хозяином, был доброволен и подлежал обсуждению. Но со II в.

до н. э. положение ухудшилось, гражданские войны разорили

деревню; потерявший заморские владения царь стремился

заставить производить больше на земле, которой становилось

все меньше. Земли, отвоеванные с помощью ирригации у

85

пустыни, понемногу иссушались из-за того, что никто не

поддерживал в должном порядке гидротехнические сооружения.

Чиновники, все более самостоятельные и все менее

контролируемые, часто вели себя как настоящие деспоты. Все

труднее и труднее было найти крестьян для обработки земли.

Папирусы рассказывают нам, что, для того чтобы заставить

крестьян подписать контракт, приходилось прибегать ко всем

возможным аргументам – от призывов к преданности до пыток.

Средства, которые изыскивала администрация для выхода из

этого кризиса, зачастую были паллиативными, они даже

ухудшали положение. Безусловно, проводились необходимые

мероприятия, направленные на упорядочение <83> системы

откупов и говорящие о том, что хотя и существовала забота о

справедливости, но от нее легко переходили к мерам

принуждения. Более зажиточным крестьянам навязывалась

дополнительная аренда (epibole), появившаяся в 164 г. до н. э.,

вредное действие которой давало о себе знать даже в римскую

эпоху. С конца II в. до н. э. в деревне была установлена

коллективная ответственность, т. е. за общую сумму арендной

платы отвечала община царских земледельцев одной деревни.

От крестьянина требовали клятвы «оставаться на виду у

царских чиновников» (клятва Тебтюниса – 107 г. до н. э.): «До

выплаты аренды каждый день я остаюсь на виду на

сельскохозяйственных работах, не укрываюсь у священного

алтаря храма, не призываю ничьего покровительства и не

измышляю способов для бегства»). Всем было ясно, что

простого подписания контракта недостаточно. Аренду

продлевали – иначе говоря, во время серьезных кризисов ее

просто навязывали силой. Тем не менее крепостничество так и

не получило распространения. Феодальной 586 зависимости не

существовало: стратеги концентрировали в своих руках всю

власть, но у них не было крупных земельных владений.

Раздавленные системой угнетения, несправедливыми

арендами, крестьяне убегали. Анахоресис (бегство в пустыню)

был одним из наиболее ярких феноменов поздней

эллинистической эпохи, затем превратился в одну из ран

римского Египта, а с появлением первых христианских

анахоретов приобрел религиозную окраску. Однако, что бы там

ни говорили, пустыня может служить убежищем лишь

незначительному меньшинству, ибо без навыков кочевой жизни

там практически невозможно выжить. А вот Александрия с

86

массами неконтролируемого населения представляла собой

приманку тем более сильную, что там можно было найти работу

и храмы, всегда готовые предоставить убежище беглым

крестьянам. Другие беглецы собирались в банды, опустошавшие

страну. В папирусах мы читаем горькие жалобы оставшихся

крестьян, которые из-за круговой поруки должны были платить

за бежавших; множились возмущенные доносы в адрес царских

чиновников.

Папирусы (в частности, «папирусы Зенона») ярко

показывают глубокое недовольство, царившее в деревне.

Крестьяне Египта предстают перед нами как достаточно

энергичные и нетерпимые к принуждению, их требования <84>

звучат резко в противоположность заискивающему тону,

который в таких случаях наблюдается у греков. Подобное

уныние, с одной стороны, и активность – с другой, объясняют,

почему восстания получили столь широкое распространение в

египетской хоре.

Таким образом, все больше и больше увеличивалась

пропасть между городским, эксплуатирующим миром и миром

деревенским – эксплуатируемым. Именно в этой пропасти М.

Ростовцев справедливо видел один из самых крупных изъянов

античных обществ начиная с IV в, до н. э., который

впоследствии стал одной из основных причин их крушения.

Неизбежное «единение»

В этом колониальном обществе, игнорировавшем в своих

законах национальные различия между победителями и

побежденными (которые будут столь характерны для Римской

империи), начиналось понемногу то самое «единение народов»,

о котором мечтал Александр.

«Македонцы стали египтянами»,– заявили Полибий и Тит

Ливий. Несмотря на явное преувеличение, надо отметить, что

чары Востока действовали на всех греков и в Египте, и в Азии,

особенно в религиозной сфере, В Египте греки

мумифицировали умерших и хоронили их с книгами мертвых.

Системы мер и весов 7* и календарь эпохи фараонов

применялись и администрацией Птолемеев. Если это влияние

7 Меры длины: локоть (0,52 м), верг (100 локтей). Меры площади:

арура (1 кв. верг = 2735 кв. м), тысяча (10 арур).

87

осталось слабым в городах, где греки сохранили свое

традиционное окружение и где они были относительно

многочисленны, в сельской местности, где колоны и клерухи,

жившие гораздо более изолированно, могли объединяться лишь

в политевмы (неофициально признанные сообщества), которые,

по сути, были лишь карикатурой на полисы, это влияние было

гораздо сильнее. Они понемногу восприняли обычаи местных

жителей. Небезынтересно, каких богов почитали в имении

Аполлония в Фаюме. Мы находим там Зевса, Деметру, Гермеса,

но также и Пореманреса (царь, обожествленный в образе

крокодила), Исиду, Птаха и, наконец, новых богов. Греки также

почитают египетских богов: один из них обещает «принести

жертву божеству <85> этой местности, как принято везде» (P.

Zond, 2666), другой возводит для Аполлония стелу в честь

Анубиса. Отмечено, что начиная с 250 г. до н. э. увеличилось

количество смешанных браков. Фиванский папирус 113 г, до н.

э. сохранил упоминание о займе, сделанном хоахиту греком по

имени Псен-Монт, сыном Па-Тота: в этом случае от грека

оставался лишь его юридический статус. Тот же феномен

наблюдается и в Сирии, и в Вавилонии, и в Дура-Европос, где

ономастика демонстрирует слияние греческих и местных

элементов.

Обратный процесс (т. е. влияние греков на египтян) выражен

еще более отчетливо, так как для местных жителей завоеватели,

которым они подражали, олицетворяли превосходство и

динамизм. Безусловно, деревни были мало затронуты этим

влиянием, и местные языки (арамейский, персидский и

египетский) успешно сопротивлялись греческому. Довольно

замкнутыми оставались жреческие круги; клинопись,

шумерский язык в качестве литургического и еще более

иероглифы очень долго оставались в употреблении.

Но в полисах Атталидов или Селевкидов, в

административных центрах египетских номов в основном в

среде торговцев и чиновников шла широкая эллинизация,

приводившая к образованию местной элиты, которая говорила

по-гречески, одевалась на греческий манер и усвоила греческие

быт и нравы. Даже в Фивах, в консервативных жреческих

кругах, все чаще и чаще прибегали к помощи агораномов –

нотариусов, использовавших греческий язык. Они широко

распространяли греческое право и дискредитировали

египетских нотариусов, писавших демотическим письмом. В

88

древней религиозной столице находят многочисленные

граффити, процарапанные по-гречески; многие из их авторов,

которые называют себя жрецами, магами или

бальзамировщиками, могли быть только египтянами. Школьные

тексты, столь часто встречавшиеся на папирусах, показывают,

что в школах читали преимущественно Гомера, трагиков,

Демосфена или Менандра. Гимнасий там, где он был доступен