Первым делом они пропустили полоску парусины через ушки бадьи и связали концы вместе. Получилась прочная двойная ручка, и заняло это всего минуту. Затем они стали складывать в бадью другие найденные вещи. Среди них были разные клещи и щипцы, два молота, большой и маленький, оба без рукояток — деревянные рукоятки сгорели, — кое-какие другие орудия. Кроме того, здесь было множество кусков железа разной формы: в виде круглых стержней, продолговатых пластин и всякие другие. Они назывались «поковки» и были ужасно тяжелые. Нечего было и думать уместить это все в бадью, и Арн, наполняя ее, откладывал железки в сторону.

— Да что ты подбираешь это барахло! — не выдержал он, когда Угль подкинул ему еще один железный стержень. — Пусть валяются, они же нам все равно не нужны.

— Зря ты так думаешь, — возразил Угль. — Мне это все понадобится.

— Понадобится? Для чего же?

— Потерпи, скоро увидишь, — по обыкновению, загадочно ответил Угль. — У меня каждая железка в дело пойдет.

— Рехнулся ты, что ли? — Голос Арна дрожал от возмущения. — Ты хоть понимаешь, что твои железки потяжелее, чем каменный чан? И катить их невозможно. Нет, ну зачем нам, в самом-то деле, тратить время и силы на такую ерунду?

— Это не ерунда. Нельзя катить, так можно волочь по земле. А нельзя волочь, так придется таскать в руках. Понемногу, хотя бы по небольшой кучке в день. И начнем прямо сейчас. Давай, потащили!

Арн совсем разозлился:

— Да зачем, зачем?!

— Затем, что мне это понадобится. Я хочу стать кузнецом. Всю последнюю зиму я смотрел, как работает кузнец. А теперь хочу попробовать сам делать его работу. Я ведь вообще приметливый и старался во все вникать и запоминать. Ну ладно, давай, потащили!

Они пыхтели и кряхтели, таская тяжеленные куски железа. Они обдирали себе руки и разбивали в кровь ноги. Они бранились и ревели от ярости. Железо будто стало их врагом, которого нужно было победить. Если бы они сдались и отступили, это было бы позорное поражение. И они не отступили. Казалось, ярость, которую будило в них строптивое железо, придавала им все новые и новые силы.

Когда они перенесли примерно половину, Угль сказал:

— Ну все, на сегодня хватит. У нас есть и другие дела. И потом, у меня в животе пустота бездонная. Опять вся надежда на мидий. Давай прихватим с собой бадейку. В ней будет удобно нести домой ракушки.

— Да и нам обоим не вредно помыться. Вид у нас довольно-таки страшный. Ну, кто скорей?

— Ты скорей, если ты еще способен хотя бы быстро ходить, — засмеялся Угль. — А я до того устал, что мне впору на карачках ползти.

Позже, когда они лежали в тени хижины, отдыхая среди разбросанных пустых ракушек, Арн спросил:

— Ты умеешь стрелять из лука?

— Нет, — ответил Угль. — Ты же сам знаешь, рабу не положено иметь оружие.

— У меня тоже не очень получалось, — признался Арн, пропустив шпильку мимо ушей. — Хотя я учился и стрелял довольно много. Надо мне попробовать сделать лук. Может, удастся когда подстрелить какую-нибудь птицу. Мидии — это, конечно, хорошо, но есть их каждый день все-таки надоедает.

Угль с ним согласился.

— У меня тоже есть одна мысль, — сказал он немного погодя.

— Насчет чего?

— Насчет того же — как еду раздобыть. Стукнуло в голову, когда мы собирали ракушки. Там была утка с утятами, они выплыли из зарослей тростника немного дальше по берегу. Но только все не так-то просто.

— Ты о чем?

— Понимаешь, подбить этих утят мы бы, я думаю, сумели. Но если они еще слишком маленькие, тогда нет смысла — на них очень мало мяса. А если ждать, пока они вырастут, то как бы они не стали слишком большими и не улетели — тогда мы вообще останемся с носом. Если подбить зараз слишком много, они у нас протухнут. А если мы нечаянно убьем старую утку, утята погибнут.

