semaine prochaine le comte Bruce sera de service aupres de moi. Je donnerai des ordres pour

que sa fille vienne avec lui. Anna Nikitichna emploiera tous ses moyens pour amener cette

affaire au denoument voulu. J’y aiderai de mon côté et tu pourras de la sorte rester au

service»114.

Пробежав глазами записку, Мамонов побледнел. Ответный удар был нанесен

Екатериной с холодной расчетливостью.

Граф Яков Александрович Брюс, петербургский генерал-губернатор, жил один с тех

пор, как жена, знаменитая Прасковья Брюс, увлекшись фаворитом императрицы Римским-

114 «По-прежнему желая, чтобы ты и твоя семья пользовались совершенным благополучием, и, видя, как

нынешнее положение тебя тяготит, я намерена устроить счастье по-другому. Дочь графа Брюса – самая

богатая и блестящая партия в России. Женись на ней. На следующей неделе граф Брюс будет дежурить

здесь. Я распоряжусь, чтобы его дочь приехала вместе с ним. Анна Никитична постарается, чтобы это

дело приведено было к желаемому окончанию. Я, со своей стороны, ей помогу, и таким образом ты

сможешь остаться на службе» (фр.).

Корсаковым, оставила его. Брак с его дочерью действительно мог быть устроен

сравнительно легко — отказаться от великодушного предложения Екатерины было

неизмеримо сложнее, чем принять его.

Мамонов еще раз, уже внимательнее, перечел записку. «Дочь графа Брюса — самая

богатая и блестящая партия в России». Молнией блеснула догадка — императрице

известно о его связи со Щербатовой, и его вынуждают отказаться от брака с княжной.

В эти минуты и решилась судьба Мамонова. Он знал правила игры. Отвечать было

положено немедленно и прямо. Дрожащей рукой он взялся за перо и, мешая правду с

вымыслом, поминутно вымарывая слова и целые строки, сочинил ответ:

«Les mains me tremblent et comme je Vous l’ai déjà écrit, je suis seul, n’ayant personne

ici, ecxepté Vous. Maintenant je vois tout et à Vous confesser la verite, je suis, de mon côté, Votre

obligé en toute chose; Dieus me punirait, si je n’agissais pas en toute sincérité. Ma fortune et

celle de ma famille Vous sont connues: nous sommes pauvres, mais je ne me laisserai pas tenter

par la richesse ni ne deivendrai l’obligé de personne, hormis de Vous, mais pas de Bruse. Si

vous désirez donner fondement a ma vie permetter d’épouser la princesse Stcherbatov,

demoiselle d’honneur, qui Ribaupierre et beaucoup d’autres m’ont vantée; elle ne me reprochera

pas mon manque de fortune et je ne menerai pas une existence desordonnée; je compte

m’installer auprès de mes parents. Que Dieus juge ceux qui nous ont amenés où nous en

sommes. Ce n’est pas la peine de Vous assurer que tout ceci restera secret. Vous me connaissez

suffisamment. Je baise Vos petites mains et Vos petits pieds et je ne vois pas moi-même ce que

j’écris»115.

Когда письмо было готово, вновь явился молчаливый Федор Михайлович, и ответ

Мамонова отправился в обратный путь.

7

А холодные сквознячки сплетен уже продували дворец насквозь.

— Цельный день во флигелек записку таскаем, — шепнул Зотов Храповицкому,

зажевывая щепотью ситного золотистую наливку.

— Разве дело еще не решено? — удивился кабинет-секретарь.

— Хрен разберешь, по-французски пишут, — пожаловался Зотов. — Примечаю,

115 «Руки мои дрожат. Как я Вам уже писал, я одинок. Здесь у меня нет никого, кроме Вас. Теперь я вижу все,

и, сказать по правде, чувствую себя обязанным Вам во всем. Бог наказал бы меня, если бы я вел себя

неискренне. Мне состояние и состояние моей семьи Вам известно: мы бедны, но я не позволил бы себе ни

увлечься богатством, ни быть обязанным кому бы то ни было, кроме Вас, но, конечно, не Брюсу. Если Вы

хотите дать основание моей жизни, позвольте мне жениться на княжне Щербатовой, фрейлине, которую мне

хвалили Рибопьер и многие другие. Она не будет упрекать меня в недостаточном состоянии, и я не буду

вести беспорядочное существование. Я думаю обосноваться у моих родителей. Пусть Господь рассудит тех,

кто привел нас в это положение. Не стоит говорить Вам, что все это останется в тайне. Вы знаете меня

достаточно. Я целую Ваши ручки и ножки и сам не вижу того, что пишу» (фр.).

