мнения:

«Кажется, двор пытается помешать нововведениям в виде конституции, — писал он

3 июля 1789 года в Париж отцу, маршалу де Сегюру. — Боюсь, что он узнал о ней

слишком поздно. Год назад еще можно было помешать ей, сегодня же с ней следует

примириться. Это слово «свобода» прошло через слишком много уст, чтобы смягчить свое

звучание, и малейшее препятствие превратило бы его в грозный крик».

И далее, совсем уже меланхолично:

«Все хотят набить карманы — вот в чем суть дела»145.

Впрочем, ни Екатерине, ни Храповицкому в тот июньский день грозного 1789 года

еще не было известно, что до взятия Бастилии осталось уже меньше месяца.

7

С началом шведской войны обед накрывали на час позже: Екатерина не успевала

управиться с возросшим потоком государственных дел.

За будничным, малым столом собиралось обычно восемь—десять человек, однако в

этот день Ее императорское величество изволили обедать во внутренних покоях за одним

кувертом. Екатерина была очень умеренна в еде. Кусок вареной говядины и стакан воды

составляли ее обычный рацион. Вина она не пила совсем.

После обеда наблюдалось странное.

За кавалергардом важно, животом вперед, прошествовал Зотов. За ним, к

всеобщему изумлению, двигались Дмитриев-Мамонов и княжна Щербатова —

безмолвные, как тени. Княжна была бледна и заплакана.

Трепещущая пара сразу же прошла в кабинет императрицы и оставалась там долго.

«Дворцовая эха» на все лады обсуждала столь необычное происшествие.

Участь Мамонова сомнений не вызывала.

144 Как человека амбициозного (фр.).

145 АВПРИ, ф. «Секретнейшие дела» (перлюстрация), оп. 6/2, д. 30, лл. 266—266 об.

«Граф должен ехать в армию, — горячилась молодежь. — Бесчестье смывается

только кровью».

Старики возражали: «К чему эти крайности? При Елизавете Петровне выпороли бы

мерзавца в караульной, да и весь разговор».

Щербатову жалели.

И только одному человеку во всех подробностях было известно то, что произошло в

кабинете императрицы.

Человеком этим был, естественно, Зотов.

Лица персонажей екатерининского «заднего двора» неразличимы. О Зотове, столь часто

встречающемся на страницах нашего рассказа, достоверно известно лишь то, что он был «породы

греческой», служил у Потемкина, затем по рекомендации Светлейшего был определен во дворец.

Женат был на горничной Екатерины.

— Государыня изволила обручить графа и княжну. Они, стоя на коленях, просили

прощения и прощены, — сообщил он Храповицкому.

Удивлению кабинет-секретаря не было предела.

— Ну, теперь жди Светлейшего с очередным адъютантом.

— Поздно, — выдохнул Захар заветное. — Без Григория Александровича

обошлись. Подозреваю караульного секунд-ротмистра Платона Зубова. Дело идет через

Анну Никитичну.

8

В камер-фурьерских журналах, издававшихся Министерством двора, со строгой

монотонностью расписаны годы, месяцы и дни самодержцев российских. Историки и

просто любопытствующая публика могут с точностью узнать, сколько пушечных

выстрелов прогремело в честь рождения будущего императора, за сколькими кувертами он

изволил обедать в каждый из дней своего царствования, по какому пути следовала

скорбная колесница с его прахом в Петропавловский собор.

Однако кто скажет нам, о чем думала, как вела себя Екатерина в тот, надо полагать,

невыносимо тягостный для нее вечер?

Поставленная перед необходимостью защищать и свой престиж самодержицы, и

женское достоинство, она поступила так, как привыкла действовать в критических

обстоятельствах: если узел нельзя было развязать, она без колебания разрубала его.

Зотов в очередной раз оказался прав. На измену Мамонова Екатерина немедленно

ответила двойным по силе и неожиданности ударом: сама благословила брак его с

княжной Щербатовой — и в тот же день остановила свой выбор на новом фаворите.

