иностранцев с посланием «Иванца Московского», мы легко сможем
понять, в каком именно вопросе Грозный ожидал наибольшего
сопротивления «подлых подданных». Пропаганда «крестопреступников»
вне и внутри Русского государства и действительные злоупотребления
некоторых из «государевых слуг» сделали опричнину непопулярной; в
течение многих лет ее существования Грозный объявлял через своих
послов, что у него «опричнины нет»; в 1572 г. он и формально пошел на ее
отмену. Реформа 1564 г., проведенная Грозным, в значительной степени
осуществила поставленную им цель; родовитое боярство в основном было
разгромлено. Но мог ли Грозный считать, что враги его полностью
обессилены? Из послания Симеону Бекбулатовичу мы знаем, что в 1575 г.
царь решил вновь провести «перебор людишек», прибегнув для этого к
фиктивному разделению государства на владения «великого князя всея
Руси» Симеона и «Иванца Московского». Нам не известны полностью ни
формы этого разделения, ни весь объем мероприятий, проведенных с осени
1575 г. по осень 1576 г. (когда «великий князь» Симеон был сведен с
престола «всея Руси» и получил «великое княжение Тверское»); мы не
468
знаем также, почему Иван Грозный считал, что «маскарад» 1576 г. меньше
взволнует «злокозненных подданных», чем опричнина. Ясно одно:
несмотря на неудачи и разочарования 1564 - 1572 гг., царь вновь вернулся к
своей прежней политике, «обозрительно» (осмотрительно) «перебирая
людишек» и продолжая «носить меч в месть злодеям, в похвалу же
добродеям».
Такая настойчивость, способность после временных неудач снова
возвращаться к прежней политике, составляет характерную черту
Грозного. Эта особенность бросается в глаза при изучении его внутренней
политики: она присуща и его внешней политике.
II
Вопросы внешней политики не меньше, чем вопросы внутренней
политики, были предметом споров и борьбы между царем и
«крестопреступниками».
В 1552 г. войсками Ивана Грозного было завоевано Казанское ханство; в
1556г. к Русскому государству была присоединена и Астрахань. Крымский
хан, с начала XVI в. ставший опаснейшим врагом Руси, превратился теперь
в непосредственного соседа царя; наступление на Крым стало реальным
делом. Но крымский хан был не единственным врагом Руси.
Одновременно с войной на Волге войска Ивана IV вели военные действия
в Прибалтике - в 1557 г. они нанесли поражение шведскому королю
Густаву Вазе. И здесь первоначальные успехи русского оружия можно
было развить дальше: невыплата Ливонским орденом дани, установленной
еще при Иване III (в 1503 г.), давала повод для нового наступления в
Прибалтике.
Каково будет дальнейшее развитие русской внешней политики? С конца
50-х годов вопрос этот стал предметом серьезных разногласий в
московских правящих кругах.
В первом послании Курбскому царь говорит об этих разногласиях с
достаточной ясностью и определенностью - гораздо яснее, чем о
разногласиях по вопросам внутренней политики. С горечью вспоминает он
те «словесные отягчения» и «супротивословия», которые ему пришлось
выслушать от своих советников - друзей и единомышленников Курбского,
в связи с начатой им Ливонской войной. «Како же убо вспомяну, -
восклицает он, - о гермонских градех супротивословие попа Селивестра и
Алексея и всех вас на всяко время, еже бы не ходити бранию, и како убо,
лукавого ради напоминания Датц[к]ого короля, лето цело даете безлепо
рифлянтом збиратися?». Говоря об этом «лете» передышки, полученном
ливонцами и использованном ими для перехода под власть польского
короля, царь имеет в виду перемирие, данное Ливонии по ходатайству
469
короля Датского с марта по ноябрь 1559 г. Сопоставив замечание царя с
летописью, мы легко сможем понять, почему Сильвестр, Адашев и другие
их единомышленники настояли в этот момент на удовлетворении
«лукавого напоминания» короля Дании: как раз в это же время (летом 1559
г.) брат Алексея Адашева Даниил вел военные действия на юге против
Крыма и Турции.
О стремлении единомышленников Курбского вести войну именно в
южном направлении царь в первом послании говорит столь же
определенно, как и об их отрицательном отношении к Ливонской войне.
Он иронически называет кратковременные успехи, достигнутые во время
экспедиций Даниила Адашева и Вишневецкого на Днепр и Дон, «вашими
победами, еже Днепром и Доном»; он всецело возлагает на Курбского и его
друзей ответственность за неудачный поход И. В. Шереметева (будущего
кирилло-белозерского монаха Ионы) на крымского хана: «еже по вашему
злосоветию, а не по нашему хотению случилась такова пагуба
православному христианству». Этим бесплодным набегам на Крым царь
противопоставляет свою тактику: постепенную колонизацию «пустых
мест» на юге, умиротворение «бесерменских» (мусульманских) сил и
привлечение их «на помощь православию» в Ливонской войне.
Известия о разногласиях но внешнеполитическим вопросам,
содержащиеся в первом послании Курбскому, находят полное
подтверждение и в других источниках. Если многие другие обвинения,
выдвинутые царем в этом послании, относились, как мы видели,
фактически не к Курбскому и его друзьям по «избранной раде», а к
«болярам» вообще, то в данном случае царь действительно имел в виду
«князя Андрея Курбсково с товарищи». В этом мы сможем убедиться,
обратившись к сочинениям самого Курбского: уже после своего бегства за
границу «изменник государев» продолжал доказывать, что царю следовало
воевать с Крымом и что такую тактику рекомендовали ему «мужи храбрие
и мужественные», но карт, ттх пе послушал. В грамотах в Крым,
посланных Иваном в начале 60-х годов, царь также указывал, что в
предшествующие годы его ссорили с «царем» (ханом) Адашев, Ив.
Шереметев и другие лица, на которых он ныне «опалу свою положил».
Известия о разногласиях по вопросам внешней политики, содержащиеся
в первом послании Курбскому, не остались неизвестными для историков.
Особенное внимание уделили им С. М. Соловьев и Н. И. Костомаров,
воскресившие в историографии XIX в. старинный спор XVI в.: какой из
двух внешнеполитических путей был правильным? ( С. М. Соловьев, ук.
соч., стр. 106 - 107; Н. И. Костомаров, ук. соч.. стр. 218 - 239. ).
Мнение Костомарова, защищавшего походы на юг и видевшего в
Ливонской войне только неудачное продолжение прежних оборонительных
470
войн против прибалтийских рыцарей, конечно не может быть принято. С
государственной точки зрения Грозный был, несомненно, прав, ведя войну
па западе, а не на юге (на невозможность войны за черноморское
побережье в XVI в. справедливо указал уже С. М. Соловьев). Но дело было
не только в том, что Иван Грозный лучше понимал интересы государства,
чем его противники. Внешнеполитические взгляды его врагов вытекали,
очевидно, из их общего мировоззрения, были как-то связаны с их
социальной природой. В чем же заключалась эта связь? В исторической
литературе нередко можно встретит указания на то, что у виднейших
представителей княжья и боярства были специальные интересы на юге, что
война с Крымом была нужна им для защиты их южных (заокских)
владений ( Ср.: П. А. Садиков, ук. соч., стр. 13). Но в сочинениях Курбского
речь идет не об обороне юга (сторонником обороны был и Грозный), а о
наступлении на Крым. Такое наступление, в случае его удачи, обеспечило
бы за Русским государством богатые черноземные территории слободской
Украины и «Поля»; территории эти, как всегда бывало с
новоприсоединенными к Московскому государству землями, поступили бы
