Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ну как ваша прогулка? — спросил Арам, когда они входили в главное здание. Они еще ничего не сказали друг другу ни когда кончился просмотр, ни после того, как вышли из зала.

— На Плеяды?.. Облака все закрывали.

— Я думал, вы поехали по другому маршруту, на Лез-Аван и на Сонлу.

— Это завтра, — уточнила она. — Завтра утром, очень рано.

Впервые они прошли вместе по просторному центральному коридору, ведущему в холл. Там царило необычное оживление: мужчины и женщины в вечерних туалетах входили и выходили из зимнего сада, и это свидетельствовало о том, что прием, приготовления к которому Арам наблюдал днем, еще продолжался, перейдя в ужин. Музыка оркестра, расположившегося на сцене, разливалась по салонам, но как бы под сурдинку, не мешая клиентам, прогуливающимся поблизости либо читающим какой-нибудь журнал или финансовую газету, сидя на диванах и креслах. В баре, очевидно, было еще достаточно народу. Впрочем, упоминание Ретны о ее завтрашней программе, похоже, обесценивало любой проект Арама, направленный на то, чтобы избежать этого банкета, где можно было завязнуть, если кто-нибудь из знакомых пригласит его за свой стол.

— Правда, очень рано?

Понимая, что он, возможно, увидел в этом предлог, чтобы сократить время встречи, она сказала примирительно:

— Мне надо совсем мало сна.

— Это очень удобно, — сказал Арам.

— А вы, как у вас насчет этого… как у вас со сном?

Интересно, нарочно она говорит в этом легкомысленном тоне или он для нее естествен? Снова те же короткие фразы, вроде бы без особого смысла и в то же время не лишенные какой-то колючести, словно она следит за тем, чтобы держать его на расстоянии. Арам лишь слегка уклончиво пожал плечами, дав ей понять, что в его случае проблема сна не существует.

Они обратили внимание на зимний сад, на освещенные столики и толчею гостей под большой люстрой и под освещенной крышей-витражом. Прожекторы были спрятаны за группами карликовых пальм, и Арам впервые подумал, настоящие они или искусственные. Все это напоминало фойе театра или маленький оперный зал, в котором оборудовали площадку для бала.

Они пересекли холл, прошли мимо бюро приема и пошли по галерее вдоль ресторанного зала, сверкающего огнями и пустынного, зияющего в ночи своими огромными окнами.

Арам обратил внимание на ее походку. О чем она могла думать? Она раскачивалась взад и вперед, как это делают сверхсерьезные люди, погруженные в размышления, которые, предаваясь своей интенсивной философской гимнастике, как бы испытывают потребность воткнуть в землю какие-нибудь суры, посадить в почву их предписания, чтобы они дали там корни. При этом шаг был мягким. Сейчас она ему казалась более высокой, более стройной, чем он ее себе представлял, когда думал о ней днем. Может быть, менее беспечной, чем когда увидел ее выходящей из воды. Очевидно, это было связано с ее колебаниями относительно того, о чем говорить. Однако ее молчание в тот момент, когда она проходила перед всеми этими зеркалами и освещенными витринами, только усиливало в нем ощущение ее присутствия.

— Вам случается видеть сны и потом их вспоминать?

— Всего один! — сказал Арам. — Я никогда не вижу этих вещих штук, которые люди рассказывают, когда событие уже произошло.

— А что именно? Какой сон?

— Банальный, из самых обычных: лечу очень высоко и планирую.

— А пейзаж… внизу?

— Никакого пейзажа… Пустота.

Дойдя до конца центральной аллеи с раковиной работы Лалика[57] в нише, выполненной с каскадом разноцветного стекла, они повернули обратно и в конце концов оказались в атриуме, внутреннем дворике в римском стиле с высокими порфировыми колоннами, увенчанными капителями из позолоченной бронзы. Стеклянные двери бесшумно расступились перед ними. Они пересекли портик и прошли по слегка покатой кривой до двух ярких шаров у входа в отель.

— Вам нужно было бы набросить что-то на плечи, — заметила она, поправляя на своих плечах куртку с подкладкой из овчины. — Арам, обратив внимание на ее очень неженский покрой, подумал, что Ретна, очевидно, взяла ее перед тем, как присоединиться к нему в кино, в шкафу Шинкера, своего знакомого, своего boy-friend[58] — теперь это слово звучало несколько старомодно. — Что-нибудь такое, на улице немного прохладно, — добавила она. Однако она ничего не сделала для того, чтобы избежать близости воды, где эта прохлада, естественно, чувствовалась больше.

