У старшего инспектора Эмиля Нузея очень хорошее настроение. Это видно по тому, как он надел свой баскский берет, точно посредине лба. Приехав в Париж, он почти не расставался с ним, с этим символом родного Беарна. Берет инспектора словно барометр: если он натянут до самых бровей и ушей — это свидетельствует о напряженности, тревоге или гневе. Одним словом, о состоянии депрессии. Если же лоб открыт, то настроение полицейского ясное.
В это солнечное летнее утро Эмиль Нузей чувствует себя вознагражденным за свое профессиональное рвение. В эйфории первых месяцев после Освобождения, увлеченный всеобщим мистическим преклонением перед коммунистической партией, Эмиль выступал за твердую и очищенную полицию. Однако перед лицом роста гангстеризма он стал настаивать на создании внутри уголовного розыска отдела по борьбе с бандитизмом.
Его шеф, комиссар Пино, и сам директор судебной полиции решительно поддержали его инициативу. Изучив положение с численным составом, префект полиции дал в конечном счете зеленый свет, и Эмиль Нузей был назначен главой бригады по борьбе с бандитизмом. Именно в это утро Эмиль узнал о своем назначении. Сразу после традиционных поздравлений он отправился на инспекцию своей новой резиденции, оазиса крыс и пауков, расположенной в мансарде пятого этажа. Здесь будет находиться его кабинет, куда необходимо провести телефон.
Сейчас инспектор горит желанием поделиться приятной новостью со своей женой.
Автобус скрипит тормозами, затем замирает на остановке «Пирамиды». Невысокий человек со смуглым лицом и черными глазами, в забавной зеленой шляпе и с импозантным золотым перстнем с печаткой на мизинце запрыгивает на уже набитую людьми площадку, расталкивает пассажиров локтями и опирается на перегородку. Кондуктор закрывает двери и подходит с билетным компостером в руке.
— Вокзал Сен-Лазар, пожалуйста.
Нузей резко оборачивается, услышав трансальпийский акцент. Он внимательно всматривается в нового пассажира.
— Ловера, что ты здесь делаешь? — спрашивает он громким голосом, не обращая внимания на окружающих.
К горлу Джузеппе Ловера подкатывает комок. Вот уж не повезло. Сегодня утром он приехал из Шелля, чтобы поработать на своем любимом маршруте «Пирамиды — Опера». За три-четыре поездки в оба конца волшебные руки карманного вора обеспечивают ему на некоторое время спокойное существование. И надо же! На кого он наталкивается? На самого Нузея!
Полицейский хорошо знает куррикулум витэ[1] Джузеппе Ловера, итальянца, своего рода вундеркинда, начавшего воровать с девяти лет. Сын знаменитого генуэзского карманника, он приехал в Париж в тридцать третьем году и специализировался на некоторых самых уплотненных маршрутах. Благодаря своему дару фокусника он пользовался авторитетом в воровском мире. Но удача не всегда сопутствовала виртуозу. Однажды инспектор Нузей, работавший в ту пору в бригаде по борьбе с воровством, поймал его за руку. Бумажник нарочито высовывался из кармана пиджака, это должно было насторожить Джузеппе. Но нет! Когда он вытянул его с присущим ему мастерством большим и указательным пальцами правой руки, он почувствовал слабое сопротивление. Увы! Бумажник был на цепочке! И ликующий Нузей привел артиста в свое логово на набережной Орфевр.
— Ты не отвечаешь мне? — настаивает Нузей. — Я ведь тебя предупредил, чтобы ты не появлялся в этом секторе.
— Господин комиссар, — пытается объяснить Довера, — я сел в автобус только для того, чтобы доехать до вокзала Сен-Лазар и сесть на поезд. Я хочу навестить кузину в Сен-Жермен.
— Я не комиссар, и ты не пытайся мне льстить, — говорит Нузей. — Убирайся, или я живо упеку тебя.
Ловера наклоняет голову, подходит к дверям и, воспользовавшись тем, что автобус сбавил скорость, выпрыгивает на мостовую. Нузей смотрит, как он боязливо удаляется по улице Пети-Шан, и его настроение становится еще лучше. Какие удивительные часы переживает он! После обеда он соберет своих будущих сотрудников и изложит им свой план. Работы у них будет невпроворот, это точно. Но для полицейского служаки это равнозначно блеску солнца Аустерлица.
