Весь остаток дня девица посвятила разгадке, где итальянец мог прятать деньги и есть ли у Ушакова возможность вычислить настоящего убийцу. Жаль, конечно, этого рьяного служаку Самойлова, но что же поделать, коли он не стал играть по ее правилам. Согласись Самойлов служить ее делу – не сложил бы голову на плахе, а был бы щедро вознагражден. Уж она-то знала, что Орден не скупится в таких делах.
Наконец среди многочисленных бумаг Мари на глаза попалось письмо, которое ей показалось ключом к разгадке тайны масонских денег. В ту самую минуту легкие шаги раздались за дверью, и на пороге возник Ла Шанье.
– On a cherche partout, mais on n’a rien trouve![6]
Она так и знала, что голова дана этому человеку только для того, чтобы носить шляпу. Ведь люди Ушакова наверняка следят за домом Фалинелли, и тот факт, что шевалье не арестован, еще не доказательство, что его визит остался незамеченным. Да к тому же осторожный и хитрый итальянец вряд ли подвергал бы свою персону риску, храня такие сокровища дома.
– Vous n’avez pas cherche au bon endroit. En plus, le pere Falinelli s’est allie a un certain Belozerov. Il n’est pas si facile pour un etranger de cacher le tresor en Russie, s’il n’a pas un bon aide parmi les russes[7] – с досадой сказала Мари.
– Vous supposez qu’il s’agit de Belozerov?[8]
– Absolument! Notre garcon s’est trop hate de tuer Falinelli! Il eut fallu d’abord l’interroger![9]
Шевалье покачал головой:
– Je crains qu’il n’ait tout simplement pas eu le choix[10].
Может быть, и прав был Ла Шанье, может, и не было у убийцы выбора, да только Самойлову убитый итальянец все никак не давал покоя. Вот и сейчас взмахивал Фалинелли шпажонкой, дразнил противника, дергался, словно марионетка, управляемая невидимым кукловодом. «Вставай!» – ехидно улыбался Фалинелли.
– Вставайте, ваша милость! – кто-то тронул Ивана за плечо.
Иван открыл глаза и увидел перед собой Туманова и Егорку, который протягивал ему свежее белье и новый костюм.
Туманов повторил приказ:
– Вставай!
Егорка заботливо протянул рубаху:
– Одевайтесь, ваша милость, одевайтесь.
Тут только Иван понял, что Фалинелли явился ему во сне, а впереди ждет его разгадка странных событий последних дней. Самойлов стянул старую рубаху, словно старую кожу. Сам он не хотел, но обстоятельства так сложились, что вся жизнь его теперь начинается с чистого листа. А уж что написано будет на этом листе – то одному богу ведомо, да разве еще Андрею Ивановичу Ушакову, взявшему его в такой оборот.
Дом, где жил итальянец, обложили со всех сторон. Туманов, командовавший операцией, отдал солдатам приказ:
– Смотреть, чтобы мышь не проскользнула, не то голову оторву!
Солдаты растворились в темноте. Ушаков вышел из кареты, огляделся и обернулся к Самойлову:
– Ну что, дружок, пойдем навестим покои твоего итальянца. Туманов, дай ему пистоль и шпагу, а то в этом деле безоружному быть никак не пристало.
Спальня Фалинелли, в которой тот и был зарезан, находилась во втором этаже особняка и занимала просторную комнату с изящным балкончиком, глядевшим в сад. Посередь стояла большая кровать, другую обстановку различить было трудно, потому как освещалась теперь спальня только парой свечей да светом огня в камине.
– Камин слуги разожгли? – глядя на пламя, осведомился Ушаков.
Иван посмотрел ему в глаза и увидел, каким азартом горели они сейчас.
– Так точно, – подтвердил Туманов.
– Слуг не выпускать! Свечи потушить. Сидеть тихо. Догорит.
Распорядившись так, Ушаков глянул на огонь и подошел к окну – не близится ли мышь к мышеловке?
– Вот что я скажу тебе, Самойлов. Не думай, что тот, кто тебе днем улыбается, ночью не мечтает выпустить тебе кишки. У царского трона всегда идет грызня. Я многое повидал.
– И царевича Алексея видели? – не сдержал Иван любопытства, распаленного еще в детстве рассказами отца.
– Видел, – просто ответил Андрей Иванович, – подлец был, хоть и помер до казни. Против родного батюшки заговор чинил. У царского трона всегда неспокойно.