— Я знаю эти места, не беспокойтесь за меня, — сказал Арам. — Местные жители могли бы подтвердить, что я здесь родился. Во всяком случае, я здесь вырос… Впрочем, кто знает, где мы рождаемся…

Они пересекли дорогу, обочины которой были забиты выстроившимися наискосок машинами, потом лужайку, освещенную источником света, расположенным на уровне травы, такой ярко-зеленой, что она казалась столь же нереальной, как освещенная рефлекторами трава на скаковом круге. Небольшие белые плитки позволяли пересечь этот газон, как японский сад, — одинаковыми и мелкими, как у японочки, шажками.

Дойдя до берега озера, Ретна, вместо того чтобы направиться в сторону города, в более светлую, хотя и столь же пустынную зону, пошла в другом направлении. Арам, вероятно, воздержался бы идти в ту сторону, где после Гравьера и обнесенных оградой садов, обступавших изолированные дома, через восемь или девять сотен метров находились доки с лодками и катерами, а еще чуть дальше участок сухого дока. Если смотреть на «Ласнер-Эггер» оттуда, то он вызывал ассоциации с каким-то огромным трансатлантическим лайнером, поставленным с зажженными огнями в сухой док. Но зато дальше идущая вдоль озера дорога из-за густой растительности терялась вдруг в пятнах довольно густой темноты.

— Вам, наверное, лучше надеть вашу куртку, — сказал он.

— Это не моя куртка, — ответила она, подтверждая правильность хода мысли Арама о ее принадлежности. Потом добавила: — Забавная манера вот так беспокоиться друг о друге… это избавляет нас от необходимости разговаривать.

Постепенно их окутали сумерки, запах почти неподвижной воды, обступила тишина, лишь изредка нарушаемая хлопаньем крыльев проплывшей наискосок птицы или криком какой-нибудь другой птицы, доносящимся из травы.

Арам в конце концов спросил, правда ли, что она стучала, а он не ответил? Таким образом можно было уточнить, действительно ли это была она, и узнать о ее намерениях.

— Конечно же нет. Как можно? Я только написала несколько слов и сунула записку под дверь. Я приходила на ваш этаж за одним человеком.

— Вы работаете в городском агентстве?

— Вовсе нет! — воскликнула она. — Почему вы так предположили?.. Мне случается возить людей туда-сюда… это дает мне немного на карманные расходы… А иногда я присматриваю за детьми, день-два… иногда дирекция просит меня почитать кому-нибудь, проводить к врачу, в церковь… Похоже, я на хорошем счету. И с рекомендациями, само собой разумеется.

— Вы студентка?

— Была. Не захотела продолжать.

— Ваши родители живут в Монтрё?

Она засмеялась.

— Угадайте, — сказала она. — В Саскачеване, в Канаде. Вы любите снег? Пургу?

— Вы что, захотели увидеть Европу? — спросил Арам, вспомнив про объявления, публикуемые в «Гостеприимстве», и подумав, не началось ли приключение Ретны именно таким образом. Но тогда почему Монтрё, а не Рим или Париж?

— Это из-за одной молодежной группы симпатичных мальчиков и девочек, которых я встретила в Шенноне, в аэропорту, и которые направлялись в Швейцарию на концерт кельтской арфы. Они потом уехали в Коннемару, а я осталась здесь.

— Очень привлекательный уголок, — сказал Арам. — Праздник нарциссов. Золотая Роза. Здесь редко давят собак. Навалом стариков. Здесь довольно мало самоубийств. Вы знаете Стоуна?

— Ансамбль?

— Нет, писателя. Ирвинга Стоуна, боже мой!.. Ирвинг утверждает, что Монтрё не имеет себе равных по части поддержания людей в форме и что здесь никто не умирает. Это как Ирландия, ваши друзья, должно быть, вам это говорили: там тоже никто не умирает, просто превращаются в призраки. Я мог бы рассказать вам историю, которая произошла со мной в Уиклоу… но, очевидно, в другой раз.

вернуться

57

Рене Лалик (1860–1945) — французский декоратор, занимавшийся преимущественно изготовлением изделий из литого стекла.

вернуться

58

Приятель (англ.).

43
{"b":"251231","o":1}