добавив при этом, что не могу с положительностью утверждать, распространяется ли

этот закон и на королеву. Несомненно одно, что шведский народ будет оскорблен в своем

религиозном чувстве, если при исполнении обряда бракосочетания и коронования он увидит

чужеземные церковные обряды и чужеземное духовенство. Примером может служить

покойная королева Луиза-Ульрика, воспитанная в правилах протестантской —

реформаторской религии и вынужденная до вступления в брак принять религию

лютеранскую, так как общественное приличие требует, чтобы жена исповедовала одну

религию с мужем. — Наконец все, что только я могу подумать, было мной поставлено на

вид, чтобы доказать г-ну Зубову, что брак великой княжны с королем будет

202 АВПРИ, ф. Сношения России со Швецией, оп. 96/6, д. 842, лл. 1-4об – Депеша С.П. Румянцева Екатерине

II от 22 марта (2апреля) 1796 г. из Стокгольма.

неосуществимым, если с ее стороны не последует согласия относительно перемены религии.

Я заметил, что все, что я говорил по этому поводу г-ну Зубову не произвело сильного

впечатления на него и что он становился все более и более холодным ко мне по мере того,

как я говорил. В одном, казалось, он согласился со мной, это в необходимости для королевы

сопровождать короля на богослужение и во всех торжественных религиозных церемониях, в

чем, как он полагал, не представится никакого затруднения»203.

Штединг, бывший, судя по всему, сторонником брака короля с российской великой

княжной, действовал не только через Зубова, но и других лиц, близких к Екатерине, не

желавшей в виду осложнения ее отношений с регентом и Рейтергольмом объясниться со

шведским послом напрямую. Воспитательница великих княжен Шарлотта Карловна Ливен,

«больше всего на свете желавшая того, чтобы ее любимая воспитанница сделалась

королевой Швеции», уговаривала посла «не терять терпения, вполне надеясь, что все

устроится, потому что она знает, что императрица принимает чрезвычайно близко к

сердцу этот брак». Вице-канцлер И.А. Остерман, напротив, взяв предварительно со

Штединга честное слово, что тот ни в чем не скомпрометирует его перед его двором,

рассуждал более здраво. «Говоря откровенно в качестве друга», он советовал Штедингу

«перестать и думать об этих переговорах, что дело это совершенно невозможно по

множеству причин, которые он не в состоянии перечислить все, но достаточно знать,

что положительно немыслимо восстановить доброе согласие между императрицей и

Вашим королевским высочеством, что когда король станет совершеннолетним, тогда

будет достаточно времени подумать об этом браке, который все равно не мог бы

осуществиться ранее по той причине, что принцессе было всего только 12 лет. Таким

образом, он сказал мне больше, чем я спрашивал. «В таком случае, — возразил я ему, —

браку этому никогда не бывать, потому что наверно короля женят, или, по крайней мере,

он будет помолвлен до своего совершеннолетия». «Вот это-то, — сказал старик, — и не

должны допустить добрые шведы»204.

Забега вперед скажем, что если бы все русские дипломаты, приложившие руку к

этому делу, оказались бы столь же рассудительными как Остерман, история, которую мы

рассказываем, имела бы, надо полагать, другой конец. К несчастью, однако, в начале 1795

года к переговорам со Штедингом подключился Аркадий Иванович Морков, бывший в

середине 80-х годов посланником в Стокголье, а затем ставший доверенным лицом Зубова.

Встретившись со Штедингом «в одном петербургском доме, он отвел Штединга в сторону

203 Текст депеши К. Штединга цитируется по публикации Н.В. Дризина «Густав IV и великая княжна

Александра Павловна. 1794-1796 гг. (По неизданным документам шведского королевского архива)». –

«Русская старина», СП. б, 1896 г., т.85, стр.350-358.

204 Депеша Штеднига герцогу Карлу Зюдермандляндскому от 17 января 1795 г. – цитируется по Н.В. Дризен,

указ.соч., стр.360.

и сообщил, разумеется, конфиденциально, что ее величество «никогда не переставала

сердечно желать брака короля с ее внучкой». Затронув затем вопрос о религии, Морков

сказал, что императрица была «вынуждена покоряться существующим в стране

предрассудкам и что, следовательно, она не могла подписать требуемого от ее внучки

отречения, но что она будет советовать ей согласиться с обрядами нашей религии и

публично присутствовать вместе с королем на всех религиозных церемониях и обрядах,

которые соблюдает король, оставив за собой право исполнять свои религиозные обряды в

строгой замкнутости… Как только она сделается королевой Швеции, власть

императрицы над ней кончается — и, если тогда она пожелает принять лютеранскую

религию, то императрица, конечно, не будет в силах ей в этом препятствовать, но дать

на то согласия в настоящую минуту она считает положительно невозможным»205.

Надо отдать должное проницательности Штединга — к авансам Моркова он

отнесся с большим резервом.

2

В этих обстоятельствах остается только гадать, чем руководствовался регент,

поручая шведскому послу в Петербурге Штедингу летом 1795 года, в самый разгар

скандала, связанного с делом Армфельта, продолжить официальные переговоры о браке

наследного принца.

Еще более странным выглядит поведение Екатерины, с ходу согласившейся с

предложением регента.

Первый вопрос, заданный Штедингом Зубову, касался приданого великой княжны.

Князь Платон, не разобравшись в том, что опытный дипломат начинает переговоры с

самого легкого, счел слова посла добрым знаком и ответил в том смысле, что шведы будут

довольны.

Второй вопрос Штединга — о вероисповедании будущей королевы Швеции —

Зубов не то чтобы пропустил мимо ушей, он просто не придал ему серьезного значения.

Князь Платон пребывал в уверенности, что вопрос о религии был решен во время

переговоров с графом Стенбоком и посол поднимает его лишь для того, чтобы успокоить

противников России в Стокгольме. Едва ли кто-либо в Петербурге понимал, что именно в

этот момент была сделана первая из решающих ошибок, предопределивших неудачу

переговоров.

Споры возникли только тогда, когда Штединг перешел к наиболее важному пункту,

касавшемуся выдачи Армфельта, продолжавшего жить в Калуге на пенсию, назначенную ему

205 Н.В .Дризен, указ.соч., сс.363-364.

Екатериной. С русской стороны последовал резкий отказ. Штединг сообщил в Стокгольм, что

в этом пункте Екатерина никогда не уступит.

Регент, подстрекаемый Рейтергольмом, пришел в крайнее раздражение. Оставив

осторожность, он пошел на открытое столкновение. 1 ноября 1795 года, в день, когда

Густаву-Адольфу исполнилось 17 лет, в Стокгольме было официально объявлено об

обручении будущего короля с принцессой Луизой-Шарлоттой Мекленбург-Шверинской.

Во всех костелах Швеции было приказано молиться за здравие будущей королевы.

Французская Директория, помогавшая мекленбургскому браку, торжествовала.

Коварство герцога вызвало бурю негодования в Зимнем дворце.

«Пусть регент ненавидит меня, пусть ищет способ отмстить — в добрый час! Но

зачем он женит своего племянника на кривобокой дурнушке? Чем король заслужил такое

жестокое наказание? Ведь он думал жениться на невесте, о красоте которой вся Европа

говорит в один голос», —недоумевала Екатерина.

В Мекленбург были отправлены тайные агенты русского двора с целью расстроить