Потом то же подтвердилось по Интернету.

Семья Салахетдинова вернулась домой.

По странной случайности именно в этот день, решив, что опасность больше не угрожает, Камал Салахетдинов набрал номер своей московской квартиры.

Телефон был « н а к н о п к е ». Видимо, не только у нас. К тому же средству прибегли и наши противники. Развитие электроники дошло до того, что, даже разобрав телефонный аппарат, нельзя было найти встроенного внутри «клопа». Средства съема информации уже вделывали в штатные детали устройства — батарейки, конденсаторы, процессоры. Общее число подслушивающих устройств в столице по сведению начальника Управления «Р» МВД РФ составляло восемь — десять тысяч. Среди этого количества только несколько десятков были наши. Остальные могли быть чьими угодно. Камал что-то чувствовал или точно знал. Квартирный «клоп», установленный в доме бывшего председателя совета директоров банка, зафиксировал лишь один разговор Камала Салахетдинова с женой.

Разговор был краток. Как и положено мужу и мусульманину, Камал ничего не объяснял. Коротко объявил:

— Надеюсь скоро быть.

— Как ваше здоровье? — успела спросить жена.

— Все очень хорошо.

— Целую вас.

— Поцелуй девочку.

Этого могло оказаться достаточным для того, чтобы его обнаружили и убили…

В лавке на Цомет Пат я купил пятничную газету. Зашел домой. Сразу выложил приложения. Меня интересовал «Бизнес-сервис». Газета открылась на нужном развороте.

«ГЕНРИХА ШТЕЙНА ПРОСИТ ОТКЛИКНУТЬСЯ ЕГО ШКОЛЬНЫЙ ДРУГ».

Два объявления с одинаковым текстом — мое и Арлекино — были напечатаны рядом. Оба отличались только номерами телефонов, по которым предлагалось звонить.

В одном варианте это был номер отеля «Плаза» в Бат-Яме, в другом — тот, что указал я…

Я не учел, что Арлекино, как и я, мог оплатить четыре пятничные публикации. Тут уж ничего не поделаешь! Парные объявления должны были появиться еще дважды. Я хотел закрыть газету, когда внезапно увидел объявление, касавшееся лично меня. Я чуть не пропустил его!

«ГЕНРИХ ШТЕЙН ПРОСИТ ШКОЛЬНОГО ДРУГА ОТКЛИКНУТЬСЯ».

Это был ответ!

Ниже стояли семь цифр иерусалимского телефона.

Я вышел к автомату, набрал номер. Меня подключили к автоответчику. Несколько слов на русском, затем короткий гудок означал, что запись началась.

—У меня поручение от школьного друга… — Я назначил встречу под вечер на проспекте Герцля, в районе Байт ха-Кэрем, считавшемся достаточно престижным и дорогим. — Буду ждать…

Я повесил трубку. Это было моим единственным достижением.

«Ничего, пробьемся…»

Я появился на проспекте Герцля раньше назначенного срока. Он был тут неширок. Малолюден. Жители квартала подъезжали на машинах. Мы должны были встретиться с Генрихом Штейном у входа в банк. В это время тут бывало мало прохожих. Прямо напротив высился многоэтажный жилой дом с торговым центром. В самом низу, на уровне проспекта, располагался супермаркет. Я обошел торговый центр. Примерно представляя, кого ищу. Супермаркет был большой, чем-то напоминал московский гастроном «Смоленский», людей здесь скопилось немного. Мое внимание никто не привлек. За несколько минут до назначенного срока я поднялся в обычно пустой туалет. Прошел мимо стеклянных витрин «Моды». Окна туалета выходили на проспект.

Я занял наблюдательный пост у одного из них. Напротив, под деревьями, на другой стороне проспекта, на первом этаже трехэтажки мирно отсвечивали окна отделения банка «Дисконт»…

Появившаяся у банка молодая женщина в шляпке, в длинной юбке из-под скромной куртки была та, кого я ждал. Я повернул к выходу. Быстро вышел на улицу. Девица стояла на свету, демонстрируя ноги и зад. Это была Тамарка, которую я видел в квартире старой бандерши Хэдли… Там она была в другой одежде — в кожаном корсаже и кожаной короткой юбке — и играла роль дочери доктора Риггерс.

—Добрый вечер…

Ответа я не услышал. Тамарка повела меня в глубь квартала. Теперь деваха казалась неповоротливой, тяжеловатой. Мне нравились медлительные сонные бабы.

— С вами хорошо зимой в России…

Она обернулась:

— А летом?

