Существует предание о том, что в Белграде, на улице Светозара Радича на Савском склоне, висело зеркало с дыркой, которое не отражало таких ленивых читателей. Они исчезали в зеркале и не появлялись в нем до тех пор, пока не дочитывали до конца брошенную ими книгу. Говорят, что наше зеркало с дыркой как раз и есть зеркало, висевшее в доме на той улице. Читатель, желающий вновь появиться в зеркале, должен вспомнить хотя бы одну недочитанную им книгу и закончить ее чтение. Предполагаю, что и вы один из таких ленивых читателей. В этом зеркале вашего отражения нет, и нет его скорее всего потому, что когда-то вы совершили ошибку, не дочитав до конца ту книгу, которая была очень важной для вас, для всей вашей жизни, хотя сами вы для этой книги не имеете ровно никакого значения. Кто знает, может быть, в каком-то рассказе вы совершили убийство или в какой-нибудь другой книге давно уже женаты, но вы ничего об этом не знаете, потому что не дочитали историю до конца. Возможно, ваша законная жена ждет вас в какой-то недочитанной повести или угрожает вашей жизни в каком-нибудь романе, потому что вы нанесли ей обиду. Если вы поймете, какую важную для вас книгу вы когда-то бросили на середине и теперь дочитаете ее до конца, то не исключено, что вы отгадаете загадку зеркала и его дырки, отгадаете, кто такой вы и кто такая я, потому что на самом деле эта дырка вовсе не в зеркале, эта дырка в вас…

Но будьте осторожны! Человеческое сознание может играть само с собой. И например, может случиться, что в каком-то рассказе, давно оставленном и недоконченном, вы встретитесь с героиней совсем другого рассказа. Со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Пока Мария произносила эти слова, в комнате вдруг стало светло. За окном закружился снег. Ты хорошо видел это со своего стула. Ты сразу вспомнил, какую книгу надо читать во время метели.

Пушкина! Пушкина читают зимой. Время пришло. Ты жадно схватил с полки книгу. Оказалось, что это издание 1967 года в потемневшем картонном переплете, перевод Божидара Ковачевича, с множеством рисунков Пушкина. Один из них был вырван. На предпоследней странице имелась запись фиолетовыми чернилами: «Собственность И. И. М.». Японская металлическая закладка в форме сабли в конце повести «Пиковая дама». И каракули на 38-й странице: «Как только ты искупаешься, будешь проклята, если не вернешь эту книгу ее владелице, молодой госпоже Т. О.». Итак, ты раскрываешь книгу и начинаешь читать повесть Пушкина «Метель» точно с того места, где ты когда-то прервал свое чтение:

Ты тоже старался не потерять направления во время чтения. Из этой метели скорее в другую! Ты бросил книгу, открыл дверь и вышел под снег на улицу перед своим домом. Ты наконец был свободен.

Что случилось потом? Что ты сделал? Ты сделал то, что было нужно. Ты добровольно вернулся назад и без труда вошел в спальню. Там сидела Мария с книгой в руках и в белом платье, настоящей героинею романа…

— Я вас люблю, — сказал ты, — я вас люблю страстно. (Мария покраснела и наклонила голову еще ниже.) Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно… Теперь уже поздно противиться судьбе моей; воспоминания об вас, ваш милый, несравненный образ отныне будут мучением и отрадою жизни моей; но мне еще остается исполнить тяжелую обязанность, открыть вам ужасную тайну и положить между нами непреодолимую преграду…

— Молчите, ради бога, молчите. Вы терзаете меня…

— Я женат, — продолжал ты, — я женат уже четвертый год и не знаю, кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!

— Что вы говорите? Боже мой, и вы не знаете, что сделалось с бедной вашею женою?

— Не знаю, — отвечал ты.

— И вы не узнаете меня?

Ты побледнел и бросился к ее ногам.

Ты настолько вжился в «Метель» Пушкина, что, естественно, не заметил, что «твоя» Мария из зеркала, в отличие от Марии пушкинской, совсем даже и не русская. Она скрывается в твоей квартире и в этой книге под чужим именем, потому что ее разыскивает полиция, а ее внешность соответствует внешности разыскиваемой преступницы. Она мажет рот черным блеском для губ, который так хорошо сочетается с ее туфлями. А эти туфли — нечто совершенно особое: у белой — черный каблук, а у черной — белый. Углубившись в чтение, ты не замечаешь, что «твоя» Мария носит в ушах пару золотых сережек с тремя сияющими бриллиантами в каждой.

И любит вонзать свою серебряную иглу для волос глубоко в уши неосмотрительным любовникам, падающим к ее ногам.

В это время Мария (не пушкинская, а твоя, из зеркала с дыркой) прижимается к твоей груди, гладит твое ухо и шепчет:

— А теперь, как я и обещала, я открою вам, кто вы такой. Вы тот, у кого чеснок в ухе, голова в сумке, а разум за морем, вы тот, кто спрятал свою золотую монету в буханке хлеба и пустил хлеб вниз по реке. Это благовещение, а вы тот архангел, который принес мне благую весть из другого, из вашего мира. Прочитайте это СЛОВО вслух, и вы оплодотворите меня через ухо… А теперь открою вам нечто и об авторе, написавшем этот рассказ. Раньше, возможно, он мог предугадать все на семь шагов вперед, но сегодня — едва ли на пять. Поэтому вы его не слушайте. Он говорит ерунду, а меня готов винить и за истину Божью. Честно говоря, он меня знает, но и я знаю его, еще с нашей встречи в ресторане «Вопросительный знак». Писатель думает, что он вне игры, что, когда он за своим письменным столом прячется за свое перо, ему не угрожает никакая опасность. Но это не так. Когда окажется, что предложение, которое вы читаете, оборвалось на полуслове, знайте, что писателя больше нет, что он получил по заслугам, что кто-то и ему спутал карты и что пришел его судный день…

И тут на лице Марии заиграла улыбка. Та единственная, которая у нее была. И тогда я, автор этих строк, написал, что душа самого последнего тупицы мудрее, чем…