Долго боролся он с черной волей водных духов. Каждый раз, когда голова обессилевшего пловца показывалась из воды, взгляд его с мольбою искал во тьме красного светлячка. Но не находил, и вновь плыл наудачу, а водные духи кружили его, сбивая с пути. И наконец юноша выбился из сил.

«Ах, Тамар!» — прошептал он, последний раз показываясь из воды. Что же ты не уберегла огня нашей любви? Неужели выпала мне судьба кануть в темной воде, а не пасть на поле боя, как положено войну!? Ах, Тамар, какая это недобрая смерть! Это хотел сказать он, но уже не смог. Только одно у него хватило силы воскликнуть: «Ах, Тамар!»

«Ах, Тамар!» — подхватило эхо — голос каджи, духов ветра, и понесло над водами Вана. «Ах, Тамар!»

А красавицу Тамар царь велел навек заточить в ее дворце.

В горе и скорби до конца дней оплакивала она своего возлюбленного, не снимая черного платка с распущенных волос.

Много лет прошло с тех пор — все помнят об их горестной любви.

А остров на озере Ван зовется с тех пор Ахтамар.

Так и текли невеселые дни в осажденной крепости.

Персы вновь затеяли штурм — но отступили от стен еще раньше, чем в прошлый раз. Словно атаковали не всерьез. Это стало тревожить бдешха. Чего дожидались враги?

В один из дней бдешх приказал позвать к себе молодого воина по имени Давид.

— Мне доводилось слышать, что мальчиком ты был со своим отцом в тех странах, где держат слонов? — спросил он молодого воина. — Верно ли это, и хорошо ли знаешь ты этих огромных зверей?

— Почтенный бдешх, — отвечал Давид. — Отец мой был богатым купцом, и с малых лет до той поры, когда я довольно возрос, чтобы к его огорчению сменить ореховую доску для записи цифр на копье, я сопровождал его во всех странствиях. В каких только странах мы ни побывали! Жили мы подолгу и в странах, где держат зверей, именуемых слонами. Не будет ложью сказать, что я знаком с их повадками, потому, что мальчишкой я везде старался дружить с погонщиками. Слоны всегда нравились мне. Думаю, я мог бы сам ухаживать за слоном и даже погонять его.

— Слушай меня, мой воин, — сказал бдешх. — Враг замышляет какую-то хитрость. Я не знаю, в чем она. Но только глупец ждет удара. Я же хочу ударить первым. Скажи мне, можно ли сделать так, чтобы слон впал в неистовство?

Некоторое время молодой воин размышлял, а затем со вздохом ответил князю:

— Я мог бы сделать это, бдешх. Слоны в испуге и боли страшны своей яростью. Человек, знающий слонов, смог бы перерезать им сухожилия на ногах, подкравшись во время сна.

— Завтрашней ночью ты сделаешь это, — молвил бдешх. — Возьми по своему выбору несколько человек в помощь. Вы пройдете ходом, которым мы добываем воду. Раньше не стоило делать этого, но сейчас они все равно скоро начнут понимать, что мы пополняем наши запасы воды. Если Богу будет угодно, они не найдут выхода. Он далеко от крепости, чтобы достигнуть лагеря персов в самой густой тьме, вы покинете крепость через четыре часа пополудни. Ступай!

— Приказ твой будет исполнен, бдешх, даже если мне не суждено вернуться!

С этими словами молодой воин поклонился и покинул дом бдешха.

На следующий день, пробегая с мальчишками по площади, Тигран увидел, что дверь постройки, которая скрывала спуск в подземелье, открыта. Несколько легко вооруженных воинов стояли около, что-то обсуждая. Эта вылазка готовилась явно не за водой! Но и не для нападения, слишком мало человек собирались ее совершать. Мальчик вздохнул — он понимал, что на сей раз никакая ложь не поможет и его прогонят прочь. Воины зашли внутрь.

Ночью мальчик опять не мог заснуть. Так надоел ему каждый закоулок крепости, так рвалась душа наружу! Что-то делают воины там, внизу, под покровом ночи? Если хотя бы подсмотреть, может быть он догадается, увидев, как воины возвращаются?

