Осенью 1261 года граф Глостера начал склоняться на сторону короля и оставил своих старых союзников. Разозленный этим известием Симон тут же покинул Англию, заявив, что скорее умрет вдали от своей земли, чем станет изменником, предавшим правое дело50. Его презрение было настолько сильным, что граф всерьез стал подумывать о претворении в жизнь своего давнего обета: отправиться в крестовый поход, вместо того чтобы бороться за права Англии51. В августе 1261 года он отбыл во Францию, где оставался до весны 1263 года, хотя у него были серьезные причины вернуться домой годом, раньше. Еще не был до конца улажен вопрос о приданом его дочери Элеаноры. Получилось так, что от позиции Симона зависело сейчас и разрешение спора двух ветвей маленького семейства, и судьба общегосударственного дела. Весь груз решения семейных вопросов лег на его жену, это дало возможность противникам Симона выставить его жадным и алчным человеком, ищущим только личную выгоду, вместо того чтобы печься о национальном благе. В начале 1261 года Генрих III публично объявил, что он, его сестра и ее супруг готовы подчиниться решению третейского судьи, Людовика IX, а если он не пожелает их рассудить, тогда они будут умолять королеву Маргариту и Петра, чемберлена, действовать от их имени. Во втором письме Генрих III высказывал надежду, что Людовик все же не откажет ему в просьбе, поскольку он наверняка хочет видеть своих английских родственников в состоянии мира. Еще Генрих III просил, чтобы предъявитель этого письма вернулся назад с указаниями времени и места, в котором будет проходить их встреча. Людовик ответил, что он глубоко огорчен, поскольку не видит способа их примирить. Маргарита приняла его предложение, но Генрих III сначала писал, как будто обе партии согласились на других арбитров, но затем он написал ей, что все зависит от нее. В последнем письме он заявил, что обсуждаемый вопрос касается баронов, особенно графа и графини Лестера52. Обращаясь за третейским судом к королю и королеве Франции, Генрих III столкнулся с негласным проявлением авторитета графа Симона во Франции, где он пользовался гораздо большим уважением, чем в Англии. Его связь с Людовиком, возможно, является ключом к тому, что называлось разгадкой его истории53. Французского короля; уважали за его благочестие, искренность и силу его принципов, а не за его политические взгляды. Безусловно, он видел слабость ненадежного характера Генриха III, но в его глазах это не являлось оправданием такого страшного греха, как зачинание гражданской войны. Людовик и Симон невольно сдерживали друг друга; позиция графа мешала Людовику оказать поддержку Генриху III, а уважение незыблемых монархических традиций не позволяло ему полностью отдать свои симпатии Симону де Монфору. Тонкое равновесие сил мог легко нарушить случай. Генрих III, зная правдолюбивый характер Людовика, предостерегал его в письме, посланном в сентябре 1261 года, быть бдительным и не попадать под влияние Симона54. Еще одной неприятной неожиданностью стала для него новость о том, что у баронов есть свой представитель при папском дворе, который изложил ему их взгляд на положение дел в стране; и, очевидно, это имело определенный вес в глазах Папы. Бароны не забыли урока двойной игры, преподанного им Генрихом III, когда они провозгласили свои представительские действия от имени короля55. В апреле 1262 года король вежливо намекнул, что он снова хотел бы встретиться с Людовиком, и был гостеприимно приглашен в Пуаси или Сан Мор-ле-Фосс, по своему выбору. Генрих III выбрал последний. К несчастью, во время своего визита он заболел лихорадкой и поэтому не смог уладить дела, ради которых он совершил эту поездку. В сентябре он писал своему брату из Сен Жермен-де-Пре, что уже может ходить по своей комнате и надеется скоро снова быть на ногах. Вместе с ним заболели несколько вельмож и многие из слуг; по меньшей мере двое из числа первых и 60 из числа вторых умерли56. На обратном пути Генрих III посетил некоторые святые места в Бургундии, чтобы помолиться об окончательном выздоровлении. Король доехал до самого Реймса, где решил извлечь выгоду из своего близкого местонахождения к Фландрии и взял