— Приветствую тебя, брат по разуму, — произнес черт, пытаясь одновременно встать и поклониться. Вышло у него это неловко.

— Это ограб… в смысле вторжение? — вместо «здрасте» проблеял писатель Н. Ему вспомнились уэлссовские марсиане — словно бы из окна на миг потянуло гнилью и раздалось тоскливое «улла»…

— Нет, вы что! — черт замахал руками так бурно, что сбил со стола коврик с мышкой, — я можно, сказать, турист. Коммерческий турист. Посещаю планеты при помощи…

Потока дальнейших терминов писатель Н. не понял. Ему было сильно не по себе.

— Вы летали на этой штуке, — палец Н. уперся в неповрежденный брелок — по Галактике?

— Да, — горделиво кивнул черт, — принцип гравиловушки во временном континууме…

— Пива хочешь? — предложил собеседнику Н. в надежде сменить тему.

Черт замялся.

— Нет, спасибо.

Н. заметил смущение собеседника:

— Угощайтесь… ся, брат по разуму. Не хватит — в ларек за ещем смотаюсь, — почти сумел улыбнуться писатель Н. Мысль сбежать под благовидным предлогом грела душу все жарче.

— Премного благодарю, брат по разуму — второй поклон удался черту лучше, — но я не пью пива. У меня есть проблема немного серьезней.

— У тарелки горючее кончилось? — услужливая память подсказала начитанному писателю Н., что скорей всего так оно и есть — вытек бензин, сломалась редкая шестеренка, утонуло в сортире радио или случилась еще какая-то дурь. И сейчас, он, писатель Н, окажется вынужден чинить летающую посудину, потом отправится спасать мир от злобных врагов, будет стрелять из бластера и планетарной пушки, сражаться с восьминогими шестикрылами, спать с Мата Хари, ругаться межгалактическим матом и окажется рассеян на атомы где-нибудь у Проциона. А если даже удастся уцелеть в Звездных войнах и вернуться домой, гнев супруги доведет до могилы вернее вражеских пуль.

— Нет, конечно. Мое судно в полном порядке. Проблема в другом, — черт впился в Н. жарким взглядом настойчивых и жадных зеленых глаз, — Я голоден. Понимаешь, брат? Очень голоден…

Писателю Н. стало страшно. Он втянулся в угол дивана, поджал ноги и огрызнулся:

— Но-но, не балуй!

Черт встал с кресла и приблизился к Н. Пальцы гостя алчно дрожали, слюна показалась на вывернутых губах:

— Прости мою неучтивость, брат по разуму. Я семь циклов не держал в руках свежей пищи. Прости!!!

В поисках хоть какой-то защиты руки Н. шарили по дивану. Он ухватил первый тяжелый предмет — это оказался сдвоенный том космооперы писателя Л. — и швырнул в пришельца, целя в голову. Черт подпрыгнул, словно баскетболист, и поймал книгу в воздухе.

— Спасибоуммм…. — тощая фигура по-турецки села на пол и в бешеном темпе начала перелистывать страницы. Зеленая кожа черта на глазах становилась ярче, впалые щеки округлялись, ребра больше не грозили прорвать кожу.

— Приятного аппетита, — буркнул писатель Н., слез с дивана, бочком обошел гостя и отправился в ванну. Не сменить джинсы, как сделали бы многие на его месте — писатель М. точно бы обосрался — мелькнула в голове злорадная мысль. За трубой в вентиляции была спрятана от любопытных глаз бутылка смирновской водки.

…Когда заметно повеселевший писатель Н. вернулся в кухню, черт уже отложил книгу и сидел, развалясь, с блаженным выражением на физиономии. «Ты меня уважаешь» повисло в воздухе, но так и не прозвучало. Вместо этого Н. спросил:

— Вы что книги едите?

Черт смущенно повел носом:

— Ты почти угадал, брат по разуму. Мы питаемся мыслеформами и мыслеобразами, свежей лингвой печатного текста. Чем полней и талантливей книга, тем вкуснее она. Текст ритмический опьяняет, текст насыщенный насыщает… гурманы любят ма-а-а-ленькие лимерики, а обжоры — эпические полотна.

— А как тебе понравилось мое угощение, брат по разуму? — Н. вдруг стало любопытно.

Черт смутился еще больше:

— Я безмерно благодарен за гостеприимство и обильную трапезу…

— Не парься, чеши как есть — я не обидчив, — отмахнулся Н.