На вокзале Сен-Лазар инспектор Эмиль Нузей делает пересадку на двадцать шестой автобус. Он поднимается и опирается о поручни.
— Пожалуйста, билет!
Перед ним стоит контролер. Нузей сует руку в карман пиджака. Он испытывает шок: бумажника нет! Эмиль начинает нервно выворачивать карманы. Кондуктор с сарказмом смотрит на него.
— Я потерял удостоверение, — гремит Нузей.
— За безбилетный проезд штраф — один франк, — нудит контролер.
Нузей вынимает из кармана мелочь, снова инспектирует свои карманы и напрягает память. Где удостоверение, черт побери? Может быть, он оставил его на столе? Нет, удостоверение было при нем, когда он сел в двадцать первый автобус, потому что он показал его кондуктору. Ответ может быть только один: инспектор потерял его где-то в пути. Вот досада! В бумажнике все его документы: полицейское удостоверение, водительские права — одним словом, все атрибуты безупречного служащего.
Прислонившись к стене или сидя на столах, свесив ноги, или оседлав стулья, полицейские молчаливо смотрят на своего нового шефа. Они представляют собой сливки, элиту, избранную расу полицейских уголовного розыска. Скоро их будут называть бандой Нузея. Эта банда не дышит благосостоянием: лоснящиеся лица, не привыкшие к нежной туалетной воде; мятые костюмы; бесформенные, не раз бывшие в починке туфли; плохо завязанные дешевые галстуки; сорочки с сомнительными воротничками. Однако эта банда скоро будет диктовать моду вплоть до воскресного белья.
Эмиль молча изучает свою команду, затем его взгляд падает на стену голубятни, где между двумя прогнившими балками он прибил гигантский план Парижа, купленный на распродаже в книжном магазине на бульваре Сен-Жермен. Он снова переводит взгляд на своих людей.
— Нас двадцать человек, — говорит он, — то есть по одному на каждый округ Парижа. Я сознательно опускаю пригород: налеты там редки, и я не думаю, что налетчики собираются там на свои сходки. Я продолжаю: в Париже, вместе с инспекторами судебной полиции и районными комиссариатами, нас сто восемьдесят человек. Таким образом, получается два инспектора на квартал, четыре квартала на округ. Вам понятно?
Инспектор Альбер Бриа, кетчист команды, утвердительно кивает головой, жуя гевинг-гам.
— Комиссариаты являются важным источником информации, которым не стоит пренебрегать, — продолжает Нузей, — тем более что наши коллеги поддерживают постоянную связь с муниципальной полицией, значительно превосходящей нас по численному составу. Необходимо регулярно к ним наведываться, отбросить всякие амбиции и личную неприязнь, завести с ними дружеские связи. Через сутки каждый из вас должен иметь точное представление о том, что происходит в вверенном ему секторе.
Эмиль Нузей достает сигарету из кармана своего пиджака, висящего на спинке стула, чиркает спичкой, делает глубокую затяжку и сплевывает крошки табака, прилипшие к губе.
— Наш второй козырь — это хозяева бистро и ночных клубов, — продолжает Эмиль. — Известно, что воры тратят деньги. Так было и так будет. Так вот, хозяева должны быть заинтересованы сотрудничать с нами, если они не хотят разорения. Клиентам не нравится, когда в кафе приходят полицейские и осуществляют контроль, я имею в виду полицейские проверки. Несколько повторяющихся десантов в одни и те же бары в течение недели, и я вас заверяю, что даже самые упрямые хозяева смягчатся.
— Это отвратительно! — шипит в углу костлявый инспектор Кальмежан.
Эмиль резко поворачивается к нему.
— Отвратительно? Может быть, но выбора у нас нет, — говорит он. — Чтобы успешно вести розыск, нам необходимы информаторы. Перейдем к лицам, которым запрещено пребывание в данной местности. Пусть это тоже кому-то не понравится, но необходимо помнить, что эти лица представляют для нас языки, которые развязываются. Я потребую от администрации тюрем, чтобы нам сообщали о каждом выпущенном на свободу, кому запрещено пребывание в Париже. В некоторых случаях мы будем выдавать разрешение на пятнадцать дней, которое может быть продлено, если мы будем в этом заинтересованы. Кальмежан скажет, что это отвратительно, что это напоминает шантаж, но я хочу подчеркнуть, что нелья смешивать полицию и мораль!
