Над камином висело зеркало, возможно, в резной раме. Ведерко для угля, где Холмс держал сигары, стояло за каминной решеткой. В альковах размещались книжные шкафы, в которых располагалось скромное собрание медицинских книг Уотсона и более обширная библиотека Холмса, состоявшая из справочных томов. Она включала «Брадшо» с расписанием движения пассажирских поездов на железных дорогах, «Готский альманах», содержавший генеалогию всех европейских королевских семейств, альманах «Уайтекер», а также составленную им самим «картотеку», в которой он собирал газетные вырезки и любые факты, которые представлялись ему интересными и могли пригодиться. Под рукой всегда были трубки Холмса и персидская туфля, в носке которой он хранил табак.
На окнах были ставни, а также висели кружевные занавески и портьеры из бархата или другого плотного материала, чтобы защищать от сквозняков.
Читателям, которым хотелось бы увидеть, как выглядела эта комната, рекомендую посетить паб «Шерлок Холмса» на Нортумберленд-стрит, к югу от Трафальгарской площади. На втором этаже этого заведения сделана реконструкция гостиной. Сам паб тесно связан с шерлокианой, так как раньше он был отелем «Нортумберленд». Как считают некоторые комментаторы (в том числе и Уильям С. Бэринг-Гулд), в этом отеле останавливался сэр Генри Баскервиль, прежде чем отправиться в Дартмур, и там загадочным образом исчезли два его ботинка[28].
Если же такой визит невозможен, читатели могут вообразить гостиную сами – скажем, в тот вечер в конце ноября 1894 года, когда разыгралась буря и инспектор Хопкинс заглянул к Холмсу и Уотсону в начале расследования дела о «Пенсне в золотой оправе». На Бейкер-стрит завывает ветер, дождь стучит в оконное стекло, но в комнате тепло и уютно. В камине ярко горит огонь, а газовые и масляные лампы мерцают желтым светом. Они освещают комнату, заваленную бумагами Холмса. Главным образом это документы, имеющие отношение к его расследованиям, и они лежат кипами повсюду, в каждом углу. Он испытывал ужас при мысли о том, чтобы уничтожить бумаги, и они копились месяцами, пока у Холмса не появлялись время и энергия, чтобы упорядочить их и убрать.
Газеты усугубляли беспорядок в гостиной. Холмс был заядлым читателем ежедневной прессы – особенно его интересовали личные объявления и колонки происшествий, а также отчеты о криминальных делах. Упоминаются по крайней мере восемь ежедневных лондонских газет, которые регулярно изучал Холмс, в том числе «Таймс» и «Дейли телеграф», а также семь вечерних, например «Эхо» и «Ивнинг ньюс». Среди документов и газет – «реликвии», связанные с делами, над которыми он работал. Как замечает Уотсон, шутливо преувеличивая, они были повсюду – даже в масленке.
Кроме книг и бюро, с годами в гостиной появились и другие личные вещи Холмса и Уотсона, включая сифон (любопытное викторианское изобретение, состоявшее из двух стеклянных шаров, которое давало газированную содовую воду); сейф для секретных бумаг, а также стеклянный шкафчик для бутылок с виски, бренди и прочих крепких напитков. Позже Холмс купил граммофон, сослуживший ему хорошую службу в деле о «Камне Мазарини». В 1898 году, когда он расследовал дело о «Москательщике на покое», он обзавелся телефоном. Это произошло довольно поздно, так как телефон появился в Лондоне в 1876 году, а полицейский участок на Боу-стрит установил его в 1889 году. Возможно, Холмс предпочитал, чтобы его не беспокоили в уединении.
Вкладом Уотсона были два портрета – генерала Гордона и Генри Уорда Бичера, о которых говорилось в первой главе.
Одна дверь вела из гостиной в спальню Холмса, находившуюся в задней части дома, тогда как через вторую можно было выйти на лестничную площадку. Уотсон дает единственное описание спальни Холмса в рассказе «Шерлок Холмс при смерти». Он расследовал это дело в 1890 году, но комната, по-видимому, в основном выглядела, как в более ранний период. На стенах, пишет Уотсон, были развешаны портреты знаменитых преступников, а на каминной полке «лежали в беспорядке трубки, кисеты с табаком, шприцы, перочинные ножи, револьверные патроны и прочая мелочь».
Кроме кровати с достаточно высоким изголовьем, чтобы за ним смог спрятаться Уотсон («Шерлок Холмс при смерти»), в комнате, вероятно, были комод и платяной шкаф, в котором Холмс держал свою одежду и реквизит для переодеваний.