заем у фламандских купцов, чтобы расплатиться со своими французскими кредиторами. В декабре 1262 года он высадился в Дувре и встретил Рождество в Кентербери57. Во время визита английского короля во Францию королева Маргарита хотела организовать встречу Генриха III и Симона для преодоления их разногласий, но последний, воспользовавшись отсутствием в стране английского монарха, поспешил переправиться через Ла-Манш. Граф был на осеннем парламенте, где зачитал письмо, демонстрирующее доброе расположение Папы к баронам58. В декабре 1261 года Генрих III получил от Людовика IX крупную сумму денег, но смерть Папы Александра IV в мае следующего года помешала ему использовать все эти деньги на свои нужды. Совет из восьми кардиналов, собравшийся в Витербо, провел три месяца в жарких; дискуссиях, решая, кто же будет преемником. Из споров их вывело появление Жака Панталони, главы Иерусалимского королевства. Его тотчас же избрали на папский престол; таким образом, сын сапожника из Труа занял самую высокую должность, существующую на земле. Новый Папа сделал Карла Анжуйского королем Сицилии, и теперь Англия была обязана ему своим полным и окончательным освобождением от «сицилийского камня», который так долго висел на ее шее59. Сначала римский первосвященник проявлял колебания, решая, кого же из послов ему предпочесть: ставленника баронов или слугу Генриха III. Но после того, как король дважды написал ему письма, в январе и марте 1262 года, и, поздравил его с избранием, он склонился на его сторону, подтвердив данное его предшественником освобождение от клятвы. В мае Генрих III провозгласил себя абсолютно свободным от всех обязательств, навязанных ему Оксфордскими провизиями, и осудил тех, кто все еще их придерживается. Тем не менее король по-прежнему был ограничен Великой и Лесной хартиями60. Перед глазами были примеры двух предыдущих Генрихов. Первый хотел вместе с королем Кастилии отправиться в крестовый поход в Африку, но прежде нужно было сделать так, чтобы в его собственном государстве воцарился мир и порядок. Другого к действию подтолкнуло дурное предзнаменование, в его любимом Вестминстерском замке, украшенном с таким мастерством и вкусом, случился пожар. В конце концов Генрих III тоже решил благодаря стараниям своих советников пойти с баронами на мировую61.
В январе 1263 года Генрих отправил послов к Людовику IX с просьбой урегулировать мирное соглашение между ним и графом Лестера, поскольку он уже давно желает спокойствия как для себя лично, так и для своего государства62. В следующем месяце король получил письмо, которое его горько разочаровало. В нем говорилось, что Людовик больше не желает брать на себя какую-либо ответственность в этом деле, поскольку недавно он имел долгий разговор с графом Симоном. Французский король говорил, что Генрих III окружен злыми советниками, которые совсем не заботятся о мире в стране. Людовик был полностью убежден в добрых намерениях графа по отношению к английскому королю и чувствовал себя обязанным согласиться с его просьбой и не вмешиваться более в этот вопрос63. Переговоры закончились провалом. Близилось время меча.
ГЛАВА XII
БАРОНСКИЕ ВОЙНЫ
Звезды благоволили Симону и другим баронам. Летом 1262 года умер его соперник, граф Глостера, и егс младший сын присоединился к врагу своего отца, не пожелав принести оммаж принцу Эдуарду1. Многие из молодых представителей знати, особенно те, кто, являясь королевскими подданными, были женаты на иностранках, объединились с Симоном2. Среди его горячих сторонников были студенты Оксфорда, хотя их количество и рвение во много раз превосходили их воинские способности. Даже принц Эдуард первое время не проявлял особой преданности делу отца. Бароны обнаружили это, когда они предложили ему заключить перемирие, и сохраняли его без нарушений3. О Симоне говорили как о «ключе Англии, который закрывает гавани для иностранцев и никого не впускает»4. Когда граф вернулся в Англию примерно 25 апреля 1263 года, он возглавил партию баронов5; Симон был из тех людей, которые, однажды положив свою руку на плуг, не собирались его выпускать. Общее впечатление говорило о том, что в стране создалось серьезное положение.
