Остап рос в этой своре, не задумываясь, хорошо он живет или плохо. Все вокруг него жили, так как он, понимая, чтоб выжить, нужно быть злым и сильным.

       Остап был самым злым и жестоким. Он никогда не делился с детьми, знал, что и сам от них не получит ничего хорошего. Но никогда не обижал девчонок. К ним с детства питал необъяснимую тягу. А потому у них не отнимал жратву. Постепенно, присмотревшись к взрослым, а в бараке секретов не было ни от кого, понял, что тянуло его к девчонкам, и стал присматриваться, примеряться к ним. Мальчишка с детства воровал. А потому, за конфеты и пирожки, девчонки позволяли пацану рассматривать, а потом и лапать себя, где попало. Он рано стал мужчиной, как впрочем, и другие его барачные друзья. Он ни по одной не страдал и не мучился. Остап знал, что за пакет конфет уговорит любую. Но... Взрослея, девчонки менялись и многие навсегда уходили из барака, забыв детские шалости, устраивались жить и работать в городе, изредка навещали родителей или вообще никогда здесь не появлялись. Оно и неудивительно. Здесь к десяти годам дети сами себя кормили и помогали своим предкам выживать в этой убогости. Одни, сдернув белье с веревок во дворах горожан, одевали жильцов барака, другие, настреляв у торговок на базаре харчи, волокли их сумками домой и кормили всю ораву, умалчивая о синяках и шишках, полученных от горожан, какие, случалось, ловили малолетних воришек и били их, не щадя.

  Остапу тоже попадало, но он вскоре научился убегать и, петляя зайцем по улицам, никогда не приводил за собой милицию или толпу разъяренных горожан. За это ему досталось бы в бараке от всех

   —  Воруй, но не попадайся! Не подводи и не позорь других! — били, приговаривая.

  —   Голодное пузо не должно быть глупее головы!— добавляли другие.

   Эти простые истины мальчишка запомнил надолго. Его никто не щадил и пацан с детства не знал жалости к другим. И лишь одну девчонку никогда, даже словом не обидел. Для Остапа она была особой. Белокурая, синеглазая, она была похожа на заблудившуюся снежинку. Она не была похожа ни на кого. И неудивительно, ее мать, едва родив дочку, умерла от заражения крови, другие говорили, что отравилась водкой, не отличила техническую дрянь от питьевой.

  Девчонку выкормили всем бараком. Кормящих здесь всегда имелось в избытке. Не отнесли малышку в приют, не сдали в дом малютки, назвали Снежаной, и десяток баб, жалея сироту, кормили девчонку досыта. Здесь в бараке она прожила до десяти лет, а потом ушла в город, никому ничего не сказав. Ее единственную искал Остап по всему городу. Он спрашивал о ней всех старух и дворовых пацанов, но девчонка будто испарилась, ее не было нигде.

   Он встретил Снежанку через три года совсем случайно. В магазине, вместе с пожилым мужчиной она покупала продукты. Девчонка очень изменилась, похорошела, и Остап едва ее узнал. Он смотрел на нее, как завороженный, онемев от восхищенья. Снежана увидела, узнала и отвернулась, покраснев. Ей, как догадался парнишка, стало неловко от того, что она его знает. А ведь Остап все это время ни на миг не забывал ее. Когда-то, почти перед ее уходом в город, он поцеловал, и Снежанка обиделась, убежала, а потом и вовсе покинула барак. Он мечтал о ней.

  —   Снежана, ты помнишь меня? — выждал, когда пожилой человек отошел к другому прилавку.

  —   Помню. Но я уже другая. Меня удочерили. Я никогда не вернусь в барак.

  —   А ко мне? — спросил наивно.

   —  Зачем? — откинула прядь волос со лба, смотрела на парнишку удивленно.

   —  Я все это время искал тебя.

  —   Ты? Но к чему?

   —  Я люблю тебя! — ответил звонко, не боясь никого из окружающих.

   —  Остап! Если любишь, оставь меня и навсегда забудь. Прошу, если не хочешь и не желаешь мне зла.

  —   Я правду тебе сказал!

  —   Не каждая правда в радость, пойми это. Мы теперь совсем разные, уйди с дороги и не мешай. Не становись тенью между моим прошлым и будущим. Мой нынешний отец большой человек, он профессор. Мать тоже известная актриса. Ну, а кто ты? Барачный босяк, городская шпана, не ищи и никогда больше не подходи ко мне! — будто в душу плюнула заблудившаяся снежинка.

