303 Шарль Жан Франсуа Эно (1685—1770 гг.), президент парижского парламента, историк и поэт.
рассказать им, конечно, в общих чертах о том, к чему я пришла, что оставляю после себя
— итог может получиться любопытным, хотя сначала нужно заключить мир, а потом
посмотрим304. Скажут, что мне часто сопутствовала удача, если не считать нескольких
больших неудач, но относительно оценки удач или неудач у меня, как и о многих других
вещах, свои критерии. И то и другое определяется только качественным соотношением
верных или неверных практических мер. Фактор везения, неожиданного или
подготовленного, играет в этом большую роль. Вследствие этого история людей ныне
живущих задела бы самолюбие или преуменьшила бы сравнительную роль слишком многих
людей, а это то, в чем я не хотела бы участвовать.
Говоря это, я чувствую, что Вы готовы обвинить меня в самоуверенности. Конечно,
я обладаю некоторой дозой этого чувства. Но кто же устроен по-другому? Другими
словами, Вы вольны писать все, что Вам заблагорассудится, но то, что Вы напишете о
моем времени, не должно быть опубликовано при моей жизни…»
Позволим себе опустить концовку этого письма. Она адресована не потомству, а
Сенаку де Мельяну, человеку, упустившему, используя выражение Густава III, приобрести
«свою частичку бессмертия» от общения с одной из самых удивительных женщин в
отечественной — и мировой — истории.
Письмо заканчивается необычно: «Adieu, Monsieur, excusés la longueur» —
«Прощайте, мсье, извините за многословие».
Мы же хотим завершить наши хроники словами, которыми Екатерина неизменно
прощалась со своими многочисленными корреспондентами: «Adieu, portez-vous bien» —
«Прощайте, будьте здоровы».
Приложения
I.
Записка французского посланника в Петербурге Дюрана-Дистрофа
о внутренней и внешней политике России в 1772 г.
Приложение к депеше № 39 от 4 января 1774 г.
Памятная записка о России г-на Дюрана
Санкт-Петербург, 31 декабря 1773 г.
Я пишу в 1773 г. о том, что произошло в России с тех пор, как я здесь
нахожусь. Пытаясь дать ясную оценку того, что мне надлежит сообщить,
304 Речь идет о продолжавшейся русско-турецкой войне 1787—1792 гг.
я, в ущерб связности изложения, намерен сосредоточиться в первую очередь
на мотивах, двигавших событиями, а не на самих событиях. Не следует
удивляться, если по этой причине я буду иногда останавливаться на деталях
и обстоятельствах, не относящихся непосредственно к описываемому мною
периоду.
Я не буду, в частности, детально углубляться в анализ причин войны, в которую
оказалась втянута Россия, хотя она заметно влияет на общую политическую ситуацию. С
тем чтобы не потерять из виду общей канвы, я, не останавливаясь на рассмотрении
причин и хода этой войны, лишь выскажу мнение о том, что идея увеличить территорию
России за счет Польши не входила в планы Екатерины II. Ее империя и без того слишком
обширна, чтобы ее размеры не вели к ослаблению ее мощи. Однако, имея вкус ко всему
необычному и романтическому305, императрица думала, прежде всего, обеспечить себе
славу, поставив последнюю точку в делах своих предшественников.
Планы царя Петра не заходили, однако, так далеко, как они заходят сейчас. Он
ограничился тем, что сломил мощь Швеции и поработил Польшу, — чтобы господствовать
на севере. Это, возможно, и побудило его не опасаться больше могущества Османской
империи. Однако после того как русские убедились в никчемности турок они воспылали
желанием принять участие в делах Европы. По мере того, как турки теряли свое влияние
на эти дела, они уступали свою роль России.
Эта новая нация, сама удивленная откликом, который ее действия находят в
политическом мире, начинает действовать, обдумывая свои ходы только после
постигающих ее неудач. Все ее замыслы крупномасштабны, ее действия дерзки.
Судите сами, что может совершить эта нация во главе с государыней, которая страстно
ищет славы и характер которой сильнее ее разума, по крайней мере, когда речь
заходит о соответствии замысла способу его осуществления, государыней, в характере
которой мужество, последовательность и энергия часто сталкиваются с упрямым
нежеланием внимать голосу разума. Не приходится удивляться тому, что Россия
остается верной планам Петра I, замышляя возродить Греческую империю на Востоке,
создать независимые (Дунайские. – П.С. ) княжества, унизить тех, кто стремится ее
уничтожить, распространить свою торговлю от Черного до Средиземного морей, от
Каспийского моря до Индии и Америки. Это может закончиться, однако, только тем, что
самые могущественные обогатятся за счет самых бедных, держава, которой она сейчас
305 Здесь и далее выделенные слова в оригинальном тексте зашифрованы (дешифрант написан поверх
шифра).
опасается, усилится, а сама Россия будет вынуждена разделить со своими соперниками
влияние, которым она пока одна пользовалась в Польше.
Длительное пребывание ее войск в этом королевстве возбудило
опасения со стороны турок, усмотревших угрозу в действиях России,
направившей свои войска к тому участку их границы, где эти войска могли в
наибольшей степени быть опасными для Турции. Турки были разбиты, и
победа сопутствовала их врагам до берегов Дуная.
Венский двор, в свою очередь, также опасался соседства с этой нацией,
предприимчивой по природе, тем более, что она может позволить себе быть таковой, не
подвергаясь риску. Еще более приходилось опасаться этому двору изменений в
настроениях населяющих Австрию народов, которые приняли ее корону только из
опасения, что в противном случае они попадут в зависимость от русских, с которыми их
объединяет религия.
Эта обеспокоенность и продиктовала австрийцам необходимость подписания
договора с Портой 6 июля 1771 г., согласно которому австрийцы обязуются возвратить
Турции путем переговоров либо военной силой завоеванные (Россией. – П.С. ) провинции
в обмен на территориальные уступки со стороны Турции в пользу Австрии и выплату
суммы в 20 тысяч кошельков. Ратификации этого договора были разменены, и вскоре
венский двор получил условленную сумму306.
В польских делах Екатерина II действует амбициозно, понуждаемая
тщеславием, тогда как в войну с турками она вступила из высокомерия. Однако
будучи застигнутой врасплох договором, который турки подписали с австрийцами, и не
решаясь дать другой ход своей политике, она слепо приняла план, предложенный королем
Пруссии, суть которого состояла в том, чтобы успокоить венский двор и пробудить его
алчность, предложив Австрии часть Польши, которая компенсировала бы для нее передачу
Валахии и те денежные суммы, которые она могла надеяться получить от Порты. Россия
поручила прусскому королю довести этот план до сведения австрийцев. Последние, видя
согласованные действия двух держав и не желая подвергаться риску войны с ними,
приняли предложение России и прусского короля.
Потребовалось менее года, чтобы они сменили систему и подписали с
Россией 25 июля 1772 г. договор, в соответствии с которым эта держава
306 Австро-турецкий «субсидный» договор, подписанный австрийским послом в Константинополе Тугутом
в июле 1771 г., был дезавуирован канцлером Кауницем в декабре того же года, хотя австрийцы
действительно успели получить первый платеж из согласованной суммы субсидий.