«Все…»
Бесконечно долгий телефонный звонок проник в мой сон и неожиданно материализовался в виде острого металлического крючка, который словно зацепил мой сонный мозг. Крючок был наподобие тех, что устанавливают против осетровых на браконьерских сетях — каладах — на Каспии. На мгновение я ощутил себя белугой или осетром. Теперь, если бы я ускользнул, меня ждала верная смерть — от заражения, которое неминуемо настигает в результате царапины от калады… Телефон все звонил, пока я не осознал себя лежащим на кровати в Иерусалиме, в квартире, которую снимал. Я схватил трубку.
— Слыхал сообщение про Ашдод? — Голос был знакомый. Рэкетир тоже знал последние новости.
— Ну?
— Слыхал или нет?
— Что тебе?
— Вот как ты заговорил! Хочешь, чтобы напомнили? Сейчас наберу 111 — и тебя возьмут… Этого ждешь?
Я дал понять, что такой вариант нежелателен.
— То-то… — Он был удовлетворен. — Когда рассчитываться думаешь? Пять тысяч, которые ты занял…
— Я не занимал!
Все началось сначала.
—Смотри, чувак, с огнем играешь. В Мидраш-а-Русим захотел?
Русское подворье, тюрьма, точнее, ИВС Иерусалимского городского округа, у которого все время толпились арабские жены и матери преступников…
—Для начала там тебя отделают, как черепаху… Чего молчишь?
Я подумал:
«Пора это кончать!»
—Хорошо, В среду. В среду после обеда.
До этого я ни разу не высказался по существу. Он не ожидал, что я так легко сдамся. Был озадачен.
— А чего среда?
— Должны деньги поступить. Но всего, что ты просишь, мне не найти. Предупреждаю.
— А ты найди, если хочешь быть в порядке. Я позвоню во вторник. И не вздумай слинять…
Я бросил трубку.
«Тебя-то я рано или поздно обую! Это точно!..»
Я назвал среду, потому что любил Высоцкого.
«Какой был день тогда? — пел он. — Ах да — среда…»
Звонивший был элементарным вымогателем.
Убийцы Камала Салахетдинова, начальника кредитного управления банка, его подруги, Виктора, а теперь и Николая Холомина — Арлекино — не стали бы требовать денег за то, что молчат.
«Не те это люди…»
Если бы они взялись за меня, мне лучше бы сразу искать специально отведенное для неиудеев место на израильском кладбище, потому что меня ждала бы та же участь, что и других жертв.
«Просто придут и убьют!»
До среды оставалось два дня.
Я позвонил в Тальпиот — Хэдли. Мы стали естественными союзниками.
— В данный момент мы не можем вам ответить… — уныло протянул записанный на пленку голос. — Оставьте, пожалуйста, ваши данные и сущность сообщения…
—Я хотел бы поговорить с доктором Риггерс…
Хотя я наговорил текст на автоответчик, уже через минуту мне перезвонила Тамарка. Кроме своих основных обязанностей, она, как можно было догадаться, по совместительству была еще и секретарем. Тамарка никак не дала понять, что мы знакомы. Я повторил то же, что надиктовал па пленку.
—С вами сейчас будут говорить.
Трубку взяла Хэдли.
—Мне необходима ваша помощь. Мы должны срочно встретиться…
Она помедлила. Я успокоил:
— Услуги оплачиваются…
— О чем вы говорите! — Хэдли повеселела.
Мы договорились о встрече через час на Цомет Пат.
— У «Пиканти».
— Мне как раз надо кое-что купить…
Мы встретились с Хэдли на перекрестке.
Бандерша, она же доктор Риггерс, специалист по кожно-венерическим заболеваниям, совершенно необходимый в каждом бардаке, предложила для начала светский разговор.
—Я была в музее. Меня поразил Босх. Потрясающая картина! Знаете, кого я на ней увидела?!
Я понятия не имел. На мое художественное образование страна все годы до перестройки тратила тринадцать копеек в год, и я ничего не добавлял.
—Каталу! Ей-богу! Наперсточника! Можете верить. На картине он со стаканами и с шариком. Как Алекс…
Мы перешли к делу.
—Меня пасут. В среду мне понадобится ваша помощь. Прямо с утра…
—Просто проверить?
