финала аспирантуры. Об этом когда-нибуть напишу, если будет
на то Божья воля.
Теперь я работал в орготделе. Мой кабинет был в
укромном месте, в своеобразном тупике, далеко за углом от
маршрутов начальства. Дорога к нему проходила мимо черного
хода, всегда открытого. В этом крыле небыло больше кабинетов
райкома партии. Только сектор учета райкома комсомола да еще
пустая комната между нами.
Кабинет имел два огромных окна, выходящих на север и
восток. Восточное давало прекрасный обзор внутреннего двора и,
самое главное, гаражей секретарей. Я был всегда в курсе кто из
них на месте, а кто выехал.
Валерий Варзацкий
Шаги направляющегося ко мне от шагов в сектор учета я
научился определять быстро. Времени вполне хватало, чтобы
убрать со стола всякий компромат. Им не объязательно были
бутылка или закуска. Серъезно ударить по репутации могли
газета, журнал, книги, предметы, не имеющие отношения к
работе.
Поскольку в жизни не бывает ничего случайного, думаю,
никого не удивит именно мое, а не кого-то другого, определение
в сей закуток, весьма подходящий для порочных деяний. Ко мне
ходили просто покурить или выпить утром, на тяжелую голову,
бутылку «Жигулевского», зная, что мой импровизированый бар,
в нижней части тумбы необъятного сталинского стола, регулярно
пополнялся дефицитным, в деревне тех времен, напитком. У
меня, в обеденный перерыв, по-быстрому перекидывались в
«дурака». Сюда для трехминутного секса забегали мои
любовницы, а иногда я давал ключи для интимных свиданий
другим.
Важная деталь: кабинет служил рабочим местом для двух
инструкторов. Однако работа планировалась так, что вдвоем в
оффисе мы встречались редко. Точно – по понедельникам, на
аппаратном совещании, а также во время приема в партию, когда
заседало бюро райкома. Кажется, два раза в месяц. Но кабинет
никогда не должен был пустовать, так как была устная установка:
один - в кабинете, другой – в парторганизации.
Пьянки, инициатором и мотиватором которых почти
неизменно выступал я, начались с «магарыча» за вступление в
должность, вечером, после первого рабочего дня. Пришли
инструктора орготдела и, к моему удивлению, заведующие
организационным и общим отделами. «Упал на хвост» даже
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
инструктор – отпускник, «случайно» постучавшийся в дверь.
Водки не хватило. Тогда, впервые, я использовал черный ход для
рейда за спиртным. Выпили больше чем по бутылке на брата, при
символической закуске, но закалка и профессионализм сделали
свое дело: говорили вполголоса, расходились по-одному, не
шатаясь. Утром, как полагалось, задолго до официального начала
рабочего дня, все выбритые, выглаженные как ни в чем не
бывало, деловито шелестели бумагами.
Думал ли я, предвидел ли, что мой кабинет превратится в
«забегайловку»? Нет!
Оказалось, не всегда я могу управлять своей судьбой под
крышей партийного дома. Понимание сей печальной истины
пришло поразительно быстро – не более чем через пять минут
после окончания второго рабочего дня. Дверь открылась (свои
входили без стука), зашли двое моих коллег:
- Давай стакан, - сказал один, бережно извлекая из тесного
бокового кармана пиджака бутылку. – Налей, у тебя рука легкая,
вчера почувствовал.
-«Закуси» на три литра, - подмигнул другой, разворачивая
газетный сверток, в котором оказалось граммов сто сала, два
соленых огурца, кусочек хлеба. Хватило, еще и осталось для
следующих гостей. «Народную тропу» к «легкой руке»
протоптали люди бывалые, знающие, что в нашем «деле» от
разливающего порой зависит жизнь человека. Тропа к моей руке
«не заросла» до сегодняшнего дня…
Забегали среди рабочего дня, на мгновение, «раздавить
мерзавчика». Потянулись из других отделов, из соседнего
райкома комсомола. Зачастили старые собутыльники из
райисполкома. Секретари партийных организаций моей зоны
считали неправильным быть в райцентре и не сделать приятное
Валерий Варзацкий
своему главному начальнику, по простоте душевной не думая о
последствиях для его здоровья и каръеры. Интересно, что
перечисленная публика находилась в кабинете абсолютно
легитимно, так сказать, по работе. Вопросов: «Что вы тут
делаете?» возникнуть не могло.
Некуда правды деть, были и другие, «неофициальные»
категории желающих испить с «легкой руки». Кто только ни
пользовался этой рукой?! Сторожа, кочегары, водители,
уборщицы, «кореша по жизни», члены делегаций по обмену
опытом, механизаторы, доярки, свинарки (до или после приема в
партию), ветераны (до или после торжественных собраний),
именинники, новобрачные, награжденные, повышенные по
службе, отпускники, уходящие на пенсию, празднующие,
скорбящие…
При развитой системе доносительства, нашептывания,
анонимок, да и просто тривиальной «брехне, плывущей по селу»
моя «явка» была изначально обречена на громкий провал. А вот,
представьте себе, не провалилась! Чудеса, да и только…
Да, врывался пару раз разъяренный «первый» и материл
меня по-крестьянски, грозился изгнать с позором но, заглянув в
мои трезвые очи, остывал, советовал не пускать в кабинет
«всякую шелупень», намекая на райкомовских.
Да, наведывался, видно по его поручению, председатель
комитета народного контроля. От природы любивший
поговорить, даже пофилософствовать, знавший, что я закончил
аспирантуру, он находил во мне внимательного, участливого
слушателя. Излив душу, уходил умиротворенный. Я был просто-
таки непотопляемым авианосцем в океане пьянки! Мое «хобби»,
коварно культивируемое под носом у официальных и тайных
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
блюстителей коммунистической морали не только не помешало
моей каръере а, наоборот, стало основным достоинством при
назначении на новую должность. Об этом чуть ниже.
Особняком в райкомовском не святом «житии» стоят
выезды на свою зону. Район был разделен между инструкторами
орготдела. Мне досталась зона с центром в большом, красивом
селе Мостовое, в 25 километрах от Доманевки, по дороге на
Одессу. Село упоминается Лениным в работе «Развитие
капитализма в России». До сих пор сохранилась усадьба
дворянского
рода
Эрдели,
церковь,
больница,
аптека
построенные ними. Радует глаза проезжающих через село
старинный парк, созданный помещиками.
Секретари парторганизаций колхозов и совхозов, как я уже
отмечал, были люди простые, хлебосольные. Потому обеды часто
переходили в «вечери» а беседы заканчивались с утренней зарей,
когда уже надо было ехать на дойку. Филипп Богуславец, Виктор
Физильченко, Валера Колпаков… Никогда не забыть мне тех
настоящих мужиков, старших по возрасту, но ставших друзьями,
учителями сельского хазяйства.
Было много необычной, по напряжению и новизне
впечатлений, «полевой» работы. Ночные вахты во время
уборочной, многодневные, непрерывные конкурсы по вспашке,
выборы в Верховный Совет СССР, стоившие мне нескольких лет
жизни.
Работали много, да и пили немало. В Мостовом со мной
произошли две, связанные с пьянкой истории, одна из которых
могла закончиться трагически, а объяснить другую не могу.
Первая случилась в конце уборочной страды. Завтра в
колхозе ожидались официальные «обжынкы» с речами,
наградами, концертом, обильным праздничным столом прямо на