однако, — голос его опустился до едва слышного шелеста, — что парнишка-то,

Александр Матвеевич, не прост оказался. Ох, не прост. Не поверишь, мон шер, уж год

амур на стороне крутит. И знать не знал, ведать не ведал. Какой конфуз, экселенс, как

матушке в глаза смотреть? Не доглядели, не уследили. Мадам Ливен третий час в

обмороке лежит — да уж поздно. Паренек совсем с ума свихнулся — жениться, вишь ли,

задумал...

— Жениться, Константиныч? Да на ком же?

— На фрейлине Дарье Федоровне.

— Щербатовой? — ахнул Храповицкий. — А что же сама, неужели благословила?

— Какое там, весь вечер слезы, никого кроме Анны Никитичны не пускает. Третий

раз за бестужевскими каплями посылаем.

8

Под вечер Мамонов все же был призван в опочивальню.

С первого, исподлобья, взгляда раскосых калмыцких глаз понял, что все обошлось,

— и повалился на колени, заелозил башмаками, подбираясь к заветной атласной туфельке.

— Vous m’aurez épargné bien de desagrements si vous avez fait cette confessions en

hiver116. К чему было тянуть? Вы знаете, как я ненавижу принуждение, и, тем не менее,

поставили и себя, и меня в ложное положение, — говоря так, Екатерина смотрела в

сторону, прикрывая распухшее от слез лицо кружевным платком. — Votre duplicité,

duplicité?117 — она не могла продолжать.

Анна Никитична Нарышкина, уже три с лишним десятка лет состоявшая при

императрице дуэньей, поверенной сердечных тайн, будто дождавшись сигнала, зашлась в

визге, поминая и Рибопьера, и Щербатову, и самого Александра Матвеевича обидными

словами.

Мамонов клекотал по орлиному, давя рыдания, вертелся на колене, норовя впиться

губами в мягкую ручку. Екатерина уворачивалась. Толстая Нарышкина, руки в боки,

витийствовала, как наемная плакальщица на похоронах:

— На кого польстился? Дашка Щербатова, телка квелая, рожа от мушек рябая, на

двадцать седьмом году не замужем!

В общем, сцена получилась тяжелая.

Захар Константинович, примостившийся за дверью гардеробной, на краешке

фарфоровой ночной вазы, сидел тихо, как воробушек.

116 Вы избавили бы меня от многих неприятностей, если бы сделали то признание летом (фр.).

117 Ваша двойственность, двойственность… (фр.)

Будто в театре побывал.

9

Храповицкий прождал друга до вечерней звезды. Когда стемнело, зажег свечи,

запер дверь и, достав из потайного ящичка бюро заветную тетрадь в переплете красного

сафьяна с золотыми разводами записал: «С утра невеселы... Слезы. Зотов сказал мне, что

паренька отпускают, и он женится на кн. Дарье Федор. Щербатовой. После обеда и во весь

вечер была только одна Анна Никитична Нарышкина».

В тот же час в темном закутке за секретарской дежурный камер-фурьер

Герасим Журавлев томился, решая, как запечатлеть для потомства события

достопамятного июня 16 дня 1789 года. Грыз перо, вздыхал, марал виньетками

засаленный картонный пюпитр, словом, творил вдохновенно. Наконец, вывел крупными,

как горошины, буквами в толстом журнале, куда полагалось заносить все

обстоятельства жизни августейших особ: «В вечеру особливого ничего не происходило;

Ее Императорское Величество из внутренних своих покоев выхода иметь не изволила, и