Литмир - Электронная Библиотека

Высокая длинноногая дама-полицейский — в зауженных форменных брючках и голубой сорочке, в шапочке с козырьком — садилась за руль. Ее «тойота» с красными полицейскими номерами преградила путь подъехавшему полицейскому микроавтобусу с опущенными жалюзи… В нем везли арестованных.

Они пели. Я узнал мотив. Знакомая лагерная мелодия. Молодые голоса.

Я разобрал слова. Православный Троицкий собор. Израильская полиция. Зной. Ивритские буквы. Иудейские горы…

Какое-то наваждение… В машине пели на русском:

«Голуби летят над нашей зоной…»

Я вернулся к автомату на площади Кикар Цион. Улица Бен Йегуда после недавнего взрыва, о котором я услышал в Москве накануне вылета, была снова само спокойствие и беспечность.

Какие-то дамы с цветными пляжными зонтами проплыли мимо. Я услышал русскую речь, она звучала тут все чаще.

Пенсионерка «золотого возраста» прошла рядом со мной рука об руку со спутником. Вся в белом. Круглая широкая шляпа. Цветок в руке.

Какая-то женщина впереди не давала себя обогнать. Когда ее крупная верхняя половина уходила вправо, нижняя, не менее мощная, — по синусоиде отклонялась влево.

Я обошел ее, постоял у горящих на тротуаре десятков поминальных свеч — тут были убиты дети, выходившие из магазина с игрушками.

Мимо закрытого в этот час офиса Леа, нашего адвоката в Иерусалиме, вышел к остановке автобуса.

Какой-то пацан лет шестнадцати вынес из супермаркета ящик колы, поставил в багажник «тойоты».

Еще в самолете я прочитал о том, что компания «Кока-Кола» объявила приз — бесплатную поездку в США и еще ряд подарков, стоимостью поменьше, для любителей кока-колы.

Участвовавший в игре должен был собрать определенное слово из букв, скрытых под колпачком-пробкой каждой бутылки. Повсюду на улицах можно было видеть пустые бутылки со свинченными колпачками…

Москва, Шереметьево постепенно удалились от меня.

Я мог теперь ехать на Бар Йохай.

Усатый, с жирными складками на бритом затылке полицейский разговаривал с широкоплечим высоким мужиком, по виду полицейским детективом. Высокий держал в руке шлем мотоциклиста.

Мне следовало держаться от них подальше.

Как человеку, статус которого трудно определить однозначно:

«Телохранитель? Бандит?»

Через несколько минут я был уже на Бар Йохай. Тут жил прежде мой друг, который за это время нашел себе другое пристанище.

Меня смутил район, в котором жил партнер Марины. По моим представлениям, он должен был жить в престижных районах Рехавии, или Бейт-а-Кэрем, или в Восточном Тальпиоте…

«Катамоны — прибежище иерусалимской бедноты…» — охарактеризовал этот район ведущий израильского телевидения, сообщая о терактах в автобусах.

Узкая Бар Йохай вилась по склону одного из застроенных домами холмов, приютивших Святой город. Вдалеке виднелись холмистые складки Иерусалимских гор — и лесистые, и застроенные.

Если Воробьевы горы в Москве перенести в район площади Маяковского, чтобы автобусы огибали их, направляясь к Белорусскому вокзалу на дне глубокой впадины у предгорья, это было бы похоже на то, что я увидел…

Вокруг стоял не колышимый ни малейшим ветерком тяжелый сухой зной. Скрипела проволока… Кто-то подтаскивал вывешенное на просушку за окно белье. Где-то далеко рассыпалась трель мчавшегося на вызов «амбуланса» скорой помощи…

Череда многоподъездных стандартных зданий, построенных во время массового приезда репатриантов из Марокко, — пятиэтажных, на столбах — тянулась по кривой.

Точная копия один другого.

Нужный мне дом не отличался от других. Я его помнил.

На балконе в торце виднелось несколько пар джинсов, похоже, их не снимали со дня моего отъезда.

Тут же рядом высился огромный мусорный контейнер с люками и целым выводком диких израильских кошек…

Все было мне уже знакомо. Нижний, поднятый над тротуаром израильский нулевой этаж, наполовину сквозной, с несколькими квартирами. Незастроенная часть — нечто вроде галереи, закрытой сверху этажами на опорах. В непогоду тут гуляли дети, катались на скейтах и роликах,

Летом — обсуждали домашние дела, скрываясь от зноя.