В тесном домике вдовы следовало быть очень осторожным, чтобы выйти неуслышанным. Тигран осторожно миновал спящую Манушак, уши у которой были особенно чуткими. Возле постели девочки лежала аккуратно сложенная верхняя одежда. В свете лунного луча было видно, как поблескивает воткнутая в нее иголка. Манушак никогда не забывала воткнуть иголку в одежду, чтобы девочки-каджи, падкие до нарядов не меньше человеческих девочек, не утащили ее на всю ночь. Каджи боятся иголки, потому, что укол ее делает их видимыми. Нет худшей беды для невидимок!

Оставив дворик позади, Тигран побежал быстрее. Что-то тревожное ощущалось в ночи.

Неожиданно откуда-то снизу донесся громогласный рев, страшный настолько, что кровь леденела в жилах. Казалось, ни одно живое существо не может иметь настолько могучих легких и огромной глотки, чтобы издавать этот полный ярости и муки крик. И, словно откликаясь на него, раздался второй вопль — более далекий, чем первый, но столь же ужасный. За ним — третий, четвертый. Казалось, что сама ночь вопила этими дикими голосами.

Застучали двери, в испуге заплакали дети. Слышно было, как мечутся в домах люди, перепуганные таким ужасным пробуждением. Их калитки ближнего дома появилась растрепанная женщина с двумя малышами в руках. Третий, горько плача, держался за ее подол. Из дома напротив выглянула другая женщина, постарше. Страшные крики внизу не утихали.

— Тетушка, что случилось?! — крикнула соседке молодая мать. — Кто так жутко кричит?

— Ой, беда, беда, — запричитала соседка, хватаясь за голову. — Мало нам персов, ой, беда! Вишапы напали на нас ночью!

— Вишапы!

— Это голоса вишапов! — подхватили вокруг.

— Тише, глупые! — воскликнул со своего порога седобородый старик. — Даже если это вишапы или дэвы, напали-то они не на нас, а на персов! Неужели не слышите, что это все делается внизу?!

Но женщин нелегко было успокоить никакими словами, а молодые мужчины и так бежали уже к стенам. Вслед за ними пустился и Тигран, страх которого уже сменился любопытством.

К страшным крикам прибавились новые — это были многочисленные, полные ужаса людские вопли.

Только мечущиеся внизу в беспорядке огни факелов можно было увидеть со стен. Лагерь персов был объят непонятным смятением.

Несколько часов не прекращались страшный многоголосый рев и людские крики. Осажденная крепость не спала в ту ночь, надеясь, что утро даст разгадку.

И солнечные лучи озарили страшную картину. То там то здесь виднелись мертвые тела людей и лошадей, валялись упавшие шатры.

Весь день люди в крепости не слезали со стен, наблюдая, как суетятся персы, убирая мертвецов и восстанавливая разрушения. Люди смеялись и радовались, персчитывая вражеские потери. Причина этих потерь была уже отчасти ясна: серыми неподвижными глыбами лежали посреди лагеря слоны. Было ясно, что минувшей ночью слоны почему-то взбесились, и, придя в неистовство, передавили множество народу. Персам пришлось убить своих же слонов, чтобы избавиться от опасности.

К полудню по крепости пошли слухи о том, почему взбесились слоны. Все нахваливали храбрость и ловкость Давида, а также разум бдешха. Но сердце бдешха не веселили вражеские потери. Слишком хорошо понимал он, насколько велико войско персов. Ничего не меняло и то, что персы лишились слонов. Одну лишь цель преследовал бдешх — напугать врагов, выиграть время, пока мелики, оповещенные его гонцами, готовят войска для настоящего отпора. Крепость все равно обречена. Так размышлял бдешх, пока жители крепости веселились.

А к Давиду подошел в это время мальчик Тигран. Воин с удивлением посмотрел на ребенка: казалось, только у одного Тиграна было сегодня не веселое, а печальное, гневное лицо.

— Скажи, Давид, — спросил мальчик. — Все говорят, что ты сделал это со слонами. Правда ли это?

— Истинная правда, — ответил воин.

— Я до конца дней моих буду знать, что ты — жестокий, дурной человек! — в ярости вскричал мальчик. — Я скажу так всякому, кто спросит у меня о тебе! Если бы ты перебил во сне подлых персов, что хотят захватить нашу страну! Нет, ты изувечил бедных слонов — таких умных, таких сильных! Если бы мы победили персов, мы могли бы взять их себе! И сами ездили бы на них в красивых башенках, и приказывали бы им ложиться и вставать, и идти! Бедные звери, говорят они обезумев от боли катались по земле!