На наших глазах она упала, и тут ее стало рвать на усыпанную лепестками платформу, однако она шарила руками по полу, пытаясь найти колечко, выпавшее из кровоточащего носа. Почти не сбившись с ритма, Кроуфорд поднял ее на ноги, подбодрив радостной улыбкой и шлепнув по попке.
– Бедняжка…– Пола прикрыла лицо одной рукой, а другой судорожно, словно в поисках опоры, схватилась за ручку медицинского саквояжа.– Она, наверное, несколько недель не ела, только хлестала текилу и глотала амфетамины. Ты что, не мог заставить Кроуфорда помочь ей?
– Он ей помог. Я правда так думаю, Пола. Она делает, что хочет, хотя это ужасно: медленно, но верно приближает собственную смерть…
– Что, черт побери, это значит? И что произойдет, когда он уедет? Он возьмет он ее с собой?
– Может быть. Но я сомневаюсь.
– Он использовал ее, пока она опускалась ниже и ниже на радость ему и всем остальным.
– Нынче не лучший ее день, для нее этот карнавал – слишком большое испытание. В портовом районе ее любят. Она поет в джаз-баре неподалеку от лодочной верфи. Даже Андерсон выполз из своей мрачной берлоги и стал забывать Биби Янсен. Ей там лучше, чем в отделении для коматозных наркоманов в клинике принцессы Маргарет. Как это ни грустно, ты не единственная, кто этого не понимает.
Я показал на платформу, объезжавшую по кругу площадь. Трио не жалело сил, наяривая туш. Лори Фокс отказалась от безуспешных попыток найти сережку и теперь, выпрямившись, сидела на полу в луже рвоты среди танцующих ног. Пробравшись сквозь толпу, рядом с платформой шел доктор Сэнджер, одной рукой пытаясь дотянуться до плеча Лори Фокс. С решимостью, удивительной в таком худом и робком человеке, он расталкивал туристов и операторов, попадавшихся ему на пути, не спуская заботливого взгляда с девушки, окликая ее по имени, как только видел, что ее плечи поникают и она вот-вот погрузится в транс. С момента ее исчезновения из бунгало он скитался по улицам и кафе Костасоль, радуясь, когда ему удавалось услышать ее крик, донесшийся с заднего сиденья кроуфордовского «порше», или визг, долетевший с борта его катера, когда она неслась по каналу в открытое море. Я часто видел, как доктор шагает вокруг своего бассейна или одержимо полощет в нем брошенную ночную дамскую сорочку. Когда платформа объезжала торговый пассаж, я ожидал, что Сэнджер запрыгнет на нее, но Кроуфорд не замечал психиатра: воздев голову к солнцу, он все танцевал и танцевал, омываемый дождем лепестков.
– Несчастный… Как я все это ненавижу.– Пола повернулась ко мне и обошла мой стол.– Я ухожу, ты завтра будешь в суде?
– Конечно. Но мы еще встретимся сегодня на вечеринке.
– На вечеринке? – Пола удивилась.– Где, у тебя на вилле?
– Начало в девять. Хеннесси должен был тебе позвонить. Это «отвальная» Бобби Кроуфорда. Мы устраиваем ему особые проводы. Там и увидимся.
– Даже не знаю. Вечеринка?… – Пола озадаченно возилась со своим саквояжем, словно не понимая, что значит это слово.– Кто там будет?
– Все. Самые важные персоны Костасоль. Бетти Шенд, полковник Линдсей, большинство членов совета, сестры Кесуик – все первые лица. Повеселимся на славу. Все обеспечит Бетти Шенд – закуски, шампанское, канапе…
– И достаточно доз кокаина, чтобы сжечь мне носовую перегородку?
– На всех хватит. Хеннесси говорит, будет особое барбекю. Надеюсь, что не спалим дом.
– И Кроуфорд тоже там будет?
– Вначале, но не до конца. Потом он уедет. Ему нужно забрать вещи, а потом ехать в Калахонду.
– Значит, это церемония передачи власти… Пола отрешенно кивнула, закусив нижнюю губу, лицо ее побледнело, словно в жилах у нее внезапно застыла кровь. Наконец она сказала:
– Он официально передаст тебе свирели Пана.
– Пожалуй. Перед началом вечеринки я последний раз сыграю с ним в теннис.
– Он тебе поддастся.
