Однако их ожидало горькое разочарование — в верши ничего не ловилось. Изо дня в день они вброд или на лодке отправлялись их проверять и не находили ни единой рыбины. Некому было им объяснить, что в новую вершу рыба не идет. Лишь после того, как верша какое-то время полежит в воде, пропитается ее вкусом, пропахнет илом и водорослями, можно рассчитывать на улов.

Не зная этого, они в конце концов махнули рукой и оставили верши лежать там, куда они нх забросили. Пришлось довольствоваться мидиями, кореньями и зеленью да еще тем, что Арну удавалось иногда подстрелить или поймать. Но пожаловаться на голод они не могли.

Арн перебил почти всех уток, и мальчики их присолили и закоптили. Копченые утки здорово попахивали дымком, но все же это было лакомство, которое оставлялось на тот случай, когда не было совсем ничего другого. Вот так и выходило, что иной раз, когда Арну не посчастливится на охоте, у них был пир с утятиной. Но вообще копченых уток они берегли. Это был их запас на черный день, причем запас, который действительно не портился — они ведь открыли способ добывать соль.

Арн шел с луком вдоль берега фьорда. День выдался на редкость неудачный. Он долго крался за парой крупных грачат, которые, перелетая с дерева на дерево, увели его далеко от дома. Наконец, уже ближе к вечеру, он подобрался к ним так близко, что мог выстрелить. Попасть ничего не стоило, ужин им был обеспечен. Арн действовал спокойно и осторожно. Он поднял лук, оттянул тетиву, прицелился — и тетива, звонко щелкнув, лопнула. Лук распрямился так резко, что отдало в руку, а грачи, всполошившись, с криком улетели в чащу леса.

Арн готов был зареветь от огорчения, но сдержался. Это лето успело его закалить. Он просто повернулся и пошел домой. Что ж, выручат ракушки, это дело верное.

Выйдя на незнакомую полянку, он вдруг увидел дерево, не похожее на другие… Яблоня! Значит, немножко все-таки повезло. Арн стянул с себя рубаху и, набрав яблок, высыпал их в нее и увязал. Конечно, лесные яблоки кислые до ужаса, но все-таки это еда и для разнообразия совсем неплохо.

На ракушечной отмели он насобирал ракушек и сложил их в узел поверх яблок, с беспокойством прикидывая, хватит ли. Оттого что Угль стал кузнецом, аппетит у него не уменьшился, да и сам он после затянувшейся охоты здорово проголодался. Тащась по воде к берегу, Арн бросил взгляд на тростниковые заросли, где когда-то жили утки. И тут он вспомнил про верши. В них уже много дней никто не заглядывал — зачем, если рыба все равно не ловится. Но сейчас делать ему было нечего, с лопнувшей тетивой много не наохотишься. Пойти, что ли, заглянуть в верши? В конце концов, занятие ничуть не хуже, чем дуть для Угля в бузинную трубочку. Арн перекинул поклажу на другое плечо и побрел к вершам.

У первой же верши ему стало ясно, что он пришел слишком поздно. Два крупных краба его опередили — большой, начисто обглоданный рыбий скелет был наглядным тому свидетельством. Арн зло выругался и потряс вершу, чтобы вытряхнуть из нее крабов, но не тут-то было. Верша ведь устроена таким образом, чтобы добыча легко попадала внутрь, а выбраться обратно не могла.

В сердцах отшвырнув вершу, Арн зашагал к берегу.

Там он бросил узел с яблоками и ракушками на траву, отыскал подходящую палку и снова отправился к вершам.

Просовывая палку в дырочки плетения, он размолотил крабов на мелкие кусочки, причем проделал это весьма основательно, с каким-то даже мстительным злорадством: вот им за то, что съели его рыбу.

В следующей верше тоже были крабы и рыбий скелет. Но была еще и рыба! Таймень! Не то чтобы огромный, однако же порядочный. А рыба — значит, еда. Арн осторожно поднял вершу и вдруг понял, что не знает, как извлечь из нее тайменя. Вдруг он вырвется и ускользнет?

В конце концов он взял вершу под мышку и пошел с нею к берегу. Там-то на траве он как-нибудь управится с этим тайменем, хоть и нет у него сноровки в обращении с рыбой.

