суфражисток и не оказали им массовой поддержки. Может быть, поэтому так жалко
выглядит собрание французских суфражисток под руководством Юбертины Оклер.
В дневнике Марии Башкирцевой появляется запись, где она описывает свое посещение ( и
не первое) еженедельного собрания общества “Права женщин”, которое организовала в
Париже m-lle Оклерк, как пишется в русских изданиях дневника, на самом же деле
Юбертина Оклер ( Hubertine Auclert).
“Сегодня вечером мы присутствовали на еженедельных работах общества “Права
женщин”. Это происходит в маленькой зале m-lle Оклерк (Оклер - авт.)
Лампа на бюро налево; направо камин, на котором стоит бюст Республики, а посредине, спиной к окну, которое находится напротив двери, стол, покрытый связками бумаг и
украшенный свечой, звонком и президентом, который имеет очень грязный и очень
глупый вид. Налево от президента m-lle Оклерк, которая, принимаясь говорить, каждый
раз опускает глаза и потирает руки. Штук двадцать старых женских типов и несколько
мужчин, - все такая дрянь, какую только возможно себе представить. Это юноши с
длинными волосами и невозможными прическами, которых никто не хочет слушать в
кофейнях.
Мужчины кричали о пролетариате, коллективизме и измене наиболее выдающихся
депутатов. M-lle Оклерк очень умна и понимает, что дело идет не о пролетариате и не о
миллионерах, но о женщине вообще, которая требует подобающих ей прав. На этом бы и
следовало удержать всех. Вместо этого они рассуждали о политических тонкостях”.
( Запись от 8 декабря 1880 года.)
В доступных мне энциклопедиях об Юбертине Оклер нет ничего, слишком мелкая фигура, поэтому воспользуемся сведениями, которые приводит в своей книге Колетт Конье:
“В 1876 году Юбертина Оклер основала общество “Права женщин”. Сторонники общества
распространяли петиции, устраивали уличные манифестации. В 1878 году Юбертина
Оклер не была допущена на первый международный Конгресс женщин, так как
подготовленная ею речь об избирательном праве показалась организаторам Конгресса
слишком радикальной. В 1880 году она отказалась платить налоги, потому что ее не
желали признать полноправной гражданкой общества: “У меня нет прав, а значит нет и
обязанностей, я не голосую, я и не плачу”. Пресса без конца иронизирует над ней.
“Фигаро” задает вопрос: если избирательное право будет предоставлено женщинам, то не
придется ли потом давать его и баранам. “Иллюстрасьон” замечает: “Юбертина Оклер
молода и красива, и если личные разочарования толкнули ее на путь политической
борьбы, она все же должна отдавать себе отчет в том, что сама физиология женщины
навсегда закрывает ей путь в ту область действия, которая предоставлена исключительно
мужчине”.
Несмотря на то, что Башкирцева иронически описывает собрание общества, она вступает
в него под именем Полины Орелль, представившись иностранкой, воспитанной во
Франции. Она ходит в общество, всегда надевая каштановый парик, платит ежемесячный
взнос в двадцать пять франков и дает свои карманные деньги Юбертине Оклер на издание
женского журнала “Гражданка”, в котором вскоре сама вскоре начнет публиковаться.
Можно представить себе, как возмутились бы ее “мамы”, узнав, что она субсидирует
издание социалистического журнала, является его акционером, а не покупает на эти
деньги шляпки от Уорфа.
“ Подумайте только, что у Жулиана из пятнадцати женщин оказалась только одна, которая
не смеялась и не крестилась при мысли об эмансипации женщин; одни это делали из
невежества, другие - потому что это неприлично. Я уже была готова послать к черту этих
бессмысленных существ, которые не хотят, чтобы их считали существами разумными. Они
будут говорить: женщина должна думать о своей красоте и т.д. и т.п., или: кто будет
воспитывать детей, если женщина займется политикой? Как будто все мужчины только и
занимаются политикой! Никто не заставляет женщину идти в кафе и произносить там
речи, мы хотим только, чтобы она была свободна в выборе своей карьеры, которую считает
для себя наиболее подходящей. “ Оставьте женщину на ее месте”, - говорят они. А где ее
место, скажите пожалуйста?.. Я в бешенстве от отчаянья, когда встречаю таких глупых
существ. А нужно не впадать в гнев, а убеждать и наставлять. Лучше всего это делать с
неграмотными женщинами или с республиканками из простого народа...”