В припаркованной за углом машине — белом «рено» с кузовом — сидели трое. Высокий худощавый катала — центровой, раскидывавший карты на Яффо, — вместе со старухой Хэдли занимали второе сиденье. За рулем сидел телохранитель, он был в том же немецком костюме. Я вспомнил:

«Хэдли называла его Генрихом…»

Объявления давались от имени «племянника».

«Вся команда…»

Центровой подвинулся, чтобы я мог сесть рядом. Тамарка устроилась впереди.

— Поезжай… — Хэдли тронула телохранителя за плечо.

— Далеко?

— Куда хочешь. Потом останови.

Мы выехали на проспект. Сумеречный свет вызвал призрак зимней московской улицы, перечеркнутой штрихами мокрого снега. Водитель свернул в переулок, припарковался метрах в двухстах от супермаркета, рядом с детской площадкой. В садике гуляли мать и ребенок. Ребенок сидел на конце перекинутой доски, ему хотелось качаться. Женщина в черном пыталась помочь — переступала в центре доски, перемещая тяжесть тела с ноги на ногу. Черные руки взлетали вверх…

—Идите с Тамаркой, погуляйте…

Телохранитель и женщина молча вышли. Хэдли щелкнула зажигалкой.

—Чего тебе надо? — Центровой повернул ко мне худое со впалыми щеками лицо уголовника. Что-то кольнуло меня в грудь. В руке центрового я заметил узкую, отполированную до блеска заточку. Блестящий кусок стали чуть заметно шевельнулся в ладони. Женщина на детской площадке поочередно вздымала свои черные крылья. Мое межреберье было легко досягаемо…

—Стой, Алекс! Мы тут собрались, чтобы говорить…

Хэдли остановила его, как мальчишку. Разница между мужчиной и женщиной, как известно, лишь в одной паре хромосом — в двадцать третьей. У них «XX», а у нас «ХУ». А отличия разительные… Центровой спрятал заточку.

—Зачем ты хотел нас видеть?

— У вас там что-то получилось с газом. А мне последние дни тоже обещают неприятности…

— С газом?

— И с газом тоже. Мне нужна помощь Генриха Штейна для школьного друга. Его больше нет в «Плазе». В Бат-Яме.

— А где Николай? — Хэдли пошевелилась. На этот вопрос я мог сказать определенно:

— Холомин? Его убили.

— Господи!.. А где? Что?

—Тебе больше всех надо… — окрысился центровой. — Меньше знаешь, меньше бед!

Хэдли представила мне шулера:

—Это Алекс.

Они были напуганы. Теперь мы могли говорить. Но что-то оборвалось. Ни я, ни центровой ничего не сказали друг другу.

—Кто эта Инна, которую хотели увезти в машине на перекрестке Цомет Пат?

Ответила бандерша:

—Я же говорила: девушка подписала контракт. Потом в аэропорту Бен-Гурион хотела слинять. Такое тут часто. Девочки хотят и рыбку съесть и… Я им всем говорю: «Не дело это!» А они мне: «Ну, Хэдличка! Ну, душка!»

Я услышал повторение старой песни.

—«На работе я вам не Хэдличка! Я доктор! Доктор Риггерс! Кожник и венеролог! Кто, как не я, вам всего нужней с вашей профессией!»

Я не верил этой компании.

«Кто кому лгал? Арлекино — старухе Хэдли или она — мне?»

Я не мог понять.

«Слышали ли они об О'Брайене, об Окуне, Вахе?! Или Холомин все от них скрыл?! Знают ли о том, против кого играют и какая ставка в этой игре?»

Похоже, они только теперь об этом задумались.

— Будем откровенны. Николая убили. Боюсь, до вас тоже доберутся. Сейчас мы союзники…

— Откуда мы знаем, кто ты? Может, вы одна кодла? — заметила доктор Риггерс.

— Тогда зачем мы здесь? Хотя вы и приятные люди!

— Я хочу это выяснить!

— Я, возможно, предложу вам заказ. Поэтому я здесь.

— Укецать кого-нибудь? — Центровой усмехнулся. — Сколько ты можешь заплатить?

Старуха стукнула его по рукам:

— Я решаю!..

— Мне надо знать, как Николай собирался поступить с Инной. Введите меня в курс дела. Тогда я могу определить заказ…

—Это разговор!.. — Старуха переметнулась на мою сторону. Она точно знала, у кого в данный момент есть деньги. — Слушай сюда… Клянусь, то, что мною сказано, такая же правда, как то, что я доктор Риггерс…