Умертвив крабов, он сунул руку внутрь, чтобы вытащить тайменя. Рыбина трепыхалась, била хвостом, и, только когда Арну удалось схватить ее за жабры, он смог извлечь ее из верши. Бросив тайменя на траву, он несколько раз стукнул его камнем по голове, и тот затих. Теперь можно было взять его в руки и полюбоваться. У Арна сердце заколотилось от радости, когда он представил себе, как принесет его Углю.

Он положил тайменя к яблокам и ракушкам, выковырял из верши остатки крабов и рыбий скелет и понес ее обратно.

Три раза ходил он взад и вперед. В следующей верше было три угря — правда, один был дохлый. В четвертой был таймень несколько меньшего размера, чем первый, а в последней — два скелета и целая стайка крабов.

У Арна голова кружилась от неожиданно свалившейся на него радости. Пока он возился с угрями, которых никак не удавалось вытащить из верши, он все думал, какой необыкновенной удачей может обернуться лопнувшая тетива. Ведь не порвись у него тетива, он бы не пошел к фьорду за ракушками и не было бы у него ни времени, ни охоты смотреть верши. А сейчас у него четыре рыбины, и он совершенно уверен, что в будущем сможет ловить еще гораздо больше, судя по всем этим скелетам. Сколько же еды они с Углем проворонили! Но теперь все будет иначе: каждое утро он будет первым долгом осматривать верши.

А угри между тем никак не давались ему в руки. Не успеет он их схватить, как они, извиваясь, тут же выскользнут, и опять начинай все сначала. Руки у него были все в слизи, и Арн уже сомневался, сумеет ли он их прикончить, даже если в конце концов вытащит. Был бы у него нож…

Ну ничего, в другой раз он не забудет взять его с собой.

После того как он сообразил песком стереть с рук слизь, ему удалось вытащить одного угря. Но тот, продолжая биться и извиваться, мгновенно вырвался и заскользил по траве к воде. Арн бросился за ним, схватил, снова упустил и, когда угорь был уже на песке, снова поймал и наконец-то крепко придавил его, но поднять не решался — ведь до воды оставалось всего ничего.

Пригнувшись, он впился в угря зубами и, придерживая его за голову и за хвост, поднял с земли. Так он донес его до сделанного из рубахи узла и живого бросил к яблокам, ракушкам и тайменям. Расправившись тем же способом со вторым угрем, он поскорее перевязал узел кушаком, боясь, что строптивые рыбы снова попытаются улизнуть. И потом чуть ли не бегом отнес на место вершу. Ему не терпелось попасть домой и показать свою добычу Углю.

Гулкие удары молота весело разносились в вечерней тишине, и так же гулко билось сердце Арна в предвкушении того, что скажет Угль, увидев его добычу. Но, как всегда в таких случаях, Арн изо всех сил старался напустить на себя равнодушный вид, хотя знал, что Угль все равно мигом его раскусит.

Еще издали заметив Арна, Угль поспешно шмыгнул в хи; кину и тотчас выскочил обратно. Потом кивнул Арну, сунул в горн какую-то железку и, став на колени, начал дуть в бузинную трубочку.

Арн приближался очень спокойно, не торопясь. Кинув на землю свой узел, он отер пот со лба.

— Привет кузнецу, — сказал он, отдуваясь.

— Привет главному егерю. — Угль перестал дуть в горн. — Что ты принес нам на ужин?

— А ты угадай!

Арн указал на полосатый узел, который, собственно, был его рубахой, грязной и насквозь промокшей.

— По виду сильно смахивает на ракушки.

— Тебя не проведешь, — сказал Арн, развязывая узел.

Он вытащил горсть ракушек и кинул Углю. Тот на лету подхватил их, постукал по ним кузнечным молотом и высосал одну за другой.

— А вот это тебе на закуску, — сказал Арн, и несколько яблок по траве покатилось к Углю. — У меня тетива лопнула, представляешь? — продолжал он.

— Ах ты, какая досада. — Угль от души посочувствовал Арну — ведь это все равно, как если бы у него сломался какой-нибудь кузнечный инструмент. — Ну ничего с мидиями и яблоками мы вполне проживем! — добавил он в утешение.

— У меня, правда, есть еще и вот что, — сказал Арн и кинул Углю маленького тайменя. Он уже едва сдерживался.