Впоследствии Холмс начал пользоваться двумя чуланами (вероятно, на чердаке). Он хранил там газеты и различные вещи для маскировки: в «Берилловой диадеме» Уотсон упоминает, что Холмс спустился по лестнице после того, как изменил свою внешность. С годами у него также появилось пять укромных мест в разных частях Лондона, где он мог замаскироваться, не возвращаясь на Бейкер-стрит. Уотсон сообщает об этом в «Черном Питере».
Раз уж мы затронули эту тему, стоит сделать паузу и поговорить о том, какая одежда имелась у Холмса, а также у Уотсона.
Условности того времени требовали, чтобы джентльмен был одет соответственно случаю. Для официального дневного выхода на улицу обязательными считались сюртук, цилиндр и крахмальная рубашка. В менее формальных случаях были приемлемы пиджак и котелок или шляпа хомбург. На званый обед или в театр надевали фрак, крахмальную рубашку и шелковый цилиндр, сверху накидывали плащ. Костюмы из твида или куртка и брюки гольф были приемлемы за городом. Холмс носил свою знаменитую шляпу с двумя козырьками и накидку только во время путешествий или выезда за город – но никогда в Лондоне. Из другой одежды можно упомянуть домашнюю куртку, блейзер и фланелевые брюки и, конечно, халат, который фигурирует во многих рассказах Уотсона. За эти годы их у Холмса было по меньшей мере три: серый, или мышиного цвета, синий и красный.
Несмотря на свою неряшливость в отношении бумаг, Холмс был очень аккуратен, когда дело касалось его внешнего вида, и Уотсон говорит, что «его одежда всегда отличалась не только опрятностью, но даже изысканностью».
Спальня Уотсона находилась на третьем этаже, в задней части дома, и, вероятно, была обставлена так же, как спальня Холмса. Он несколько раз упоминает о том, что спустился в гостиную, а в «Загадке Торского моста» описывает двор за домом и одинокий платан, который мог видеть из окна.
Возможно, на верхние этажи не был проведен газ: в рассказе «Одинокая велосипедистка» Уотсон говорит, что зажег свечу, когда его на рассвете разбудил Холмс. Впрочем, не исключено, что так было быстрее и проще, чем ощупью пробираться в темноте, чтобы зажечь газовые лампы, которые обычно помещали на стене над камином.
Миссис Хадсон почти наверняка занимала спальню на том же этаже, в передней части дома, а служанка спала этажом выше. В «Этюде в багровых тонах» Уотсон пишет о том, что слышал, как она и служанка проходили мимо двери гостиной по пути наверх, в свои спальни.
Ничего не говорится о ванной комнате, хотя Уотсон два раза упоминает ванну. Возможно, он мылся в поясной ванне у себя в спальне. Во всех спальнях обычно имелись умывальники с мраморным верхом, на которых стояли таз и кувшин. Горячую воду приносили из кухни. Также не упоминается уборная, хотя 1860-х годах, после эпидемии холеры 1849 года, была введена система канализации, и к 1881 году многие дома были к ней подсоединены.
Уотсон дает детальное описание всех женщин, которых встречает, но, как ни странно, он ни в одном рассказе ни слова не говорит о внешности миссис Хадсон. Лишь один раз он упомянул ее «величавую поступь», что свидетельствует о том, что это была хорошо сложенная женщина, державшаяся с большим достоинством. Поскольку ничего не сказано и о мистере Хадсоне, то, вероятно, прав Уильям С. Бэринг-Гулд, предположивший, что она вдова состоятельного лавочника. Он вложил деньги в покупку дома на Бейкер-стрит, 221, чтобы жена могла сдавать квартиры жильцам, и таким образом обеспечил ей стабильный доход.
Но каково бы ни было прошлое миссис Хадсон, она была удивительно терпеливая женщина, мирившаяся с неаккуратностью Холмса и его необычным образом жизни. Однако даже ее терпение, наверно, было на пределе, когда в одном из своих «странных приступов юмора» (вероятно, у него была тогда маниакальная фаза) он практиковался в стрельбе из револьвера в гостиной, аккуратно выводя пулями на стене «V. R.» – начальные буквы слов Victoria Regina. Интересно, что думали о таком шуме соседи. Его привычка держать на каминной полке остатки табака из трубки, чтобы сразу закурить ее утром, а также прикалывать перочинным ножом к деревянной доске над камином письма, на которые нужно было ответить, также не очень приятна.