Трудно сказать, чего было больше в этом поступке — женского благородства,

импульсивного протеста уязвленного самолюбия, желания досадить Мамонову, мнившему

себя, как и все без исключения его предшественники, незаменимым, или — как прихотлива

бывает логика стареющей женщины! — расчета на то, что новый coup de foudre146 отвлечет

внимание двора и света от мучительных подробностей разрыва с Красным кафтаном?

Впрочем, вполне может статься, что в эти критические дни рядом с императрицей

нашлись люди, понявшие и поддержавшие ее. Во всяком случае, в попавшем в перлюстрацию

письме Сегюра жене от 10 июля 1789 года мы находим такие строки: «Мне немножко

грустно от того, что я не видел императрицу с тех пор, как она переехала в Царское Село,

если не считать одного спектакля. Она сталкивается сейчас с неприятностями как во

внешних, так и домашних делах, но переносит их с силой духа, величием и благородством,

достойным всяческой похвалы. Немногие женщины обладают теми чертами характера,

которые присущи ей и о которых, по моему мнению, не следует говорить; все, что я вижу в

ней каждый день все теснее привязывает меня к этой удивительной женщине»147.

И, через четыре дня, 14 июля 1789 года: «Ее гений и сила ее характера помогают ей

преодолевать все эти неприятности, но в душе она должна быть уязвлена, она должна

страдать, и я не могу не испытывать чувства самого глубокого сострадания, когда вижу,

как она опечалена»148.

Одно несомненно: вечер 19 июня 1789 года стал одним из самых тяжелых в жизни

императрицы Екатерины Алексеевны.

Раскроем переплетенный в черный дерматин томик. Камер-фурьерский журнал за

1789 год. Запись, сделанная 19 июня:

«В вечеру, в седьмом часу, приглашены были к Ее императорскому величеству, в

колоннаду, знатные генералитеты, обоего полу особы, составлявшие свиту, кои имели

пребывание до половины 10-го часа вечера».

А за этими казенными строками — Камеронова галерея на исходе белых ночей.

Колоннада, летящая в серебристо-серых облаках. Статуи Геракла и Флоры у подножия

гранитной лестницы. Пепельные сумерки опускаются на нижний сад и на верхний, и на

Чесменскую колонну, отражающуюся в зеркале пруда. Желтые огни свечей в канделябрах

колеблются в такт шелесту листвы и печальным звукам роговой музыки.

Играют Бортнянского — в этом сезоне в моде все русское.

Фрейлины в сарафанах, галантные кавалеры в пудреных париках, из буфетной

доносится звон хрусталя.

146 Неожиданный поворот (фр.).

147 АВПРИ, ф. «Секретнейшие дела» (перлюстрация), оп.6/2, д.30, л.279.

148 Там же, лл.442-442 об.

Екатерина, умевшая, как никто, держаться в самых трудных обстоятельствах, — за

ломберным столиком — партия в вист с Нарышкиным и Строгановым.

Все как обычно: игра небольшая, по полуимпериалу за вист, но Строганов —

скупой при своих несметных богатствах, сердится, проигрывая. Бранится по-французски,

обиженно картавя. Леон Нарышкин, шут по призванию, натужно хохочет, а в глазах

мучительное недоумение, как у старого верного пса, не понимающего, что творится с его

хозяином.

Все как третьего дня, лишь четвертое место за карточным столом вакантно.

И взгляды, взгляды со всех сторон...

О, какая тоска струится с этих пепельно-серых небес.

Белые ночи — бессонные ночи.

Д е й с т в о п я т о е

Если царствовать значит знать слабость души

человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении

Екатерина заслуживает удивления потомства.

А.С. Пушкин

1

Под утро пошел дождь.

Налетевший с залива свежий ветер пригоршнями бросал тяжелые капли в окна

императорской опочивальни и, откатываясь, замирал в шелесте влажных крон лип.