Так было и сейчас.

Молодая великанша — в майке навыпуск, в тапках, в узких, обтягивающих рейтузах, с сотовым телефоном в одной руке, с сигаретой в другой — трепалась с соседями. Беседа текла лениво.

Дети рядом гоняли на роликах…

Первое же, что бросилось мне в глаза, когда я ступил на галерею, был прикрепленный скотчем к стене белый с траурной каймой листок — типографское объявление о смерти…

Я подошел. Сложил ивритские согласные буквы. Мысленно расставил гласные. Это можно было прочитать и как «Амран Коэн»…

Цифры внизу означали возраст, дату и часы погребения.

«На 50-м году жизни… 17-го в 12.30…»

«Мир его памяти…»

Я был готов к этому.

Болтавшие на галерее женщины сразу положили на меня глаз. Замолчали.

Я поздоровался.

Великанша — с гипертрофированными ляжками и грудью, с сотовым в руке — сразу приблизилась. Принялась объяснять:

— Ты не слыхал? — Инициатива исходила от нее.

Все они тут сносно знали английский. А кроме того', выходцы из арабских стран владели арабским или персидским. Марокканцы говорили еще и на французском.

Женщина была определенно марокканка.

— Прямо тут убили, в доме!

— Я, кажется, слышал. Кто он был?

— Нищий…

— Нищий?! Poor?

— Yes…

У миллионеров и уголовников могли быть свои прихоти.

— Нищий. С площади Кикар Цион…

Все сходилось. Адрес, площадь Кикар Цион…

— Я могла тебя видеть с ним? — Она называла меня на «ты», словно мы были знакомы много лет. Другого обращения тут не знали.

— Никогда…

— Почему ты интересуешься?

— Я журналист. Из Тель-Авива… — Ее напористость мне не понравилась. — И за что его убили?

— Из-за чего убивают нищих?! Из-за денег!

Ей не терпелось кому-то позвонить. Она выдернула короткую антенну сотового, набрала номер. Одновременно продолжала болтать со мной.

— Полиция их уже задержала. Молодые парни. Жили тут, по соседству. Один в нашем доме — Борис… — Она сделала ударение на первом слоге. — Может, хочешь холодной воды? Я принесу…

— Нет, спасибо тебе.

— Другой — вон там, напротив, через пять домов, Гия… — Ей явно не хотелось меня отпускать. — Меня зовут Варда…

Она сделала паузу.

Я не собирался представляться.

— На третьем этаже. А напротив — там тоже русские. Лена, хавераБориса… Ты пошел?

— Мне пора.

— Бай! Когда ты еще придешь?

— Не знаю.

В лавке по дороге я купил газеты, издаваемые на русском языке. В «Магазине» — приложении к «Вестям» — мне бросилось в глаза короткое сообщение:

«Координатор по связям с прессой Иерусалимской окружной полиции Зеев Руби дал понять журналистам, что через несколько дней он будет готов сделать заявление по поводу лиц, виновных в убийстве иерусалимского нищего Амрана Коэна…»

Хозяин квартиры, которую «Лайнс» оплачивал в Иерусалиме, репатриант из Болгарии, был рад моему возвращению.

— Поздравляю… — Бецалел сносно говорил порусски.

Осанистый красивый мужчина, он был вдовец. После

смерти жены он почти не выходил из дома. Сидел в кресле, понемногу выпивал, смотрел телевизор…

Когда я пришел, Бецалел смотрел научно-популярный фильм об австралийских кенгуру.

— Привет, Алекс!

Он достал из холодильника напитки. Традиционный болгарский набор: ракия, мастика, плиска… Отведали каждого. Между прочим я завел разговор об убитом нищем.

— Он был богатый человек…

— Ты уверен?

— Абсолютно. Он даже одолжил деньги одному моему другу — болгарину…

Удивительно, что именно домосед, проводивший свое время у телевизора, оказался столь информированным.

— Еще рюмку мастики? Самое высокое качество…

— Спасибо. Ты знаешь такого должника?

48
{"b":"25147","o":1}