(Неизданное, 2 декабря 1880 года. На следующий день после первого посещения общества
“Права женщин”.)
Женщины из другого, более обеспеченного класса, боятся молвы, а девушки так и вовсе, боятся, что не выйдут замуж, будучи замечены в симпатии к эмансипации. Именно
француженки, как мы уже отмечали, не поддерживали феминистское движение.
Впрочем, тут нет ничего удивительного, если учесть, что во Франции в 1880 году не было
ни одного лицея для девочек, лишь к 1910 году их стало 138 и в них училось 33 000
девочек. Нелишне сказать, что, в так называемой, “отсталой” России уже в 1900 году в
средней школе училось 250 000 девочек. И это данные западных историков.
“Что касается университетского образования для женщин, то оно было развито примерно
одинаково во всех европейских странах, за исключением царской России, показавшей
выдающийся пример развития: с 2000 девушек-студенток в 1905 году - до 9300 человек в
1911 г.; а в США в 1910 г. было 56 000 девушек-студенток (вдвое больше, чем в 1890 г.); так что США намного обогнали Европу по этому показателю. В 1914 году в Германии,
Франции и Италии насчитывалось по 4500-5000 студенток университетов (в каждой из
стран), а в Англии - 2700. Отметим также, что университетское образование для девочек
было разрешено в России, США и в Швейцарии с 1860-х годов, а в Австрии - только с
1897 года; в Германии - с 1900-1908 годов (в Берлине)”. ( Из книги Эрика Хобсбаума. “Век
империи. 1875-1914”.)
Я привожу эти данные, чтобы были понятны записи Марии Башкирцевой, жившей во
Франции, отчасти и для того, чтобы было понятно, как была извращена для нас
идеологами коммунизма история собственной страны, которой мы обязаны были бы
гордиться.
Башкирцева записывает в своем неизданном дневнике после посещения 20 декабря 1880
года конференции в зале Петрель в одном из пригородов Парижа, где собралось около
пятидесяти человек и где она занимала место в президиуме, как одна из присутствующих
женщин прервала оратора-мужчину:
- Вы не хотите, чтобы мы учились и эмансипировались, потому что боитесь, что мы
покинем семейный очаг и перестанет штопать ваши носки. Успокойтесь! Мы будем варить
суп и штопать носки, но, вернувшись домой, мужчина сможет увидеть женщину,
способную понять его!
20 февраля 1881 года Полина Орелль публикует в журнале “Гражданка” полемическую
статью о женщине-художнике:
“Я никого не удивлю, если скажу, что женщин не принимают в Школу изящных искусств, как впрочем, и в другие места.
Однако их принимают в Медицинскую Школу, тогда почему - не в Школу Изящных
искусств? Загадка. Может быть, боятся скандала, который вызовет женский элемент в этой
легендарной среде? Но ведь можно сделать, как в России или в Швеции, создать
отдельные мастерские, где будут писать с натуры, и собирать всех участников только на
лекции. (Здесь Башкирцева ошибается. В России рисование с натуры в Академии в то
время уже было совместным - авт.) Может быть, в этом и есть решение? Но пока его нет, об этом никто и никогда не думал - вот и все.
А вы, высокомерно объявляющие себя более сильными, более умными, более
способными, чем мы, вы присвоили себе одну из лучших школ в мире и получаете там все
необходимые знания.
Женщины же, которых вы считаете хрупкими, слабыми, ограниченными, большинство из