Она все открывала и закрывала саквояж, потом поправила подставку для чернил и ручек на моем столе и тут заметила связку автомобильных ключей, которые я нашел в лимонной рощице имения Холлингеров. Она взяла их и взвесила на ладони.
– Ключи от твоего королевства? – спросила она.– Они подходят ко всем тайникам Кроуфорда?
– Нет, это запасной набор автомобильных ключей. Я нашел их в… раздевалке клуба «Наутико». На чьих только машинах я их ни пробовал: они не подошли ни к одной. Надо будет отдать их Хеннесси.
– Не теряй надежду. Кто знает, когда они пригодятся.
Взяв саквояж, она направилась к двери, потом повернулась ко мне и посмотрела в глаза, прежде чем чмокнуть в щеку.
– Счастливо поиграть. Знаешь что, свяжи-ка руки за спиной. Иначе не проиграешь…
Я вышел на балкон и стал смотреть, как она уезжает, громко сигналя, чтобы туристы, запрудившие площадь, освободили ей дорогу, словно не признавая за ними права на праздничное веселье. Я уже воображал, как буду танцевать с ней сегодня вечером. Она сказала, что эта вечеринка станет церемонией передачи полномочий, хотя я уже во многом заменил Кроуфорда в Костасоль. Последние недели он все больше и больше времени проводил за пределами Костасоль в инспекторских поездках по Калахонде, прикидывая, быстро ли примут там его бодрящий, целительный режим. Управление своей подпольной империей он передал мне, уверенный, что теперь я целиком и полностью осознал важность его достижений.
От моих первоначальных сомнений не осталось и следа, вот разве что беспокоило его обращение с Лори Фокс. Она нравилась ему, он очаровывал ее, ни на минуту не оставляя ее во время вечерних блужданий по барам и клубам. Но он никак не пытался отучить ее от кокаина и амфетаминов, словно эта несчастная, угасающая молодая женщина была неким экзотическим зверьком, которого демонстрируют публике – дикого, неприручаемого, обреченного и гордящегося своей обреченностью.
Я знал, что он наказывал Сэнджера за грехи всех психиатров, которые когда-то, в детстве, не сумели помочь ему. Когда кинолюбители на вилле снимали, как Лори в моей постели занимается сексом с Юрием Мириковым, этим русским Адонисом Бетти Шенд, Кроуфорд время от времени отодвигал черные шторы на окнах, дразня Сэнджера, бунгало которого освещали наши прожекторы. Возможно, он пытался сказать, что Лори спала с Сэнджером, а может быть, и со своим отцом тоже, а теперь спит с любым мужчиной, которому он, Кроуфорд, подсовывал ее во время вечерних прогулок по барам.
Я не принимал участия в этом производстве порнофильмов, в которое переродился основанный мной клуб кинолюбителей, и старался держаться подальше от преступной сети, подпитывавшей Костасоль: от наркотиков, поставлявшихся Махудом и Сонни Гарднером розничным торговцам, от салонов массажа и эскорт-агентств, завербовавших множество изнывавших от скуки вдов и нескольких замужних любительниц приключений, от «творческих» кабаре, развлекавших весьма порочную публику, от громил, возглавляемых двумя бывшими управляющими авиакомпании «Бритиш Эрвейз», которые преспокойно грабили и разоряли виллы по всей Костасоль, уродуя автомобили и загаживая бассейны ради поддержания гражданской добродетели.
Сидя за письменным столом, я слушал мелодии из «Иоланты» и думал о Поле Гамильтон. Как только Кроуфорд уедет из Костасоль, желание действовать и созидать, которое он разжигал, начнет ослабевать. Я снова стану чаще с ней встречаться, играть с ней в теннис и, возможно, уговорю вместе арендовать небольшую яхту. Я представил себе, как мы с ней плывем под парусами вдоль побережья, в полной безопасности, в мире, принадлежащем только нам двоим. Поскрипывает такелаж, в морской воде охлаждаются бутылки белого бургундского…
По навесу бара у бассейна застучали брызги воды. На террасе внезапно поднялся шум, послышался грохот переворачивавшейся мебели и сердитые голоса, а потом истерические выкрики женщины, которая то ли смеялась, то ли плакала от боли. Привлеченные шумом туристы торопливо пересекали автомобильную стоянку, на ходу бросая в бассейн последние оставшиеся у них ленты серпантина. Радостно подзуживая друг друга, они перелезали через невысокую, всего по пояс, ограду клуба и прямо по газонам устремлялись к открытому бару.