знакомят нас с огромным количеством спорных вопросов в

различных <76> хозяйствах. Но тем не менее эта система была

доходной для откупщиков, ибо люди самых разных

национальностей – египтяне, евреи, но в основном греки –

оспаривали откуп с торгов.

В эллинистический период в еще больших размерах, чем в

IV в. до н. э. в Афинах, развитие «капиталистической»

экономики позволяло некоторым, наиболее активным или

пользовавшимся счастливым случаем лицам скапливать

огромные состояния. Можно указать на пример Аполлония,

многочисленные официальные обязанности которого не мешали

ему вести необычайно сложные дела – торговлю с Малой Азией,

Палестиной, Сирией, Аравией, эксплуатацию земель площадью

10 тысяч аруров (2700 га), подаренных ему монархом в

Филадельфии. Его энергия творила чудеса в этом образцовом

хозяйстве. Аполлоний делал все возможное, чтобы производить

не только то, что могло понравиться царю, экономическую

политику которого У. Вилькен сравнил с политикой Кольбера

или Фридриха Великого, но и то, что было необходимо для

собственного обогащения: продавал излишки вин, масла,

полотна, папируса.

Великолепные записки Зенона знакомят нас с роскошной

жизнью Аполлония. Его стол ломился под тяжестью серебряных

приборов, ваз с редкими цветами и самых утонченных яств –

рыбных блюд, икры, тонких вин. Зенон описывает его

организаторский талант, конторы, разделенные на два отделения

(секретариат и бухгалтерию), где для составления контрактов с

египетскими крестьянами работали даже египетские писцы.

Перед нами предстает человек с быстрым и решительным умом,

ясной, повелительной речью, уверенный в себе благодаря своим

замечательным успехам. К. Прео писала, что за его внешним

спокойствием прятались «превосходные степени сравнения, как

в английском языке американцев». Может быть, впервые в

истории перед нами с такой ясностью предстала фигура

79

крупного «капиталиста». Аполлония не удовлетворяли только

деньги, хотя они и были основной движущей силой его

деятельности, он заботился и о престиже, и о славе.

Окруженный настоящим двором клиентов, он жил как

вельможа-филантроп, разносторонний и щедрый по отношению

к любым богам, греческим и египетским, а также к людям,

прибегавшим к его могуществу.

Те же записки рисуют нам личность Зенона, грека из Карии,

бывшего доверенным лицом диойкета. Сначала <77> он был

коммерческим агентом па Востоке, затем стал секретарем

Аполлония и, наконец, управляющим в Филадельфии. Этот

образованный человек мог на черновике набросать

музыкальную фразу или несколько стихов Еврипида. Писал он

на великолепном, импульсивном греческом языке, но разум его

кажется не таким ясным, а воля не столь твердой, как у его

хозяина. Тем не менее он свободно управлял необъятной землей

Аполлония, на которой так много нужно было создавать заново,

и гордился своей ролью основателя города, своей задачей –

сеять жизнь и благоденствие в пустыне. Жил он не по-царски,

как Аполлоний, но на широкую ногу: по праздничным дням

вкушал изысканные блюда, имел свору хороших охотничьих

собак. Он тоже умел быть филантропом. Дружеские письма,

которые Зенон получал от оставшихся в Карии знакомых,

свидетельствуют о том, что это был человек, достойный своего

высокого положения.

Чиновники

Чиновники представляли собой совершенно новый для

эллинистического мира тип. Если царство Селевкидов страдало

от явного недостатка организации управленческого аппарата, то

Атталиды и особенно Птолемеи располагали развитой

иерархией государственных служащих.

Чиновник был человеком, связанным с царем клятвой. В его

обязанности входило передавать и претворять волю царя,

особенно в этих «капиталистических монархиях», обеспечивать

максимальную эксплуатацию и собирать доходы. Система эта

представляется крайне порочной. Чиновник, теоретически

назначаемый царем, на самом деле получал место от своего

непосредственного начальника, и зависимость чиновников от

начальников со временем все более и более возрастала.

80

Папирусы перечисляют подарки, которыми они должны были

осыпать начальников, чтобы удержаться на своем посту. Таким

образом, по мере ослабления монархии проявлялась тенденция к

появлению некоего подобия феодальной зависимости. Наиболее

высокопоставленные в чиновничьей иерархии лица

превращались в настоящих деспотов, весьма слабо связанных с

центральной властью и обращавшихся с подчиненными тем

высокомернее, <78> презрительнее и надменнее, чем полнее они

от них зависели (даже юридически, поскольку чиновники

подлежали специальному административному суду).

Однако царь счел, что отыскал дополнительную гарантию в

финансовой ответственности чиновников. Каждый старался, как

по цепной реакции, взыскать с подчиненного суммы, за которые

сам нес личную ответственность. Самые мелкие чиновники

любой ценой выжимали деньги из населения, и здесь все

средства были хороши: арест имущества, реквизиции, даже

телесные наказания. В ответ на насилие возникало насилие:

числу папирусов, содержавших жалобы деревенских жителей на

высокомерие и злоупотребления чиновников, соответствует

число папирусов с сетованиями сборщиков налогов,

встреченных градом камней.

Наконец, чиновники часто были малознающи и

недобросовестны. В свои отчеты и даже кадастры они без

колебаний заносили выдуманные цифры, чему есть

многочисленные примеры. Они захлебывались в потоке

переписей, учетов, предписаний, распоряжений. «Папирусный

потоп» повлек за собой несокрушимый беспорядок или, что еще

хуже, фиктивный порядок.

Тем не менее надо избегать заблуждений, в которые нас

могут ввести многочисленные свидетельства о промахах

администрации, так как папирусы, что явствует из их

назначения, возможно, могли донести до нас лишь следы, и

довольно очевидные, несовершенства самой системы.

Вырисовывается также и идеал чиновника – старательного,

преисполненного почтения к вышестоящим, благородного по

отношению к нижестоящим. В этом типе слились

распространенный в Египте идеал почтенного и неподкупного

писца и греческий образец человеколюбивого магистрата.

Добрые монархи без устали напоминали управляющим их

обязанности, один из них пишет: «Во время ваших

инспекционных поездок старайтесь ободрить людей, поднять их

81

настроение, и не только на словах. Если крестьяне жалуются на

комограмматеев и комархов по поводу обработки земли, вы

должны разобраться и положить конец злоупотреблениям».

Римляне, а затем и византийцы при создании своих институтов

и прочной основы эффективного управления возьмут пример

именно с чиновнической системы Птолемеев.

Административная карьера позволяла грекам и египтянам

жить бок о бок, так как Птолемеи стремились сохранять

существовавшую до них структуру управления. <79>

Высшие посты были безусловно закреплены за греками, по

крайней мере до Птолемея Эвергета II, который доверил

стратегию египтянам. Но чиновники средних и низших уровней

набирались из местного населения, и вначале мы видим египтян

даже на посту номархов. В другом традиционном слое –

жречестве – продолжала безраздельно господствовать старая

египетская элита.

Египетское жречество

Повсюду последователи Александра продолжали проводить

политику терпимости по отношению к местным божествам. Из

чисто политических соображений, прекрасно сознавая их

влияние на народные массы, они старались примирить с собой