— Ох, сколько неразрешимых вопросов! — засмеялся Арн. — Да, тяжело. Представляешь, вдруг у нас будет слишком много еды — вот ужас-то!.. Да нет, я понимаю, что ты хочешь сказать. Если уж можно что-то раздобыть, надо сначала хорошенько подумать, как это сделать, чтобы ничего не упустить. Но при одной мысли о жареной утке я просто истекаю слюной, будто и не съел только что кучу мидий. Так как бы нам все-таки их подбить?

— Сам пока не знаю, — честно признался Угль. — Но что-нибудь придумаем. А из лука ты бы их подстрелил?

— Откуда я знаю? Может, и подстрелю, если удастся подобраться к ним поближе. Нам бы хоть одну утку добыть, тогда бы я мог сделать оперенные стрелы, а ими легче попадать в цель.

— Я вот думаю, может, для начала мы бы обошлись хорошей толстой палкой? Подкрадемся к ним сразу с двух сторон, выгоним из тростника и запустим палками — пониже, над самой водой.

— Дельное предложение. Пожалуй, этот способ ничуть не хуже, чем если я буду стрелять в них из лука. Давай сразу попробуем?

— А что? Можно. Но палки будем кидать, только если увидим, что утята уже большие. С того места, где я стоял, видны были просто точечки. И потом, я надеюсь, мы подшибем только одного. В такую жару второй у нас протухнет.

— Совсем не обязательно, — уверенно сказал Арп.

— А как их сохранишь? Соли-то у нас нет.

— Закоптить можно. Тогда они долго не испортятся.

— А ты умеешь? — с сомнением спросил Угль.

— Примерно представляю себе. Во всяком случае, видел, как это делают. Но для этого придется построить коптильную печь. А для нее нужна глина.

— Бери бадью, — сказал Угль. — Давай сперва построим эту печь. А то вдруг и в самом деле загубим понапрасну целую утку — страшно подумать! Мы ведь сегодня уже пообедали.

Мальчики встали. Один взял топор, чтобы скалывать с глины засохшую корку, другой — бадью.

По дороге Арн вдруг начал смеяться. Сначала он хихикал про себя, потом стал фыркать и наконец закатился громким хохотом.

— Чего ты гогочешь? — с досадой спросил Угль.

Было ужасно душно, он обливался потом, а вокруг его головы с надоедливым жужжанием вились мухи. Он решительно не понимал, какие могли быть причины для веселья.

— Ну и дураки же мы! — со смехом ответил Арп. — Не знаем, удастся ли нам добыть хоть одну утку, а сами бросились строить коптильню на случай, если нам вдруг попадут в руки сразу две.

Арн все хохотал, и Угль в конце концов тоже прыснул.

Они смеялись и дурачились, копая глину, а прежде чем вернуться домой, побежали к роднику и напились так, что чуть не лопнули.

Еще до наступления вечера коптильная печь была готова. Построить ее оказалось не слишком сложно. Она была похожа на высокий узкий котел без дна. Мальчики слепили ее из глиняных колбасок, а потом аккуратно обровняли поверхность.

Из-за жары глина быстро пересыхала, поэтому им приходилось действовать очень проворно. Когда они закончили верхнюю часть, низ совсем уже затвердел, так что можно было спокойно прорезать в нем отверстие для растапливания печи, не боясь, что все сооружение рухнет. А из вырезанного куска получилась заслонка, которой нужно будет загораживать отверстие, чтобы не поступало слишком много воздуха — ведь в коптильной печи топливо должно дымить, а не гореть. И напоследок они вылепили две пластины, которыми можно будет прикрывать верхнее отверстие.

На опушке леса росла стройная молодая рябинка. Срубив ее, мальчики сделали из ствола две толстые палки, каждая длиной примерно в руку. С ними они и отправились к фьорду. Угль взял с собой бадью.

Бросили жребий, кому идти в обход, чтобы можно было подкрасться к тростниковым зарослям с двух сторон сразу. Вытянул Угль, и они разошлись. Каждый из них осторожно ступал по мягкому лугу и, боясь спугнуть уток, старался не дышать. От этого оба они скоро запыхались. Должно быть, сказалась и душная жара, которая, точно пуховая перина, застлала землю, прогнав береговую свежесть и прохладу.

Уговор был такой, что, добравшись каждый со своей стороны до тростниковых зарослей, они остановятся и поднимут вверх палки. Это позволит им следить за передвижением друг друга и войти в воду одновременно, с тем чтобы удалось вплотную подобраться к уткам.