Потрескивающий источник света убаюкивал и наводил на приятные тягучие мысли, закручивающиеся вокруг событий прошедшего дня. Девочка несколько раз пыталась от них избавиться, но это не принесло результата и пришлось по новой вспоминать и разговор на поляне, и нападение монстра, и странные посвистывающие голоса из островного домика, принятые девочкой за перетолки речных потоков. Что-то было здесь не так и это не так не давало ей покоя. Она каждой клеточкой ощущала, что разгадка того, что голос смог добраться до Люпина скрывается в ночном инциденте. Каринке казалось, что ещё чуть-чуть, и она обо всём догадается, если только вода возле Владомира перестанет стонать. Только парню становилось всё хуже.

" Что? Что же мне делать? В чём моя вина? - яростно мучила собственную память девочка, уверенная в судьбоносности собственного решения. - Я должна что-то предпринять. Никто кроме меня не сможет помочь в этой проблеме. Я не должна поддаваться. Всё, всё ещё можно исправить. Знать бы ещё, что нам нужно исправлять..."

Большая ночная бабочка с толстыми мохнатыми усами, заметив источник света, потеряла от радости рассудок и бросилась в пламя. Каринка спешно выставила руку, спасая маленькую глупышку, и странное создание, врезавшись в ладонь, отлетело за ворот. Девочка, содрогнувшись всем телом от приступа гадливости, начала яростно вытряхивать нечаянного соседа. Она даже стянула с себя верхнюю рубашку и тщательно трясла над столом, но бабочка так и не появилась, зато на стол высыпались всё те же коварные руны.

Отбросив рубашку к скамейке, Каринка снова села за стол и начала кончиком пальца перетасовывать странные и, безусловно, затейливые значки, несущие в себе какую-то страшную тайну. После долгого перерыва в обучении девочке стоило больших усилий вспомнить свод из сорока таблиц древних рун, сокращённых ныне до двадцати одной и распределить среди этих таблиц своё сокровище. Очевидным становилось то, что платок-карта Владомира принадлежит ещё той эпохе. Значит и название "Исток Сумерек", коварно заведшее их в самые дебри, много старше той Империи, что сейчас разложилась в Долине.

"С чем же это мы столкнулись?" - девочка выложила опознанные палочки в своей последовательности, но слово совсем не сложилось. Она попыталась снова, но ничего похожего не получалось.

"Я же совсем забыла, что одну руну выбросила в костёр, когда на нас напали вурлоки! Что же это могла быть за руна? Наверное, это очень важно. Узнав её, я смогу понять, что-то очень важное".

Следующий час был занят не поиском пропавшей руны, а убаюкиванием пришедшего в себя Владомира. Юноше стало ещё хуже: жар поднялся и терзал его, судороги сжимали несчастную ногу, бред застилал глаза, лицо парня покрылось крупными пятнами, дыхание было хриплым и прерывистым, пот тёк ручьями. Девочка сама тряслась от страха и волнения, как в бреду и судорожно металась к бочке с водой, смачивая быстро пересыхающую повязку. Владомир стенал и пытался в моменты прояснения составлять завещание и каяться в грехах. Каринка уж не однократно пожалела, что вытащила кляп и переживала только, что стоны раненого могут разбудить невурлоков. Кирх и без этого сдавленно кашлял. И воздух вокруг него словно кипел.

Измученная и разгорячённая, Каринаррия Корсач вернулась за стол только когда жар слегка отступил и юноша облегчённо засопел на своём ларе. Девочка ещё долго не могла прийти в себя, но понимала, что днём в присутствии невурлоков загадка её рун, так и останется загадкой. Пришлось брать себя в руки, вспоминать тяжёлые занятия с матушкой и возвращаться к словесным шарадам. Каринка лихо отбросила на спину косу, закатала рукава и, подтащив к себе побольше веточек, бодро улыбнулась связке веников, напоминающей морду той самой злосчастной зелёной рожи:

- Я справлюсь!

К концу работы девочка уже не была столь уверенна в себе. Древние руны несли в себе множество значений и ещё больше сочетаний и лишь в полном наборе могли дать конечное слово. Как же костерила себя исследовательница за то, что не запомнила надпись в написании.

"Странно, очень странно. Я же точно помню рунопись и могу поручиться, что лучше всего эту фразу записать в восемь рун, а здесь только шесть. Вроде бы не хватает знака "стоячая мёртвая волна в середине зимы", но это не может быть всё. Фраза всё равно будет не полной. Нужна была бы ещё руна "свет, льющийся с небес и раскрывающий истину", только куда она могла подеваться? Неужели я могла потерять такую важную руну? Как же так? Если бы её не было, то, что это за надпись такая?"