— Адаптируя к терминам вашего языка, брат, — ты когда-нибудь получал на обед жареную подметку?

Злопамятный Н. заржал. Новый гость ему наконец-то понравился.

— Пошли, братан, я тебя накормлю от пуза!

Книги семейства Н. жили в спальне на стеллажах и занимали всю стену. Н провел гостя к полкам и самодовольно наблюдал, как пришелец таскает книги за корешки, перелистывает страницы, полнеет и косеет на глазах. Чертовой кожи брюки гостя уже опасно обтягивали бока, когда гость наконец насытился. Он упал спиной вперед на семейное ложе Н. и, зажав в руке, томик Пушкина принялся декламировать:

— Божественно! Деликатес! Какой тонкий букет, какая восхитительная игра звуками! Брат по разуму, я стану богатейшим из богачей, поставляя ваши блюда на мою прекрасную родину. Ты станешь моим компаньоном, брат, и тоже озолотишься, я вижу, ты редкий гурман и вкус у тебя бесподобен…

Призраки великолепных дворцов воздвиглись и рухнули перед внутренним взором писателя. Н. пришла в голову странная мысль:

— Брат по разуму, я сейчас угощу тебя замечательной книжкой.

— Брат по разуму, доверяю твоему выбору, — черт растянулся на ложе и начал вполголоса читать стансы.

Взволнованный Н. пробежался взглядом по полкам. Теперь у него задрожали руки. А, вот оно.

— Прошу к столу брат — «Жизнь и смерть боевого робота галактических ВКС».

С преувеличенным любопытством черт протянул зеленую руку, ухватил книжку за переплет, открыл, перелистнул страницу, другую, третью… Н. ждал, его сердце билось неровно — галактический книгоед это вам не критики с самиздата, он-то точно разбирается в литературе…

— Эак, — сказал черт, — Пххх… уэ…. — и согнулся, держась за живот, сотрясаемый жестокими спазмами. Крошево пестрых слов выплеснулось на покрывало, некоторые мыслеобразы шевелились и пробовали сбежать, остальные остались лежать неаппетитной кучкой. Черт позеленел окончательно:

— Феноменальная дрянь. Уникальная. Редкостная, — сказал он и утер рот ладонью, — извини, брат по разуму, у меня слабый желудок. Сам понимаешь, космос…

Писатель Н. не отрываясь смотрел на сутулые плечи гостя, на блестящие брюки и торс, покрытый редкой зеленоватой шерстью. …Ах ты, сволочь неблагодарная! Чучело! Тоже мне ценитель нашелся, взвейтесь да развейтесь, мать твою!!! Интересно, сколько дают за убийство инопланетного визитера? — Двадцать лет без права переписки в лучшей психушке Москвы! — ответил Н. сам себе и пошел в кухню за веником. Водка кончилась, а жаль — у писателя на душе было необыкновенно погано. Да, с вероятностью зеленый урод возьмет его в дело и сделает богачом. Но поставлять на свою планету он будет, не его, Н., гениальные произведения, а Пушкина с Достоевским. Или писателя Л. Или писателя М… при этой мысли писатель Н. заскрежетал зубами.

…В банке не осталось ни капли пива. Н. потряс ее и перевернул — пусто. Взгляд писателя прошел по столу, огибая хлебные крошки и шкурки от колбасы, задержался на большом столовом ноже, спустился по ножке и уперся в уголок плинтуса — там лежал и синел брелок с тарелкой внутри. Эврика… понял Н.

Зажав в потном кулаке шарик, он вернулся в спальню. Гость валялся на покрывале, как у себя дома, бесстыжие янтарные глаза его были полуприкрыты, в острой бородке застрял ярко-красный слог «ля».

— Мы подпишем союз, брат по разуму? — сыто икнул пришелец.

— Да, несомненно, дорогой брат по разуму, — писатель Н. постарался придать пропитому голосу медоточивость и доброжелательность, — но сперва не мог бы ты удовлетворить мое любопытство в одном вопросе?

— За подобное пиршество все, что угодно! — черт подмигнул, — хочешь, я расскажу, какие сиськи у нашей императрицы, или сколько стихов ее сын читает перед обедом?

— Это было бы с моей стороны нескромно, — Н. протянул вперед ладонь, — лучше скажи-ка ты мне, брат по разуму, правда ли, что ты такой большой и сильный целиком мог поместиться внутри такого маленького шарика…