Он сел в кресло в углу так, что мрак спальни совсем скрыл его. Туманов и солдаты тоже укрылись в темноте. Самойлов на минутку задержался возле кровати – представилось ему, как лежит на ней убитый, раскинув руки, истекая кровью, как ужасно бледен его лик в лунном свете. Легкий скрип половицы за дверью вернул Ивана к действительности.
– Ага, пожаловал, – прошептал Ушаков, и Самойлов понял – не поздоровится тому, кто попадет в лапы этого зверя.
Ушаков действительно напоминал Самойлову скорее зверя, чем охотника: те были умелы, иногда отважны, когда шли на кабана или медведя. А Ушаков обладал природной силой, нюхом и выдержкой хищника, сутками выслеживающего добычу. Не трофей добывал он, идя по следу преступника, а жил этим, потому как охота за царевыми завистниками была для него именно смыслом жизни. Может, потому так и везло ему, что дело свое Андрей Иванович любил и знал превосходно.
Вот и сейчас он замер в ожидании. Меж тем дверь медленно отворилась, и в комнату проскользнула темная фигура, в коей потрясенный Иван узнал Вожжова. Драгун направился к камину, взял подсвечник и зажег свечи. Спальня осветилась, и Василий, к ужасу своему, обнаружил, что он здесь совсем не один. Андрей Иванович даже захлопал в ладоши – сцена разыгралась точно так, как он и рассчитывал.
– Злодей вернулся заметать следы! – объявил он и засмеялся. – Я оказался прав.
Вожжов дернулся, выхватил шпагу, оглянулся на двери – там уже стояли два солдата, держа его на мушке. Он еще раз посмотрел в сторону Ушакова и тут увидел за его спиной Самойлова.
– Ты? – только и смог выдохнуть Василий.
– Что, неожиданно? Воскрес приятель? – веселился Ушаков.
– Так это, значит, ты убил итальянца? – глядя прямо в глаза давешнему товарищу, спросил Иван. – Но зачем?
– Не твоего ума дело! – буркнул Вожжов.
– С момента награждения он получил указание устранить Фалинелли и подставить тебя, – вмешался Андрей Иванович. – А велел ему это тот, кто заинтересован рассорить Россию с Италией. Впрочем, это легко вычислить.
Василий, озлобившись, поднял шпагу и двинулся в сторону Ушакова, солдаты прицелились и ждали лишь команды, чтобы поразить жертву, но Андрей Иванович жестом остановил их и уступил место Ивану:
– Действуй, Самойлов, но учти – он мне нужен живым.
Спасибо, Андрей Иванович. Подлец должен быть наказан по законам чести. Как же так? Столько прошли вместе, и когда награждал их Меншиков за службу Отечеству, Васька его продал, как Иуда за три сребренника?! И потом подзуживал на поединке. Нет, такое простить нельзя! Противники сняли шляпы и встали в позицию.
– Ну, прикормыш казематный, жив, значит? Сейчас, погоди, – зловеще прошептал Вожжов, намотал плащ на руку и вдруг сделал резкий выпад.
Иван был начеку и парировал. Завязалась схватка. Силы были примерно равны, и некоторое время они бились с одинаковым успехом. Но вот Вожжов чуть замешкался, и Самойлову удалось рассечь ему щеку. Тот отшатнулся. Промокнув рукавом порез, посмотрел на отпечатавшуюся кровь:
– Ну, Ваня! – многообещающе протянул он
– Вася! – с назиданием вторил ему Иван.
Поединок продолжился с еще большим остервенением. Вожжов ловко использовал плащ: действуя им как щитом, ловко отвлекал противника и парировал часть причитавшихся ему ударов. В полумраке спальни трудно было что-нибудь различить, бились почти наугад. В какой-то момент Иван получил ответный удар от своего бывшего товарища – шпага Вожжова пробила рукав кафтана и поранила Самойлову руку выше локтя. Он даже не обратил на это внимания. Ему удалось уже сильно потеснить противника, как вдруг тот метнул нашему герою в голову свой плащ, воспользовавшись заминкой, толкнул его на кровать и ринулся на балкон. Не прошло секунды, как Вожжов скрылся из виду, перемахнув через витые перила. Ушаков даже бровью не повел – он-то знал, что уйти убийце не удастся. Иван же выбежал на балкон, придерживая раненую руку, и глянул вниз. Там оставленные на посту солдаты уже окружили преступника, повалили его на землю, заламывая ему руки. Андрей Иванович неспешно вышел на балкон и встал рядом с Самойловым.