—Я хочу узнать, кто за мной ходит. Я пойду в банк. Кто-то из них обязательно за мной отправится.
— Понимаю.
— Под наблюдение меня брать не надо. Я доеду до Яффо в автобусе. Дальше пешком…
Я наметил для себя довольно длинный путаный маршрут с посещением «Золотой кареты» и отделения банка «Дисконт».
—Пусть каждый займет место, которое я сейчас укажу, и смотрит. Потом перейдет в другое. Этого достаточно…
Графически маршрут выглядел как полукруг. Покинув «Золотую карсту», я должен был дворами выйти на Бецалель, пройти мимо моего ульпана. Тут я задумал посадить человека из детективного агентства «Нэшек», от Шломи. Так я проверил бы заодно и людей Хэдли!
—Позвони во вторник, скажи, когда ты будешь у «Золотой кареты». — Мы были снова на «ты». — Все решим. И сразу аванс. О'кей?
На балконе в торце Бар Йохай висели все те же джинсы. К ним добавились еще белые носки-маломерки. Судя по их количеству, в семье детей было не менее дюжины. По три пары на каждого…
Венгер и его жена по обыкновению были дома. Оба читали. Теперь у них было для этого время. Мэри мучила справочник участкового врача, перед Венгером на тумбочке лежало изданное уже после его отъезда из СНГ «Судебно-медицинское исследование трупа» под редакцией членкора Громова и профессора Капустина.
—Я думал, ты в иных сферах… — встретил меня Венгер.
—Пока нет. Как ты?
Он коснулся засаленной вязаной кипы — круглолицый, с глубокими ямочками на щеках, с совиными крупными глазами смешилы под хулиганским чубчиком.
—Слава Богу…
В доме была еще старая мать Венгера, тоже врач. Она отдыхала за перегородкой. Старуха спросила меня:
— Как вы живете один, Саша?
— А что?
— Надо ходить по магазинам, готовить еду…
Венгер положил руку мне на плечо:
—Ослы удовлетворяются скудным кормом, мама. Ты не знаешь?
Я достал его локтем.
— Как ты говоришь, Изя! Саша может обидеться!
— Пусть слушает…
— А кастрюли, тарелки…
— С посудой вообще просто… Складываешь в унитаз, заливаешь специальным средством, спускаешь воду… — Венгер был в отличном настроении, как всегда в присутствии матери и жены. — Ему это один израильтянин посоветовал…
— Изя? Почему ты называешь его израильтянином? Разве мы не израильтяне?
— Нет, мама.
— А когда мы станем израильтяне?
— Думаю, до этого еще долго.
—У меня такое чувство, что мы в эвакуации…
Было слышно, как женщина повернулась на бок, она была такой же крупной, как сын. Матрас зашуршал.
—…Кончится война, и нам разрешат вернуться домой, назад в Могилев…
Я показал Венгеру на бутылку «Кеглевича» в кармане, кивнул на дверь. Он поднялся, немедленно ощутив духоту: — Пойдем, подышим воздухом…
Наше убежище в разросшихся агавах выглядело экзотично. Листья агавы были тяжелые, большие. На одном кто-то из подростков выцарапал неприличное слово по-русски.
—Такая тут земля! — заметил Венгер. — Чуть поскреби — и там камень! Сплошное лобное место! А это все привезли люди — всю землю, деревья…
После выпивки Венгеру следовало выговориться. Пролетавший полицейский вертолет протарахтел над нами. Я ждал. Он коротко прошелся по ивриту:
—Мудро: «жизнь», «лицо», «вода» не имеют единственного лица!
Перешел к библейской истории:
—Причина всех бед — бессмысленная вражда внутри народа…
Мне отводилась роль слушателя.
— Некий Камца прогнал из своего дома некоего Бар Камцу, которого слуга по ошибке пригласил на пир…
Я слышал эту историю не раз. В конечном счете, утверждали мудрецы, результатом этой распри явилось разрушение второго храма. Мы уже прощались, когда я сказал как бы между прочим:
—За мной ходит один мужик. Я хочу проверить. На днях, я думаю, его засеку…
Я рассказал про свой план. Если мне было суждено вскоре отправиться кормить рыб, кто-то потом должен был все объяснить Джамшиту или Рембо… Венгер отставил стакан:
— Меня ты не хочешь привлечь?