Каринке пришлось признать, что её познания даже в такой незначительной для приключений области настолько ничтожны, что помочь она не может с этой глупостью. От горечи девочка зарыдала и начала спешно прятать во внутренний карман рубашки коварные руны. Слёзы градом текли по щекам, душили и заставляли судорожно подхватывать воздух не хуже раненого. Совсем притихший в своём укрытии Кирх снова воровато закашлялся. Этот голос сверху немного привёл девочку в себя, ведь она даже не замечала, что сжимает в ладони руну "запрещено это действие на плоть".

Вода снова подсказала юной Корсач, что к Владомиру вернулся жар и бред. Девочка терпеливо вернулась к раненому и осторожно поправила начавшую опухать ногу с ужасными следами зубов монстра. Самих следов она видеть не могла, поскольку они были прикрыты обрывками штанины, да и любоваться на, несомненно, ужасные следы на бедре юноши девочка не горела желанием. Ей вполне хватало вида измученного лица рыжего соседа, чтоб сердце сжималось от ужаса.

- Корсач, - прохрипел, приходя в себя, юноша, - я умираю?

- Перестань городить ерунду! - возмутилась уставшая девочка, она слышала от воды, что этот приступ слабее предыдущего и необоснованное нытьё капризного больного её, как сиделку, порядком обидело. - Ничего ты не умираешь! Это просто укус. Люпин бешенством не болел, и бояться тебе нечего.

- Нет, я умираю, - Владомир протянул к девочке руку и попытался коснуться её щеки.

Выглядел юноша так трагично и романтично, что по всем правилам литературного жанра просто обязан был быть великим героем, истекающим от ран после ужасной битвы, на коленях у своей возлюбленной. Каринка смерила его скептичным взглядом и пришла к поистине великому и эпохальному для себя выводу, что в книжках пишут иногда ужасные глупости.

- Закрой рот и перестань нести всякую чушь, или я тебе его снова завяжу, - сёрьёзно сдвинула брови девочка, поднимаясь со скамейки. - Я не позволю тебе умереть, ты это понимаешь? Я просто запрещаю тебе это делать. Вот подержи, пока я найду ещё щепок для света.

Девочка вложила в раскрытую ладонь юноши оставшуюся неспрятанной руну, чтоб хоть как-то занять больного, пока сама копалась в ворохе дров в поисках новых горючих веток. Их собралось достаточно, чтоб хватило до приближающегося рассвета. Карина воткнула первый пучок в щель между досок и поставила на колени хозяйскую миску с водой, чтоб не бегать каждый раз. Она старалась учитывать недочёты прошлого приступа.

О трудностях совместного проживания

В этот раз голос проникновенно молчал, вызывая дрожь во всём теле пугающей, непривычной тишиной и мрачными отголосками сбивчивого дыхания. Видения, лишённые комментариев, всплывали перед глазами сами собой, сплетались невообразимым узором, путались со сном и перетекали в откровенные кошмары. Каринка бежала в одной ночной рубашке по улице родного города, разрывая полог из сероватых ещё совсем ночных сумерек. Холодная земля противно лизала босые пятки, и каждый камушек норовил впиться в уставшие ноги, а ветер почти обжигал, словно был не пасмурный рассвет, а самый полдень. Злое сухое дыхание пустыни, гонимое из-за кромки скал, сбивало с ног, рвало волосы из причёски и бесшумно хохотало в тёмных переулках. Этот голос был единственным, кто ещё жил в Поставе. Дух людской даже призрачной дрожью не будоражил пространства. Стены стонали и мёртвым крошевом грозили рассыпаться по мостовой. Испуганная увиденным, девочка долго не могла прийти в себя, она бегала по таким незнакомым родным улицам, стучалась в дома, звала на помощь, сбивая в кровь кулачки о забаррикадированные изнутри ставни, но не получала и малейших признаков жизни. И напрасно испуганная девочка кричала, требуя объяснений у коварного мучителя, он жаждал, чтоб жертва разобралась в его угрозах самостоятельно. Кошмар никак не заканчивался. Уже знакомые площади и переулки сменились бедными кварталами, а дорогие, закрытые дома разбуренными хибарами, а дышать не становилось легче. Постав вымер, Постав погиб, Постав пал... Каринка попыталась отогнать от себя это навеянное паникой наваждение и из последних сил, не ощущая дороги, побежала к главным воротам в надежде вырваться из кошмара.