   В бараке, когда узнали о встрече Остапа со Снежанкой, порадовались за девчонку:

  —   Слава Богу, хоть эта в свет, в люди вышла и живет по-человечески! Не пропала наша ромашка! Не загинула!

   —  Узрел сироту Господь и пригрел ее!

  —   Ой ли! Может, серед нас счастливей была, душу имела сугревную. Тут же за три зимы все растеряла. Гнушаться приловчилась. А сама откуда взялась? Вот и посуди нынче, где ей лучше было остаться? Тут хоть постный кусок, а едино душу не изгадил. Что-то нынче из ней состоится, коли не свихнется с мозгов совсем! — шамкал беззубый старик, считавший себя кровным дедом всей барачной малышни.

  —   А ты, Остап, не горюй! На твоем веку этих Снежан будет больше, чем снегу по зиме! И каждой цену помни! За жирный кусок бабы все отдадут и память тоже. Лучше кайфуй со своими стервозами, они понятнее и ближе! Совсем родные!

  —   Я люблю Снежанку!

  —   Вовсе дурак!

  —   Выкинь из головы!

  —   Прикажи, возьми себя в руки!—советовал барачный люд. Остап очень пытался, но у него ничего не получалось. Он уже знал, где живет Снежанка. Подолгу бродил и стоял под ее окнами, поджидал девчонку в подъезде, но она не выходила, даже не высовывалась во двор. Лишь иногда вечером, в освещенном окне мелькал знакомый силуэт.

  —   Снежанка, любовь моя! — шептал Остап как заклинание, не в силах оторвать взгляд от окон ее квартиры.

  И только мать, узнав о любви сына, усадила Остапа рядом с собой и рассказала обо всем. Нет, она не высмеивала парнишку. Впервые за все годы поговорила на равных:

   —  Я тоже любила, безотчетно и глупо. Мне казалось, что счастливее нас двоих нет никого на всем белом свете. Это было самое бездумное и светлое время. Я верила, что он любит точно так, как и я. Не могла жить и дышать без него. Жила только ожиданием встреч, наших свиданий. Он был первым и единственным в моей судьбе. Кроме него никого не имела,— заплакала горько и, с трудом подавив рыдания, продолжила:

  —   В том году, а твой отец уже несколько лет работал преподавателем в университете, мы решили пожениться. Ну, ему дали однокомнатную квартиру, но ее нужно было отремонтировать, и он собирал по крохам, чтоб привести жилье в порядок. Та квартира была чуть больше этой нашей комнаты, но мы радовались. Ведь она стала нашей обителью счастья.

  —   Ты тогда работала? — спросил Остап.

   —  Завхозом в театре. Костюмы, декорации и прочее имущество, за все я отвечала, а получала гроши, как и другие работники театра. Об искусстве всегда много говорят, но мало платят. Но, речь ни о том. Твой отец, понятное дело, часто приходил в театр. Я доставала ему контрамарки или проводила в зал, как своего мужа, конечно бесплатно. Он любил спектакли и почти каждый вечер проводил в театре. Там ему приглянулась молодая актриса. Она недавно закончила училище, но зрителям понравилась сразу. Я и не думала, что она станет нашей разлучницей. Ведь Петя клялся в любви так, что не могла ему не верить,— вытерла слезы со щек.

  —   Они познакомились вскоре и мой любимый от обычных похвал, уж очень скоро перешел на восторги в адрес Елены. Он называл ее звездой, сошедшей с неба. Я скоро поняла, что мой Петя не просто преклоняется перед актрисой, а влюбился в эту бабу по самые уши. Я уже была беременна. И что с того? Твой отец забыл обо всем на свете, о своих обещаниях, о диссертации. У него появилась муза! Она затмила нас с тобой, а Петя, чтоб ему пусто было, потерял башку из-за этой малеванной дряни, млел перед ней, готов был носить на руках. А я все видела и понимала. Я умоляла его одуматься, напоминала, что он скоро станет отцом, но все шло прахом. И на мои уговоры Петя лишь брезгливо морщился, а потом предложил сделать аборт, но беременность была большой, врачи отказались убивать тебя, велели рожать. И я решила, будь что будет! — улыбнулась тихо.