нас, а тут вто-
рой подошёл, но всё равно нам довольно пришлось идти и сво-
ими ногами, но сначала ещё проехались на тяжёлой технике
машине, почти вездеходе. Но и она не смогла пробраться в бо-
лоте. Рельсов нет в том лесу для поезда, вот что, и для машины
там нет дороги. Мы не несли с собой подушек, нет, не было у
нас и оружия, тоже нет. Мы несли хлеб. По земляной дороге с
лягушками в лужах, по лесной болотистой тропе мы несли
хлеб. Хлеб был в сумках, сумки в руках, а за спиной, в рюкзаке,
конечно, была тушёнка, одежда, спальники (спальные мешки),
то есть полностью укомплектовано.
На ногах — болотные сапоги, а ноги внутри — в портян-
ках. В этом что-то есть — нести хлеб через весь лес, а ноги в
портянках. Один братец так и сказал: в этом что-то есть. Хлеб
промок, буханка, но мы съели её быстро, в тот же день, а назав-
тра ели уже следующий, не подмоченный, а простой.
Так начинается рассказ.
3. Тот хлеб мы съели быстро, раз — и всё. Утомились и хо-
тели есть. Но у нас оставался ещё. Каждую весну мы ели подмо-
ченный хлеб, очень голодные, очень быстро, но у нас всегда
оставался ещё. У нас, у братцев, которые дышат здесь. Каждую
весну. Тот, который оставался, мы доедали в другие дни. Впе-
реди было три недели, и хорошо, что он не промокал весь сразу.
Есть хочется каждый день.
Каждый день мы работали. Выходные — только Пасха, и
то она выпадала в это время не каждый год. Когда-то мы при-
езжали и после Пасхи. Каждый день надо было раскапывать
землю. Это не шутка, так оно всё и было. Мы раскапывали и
смотрели, кто там.
Там были брат-солдаты. Их ещё очень много. Они братья
ваши и наши, твои и мои. Земля большая. Места в ней без счёту,
похоже. Война была длинная. Солдат воевало много. Так много,
что кружится голова. Так много, что когда все воскреснут,
встанут и пойдут, то остальным станет страшно, страшно. Кто-
то подумает, что начинается снова война. Но нет. Это идут всем
нам родственники.
4. Каждую весну мы копали землю. Днём копали, ночью ло-
жились спать. Утром вставали с опухшими руками. Они опухали
от работы. У всех от работы так. Ночью руки отдыхают, спо-
койно лежат вдоль тела, всё тело отдыхает. Руки лежат, их не
поднять, даже если захочешь — так тяжело. Надо дать им от-
дохнуть. У всех есть руки. Давайте им отдыхать.
По утрам глаза радуются. Смотришь и видишь берёзы.
Никаких ёлок, никаких сосен, ничего хвойного, только белые
стволы с чёрным. Разве только осина иногда. Одна на тысячу
берёз. В средние вёсны в болотистой области мы брали сок из
этих берёз. Надрезали немного дерево, подходили вставали ря-
дом, совсем близко, трогали кору губами, на них оставался сок.
А может быть, дерево было слегка надломлено, какая-нибудь
из веток, ставили кружку, в неё набирался сок, его и пили. Вот и
весна, поглядите. Вот и весна, повторяли мы и отхлёбывали
понемногу. Каждому доставалось чуть-чуть. Мы набирали по
кружке в день. Это же надо следить, менять посуду, куда-то пе-
реливать. Искать подходящую берёзу, чтобы надрезать ещё и
ещё набрать. А нам некогда.
Можно подумать, что и сны в таком лесу тоже берёзовые,
тоже пахнут соком и средней весной. Но это не так. Сны тут тя-
жёлые. В лесу ночами было темно, на душе тяжело. Руки боле-
ли, спина тоже. Вот и сны плохие. Не будем их пока вспоминать.
Как-нибудь потом. В рассказе пока полно места. Он только
начался.
Если там и было что-то берёзовое, то сам лес. Не смотреть
под ноги — и покажется, что живёшь в сплошной благодати. Но
смотреть надо — можно наступить на гранату, сапёрку, оско-
лок снаряда, колючку, противогаз и на много чего ещё.
Война была большая. Боеприпасов требовалось много.
Вот и остались следы. А эти берёзы тогда тут не росли. Были
другие. Это же разное время. Прошло даже больше шестидеся-
ти лет, почти что семьдесят. Тогда ещё были солдаты, теперь
их нет. Не осталось.
5. Сейчас мы с братовьями едим сахар, соль, булочки и дру-
гое, но тогда, в лесу, мы этого не ели, потому что всё это быстро
кончалось, заканчивалось, тратилось. Мы так и жили там без
сахара и почти без соли, так. Соль как-то раз замочили, и она
стала камень. Этот твёрдый камень можно разбить, и тогда по-
лучится снова соль. Соль снова станет. Если же человек, то его
нельзя вернуть.
Кроме того, по дороге мы можем промочить хлеб, чаще
всего мы так и делаем. О, эта нескладность — промоченный
хлеб. Вот кто-то оступается в болоте или нога случайно опуска-
ется не на тропинку, а мимо — и половина братца уже в ворон-
ке, и руки с хлебом в воде — стоят средние вёсны, и любое
углубление полно водой, конечно. Вода всюду в земле, земля
вся мокрая, чёрная от сырости, она сама родит воду.
Мы спим дома под спальниками (спальными мешками),