— В кастрюлях их, что ли, варят? — неожиданно для себя самого вдруг выпалил он.
— А чёрт его знает! — Львова чихнула. — Да перестань ты дымить вонючестью своей!!! Давай уже чаю налей. Весь пирог прокоптил, как его есть сейчас?
Разлив по кружкам чаёк, Данияр присел и начал рассуждать.
Если викинги делают людей, как‑то обучают их, и те ничем не отличаются от нормальных, кого мамка родила, тогда понятно отсутствие души.
— Без женщины не человек выходит, а ходячка с глазами, — сделал вывод он.
— А почему тогда камы их сразу не шарахают? — Львова снова чихнула.
— Так они только в Каме, Ганге и ещё одной речке обитают. Учуяли этих двоих и давай и интересоваться. Ты думаешь, они только под поездами были? Э — э, Танюша, да их видимо — невидимо ошивалось.
— Слушай, дед, мне, откровенно говоря, дела нет до этих камов, душ и ауры, — Львова достала платочек и высморкалась. — Меня больше тревожит угроза конвою. Сейчас, когда камы пропали, как мы сможем вычислять этих витапринтов? Они ведь заряжены на диверсию наверняка.
— Давай сведём Манжуру с твоим мужиком. Посмотрим, что получится, — предложил шаман.
— А что может получиться?
— Ты что, меня виноватым сразу хочешь сделать? — засмеялся шаман. — В случае чего, это не я, это он предлагал так сделать. Откуда я знаю, что выйдет, подумай сама!
— Да нет! Что ты, — возмутилась Львова. — Я просто так спросила.
— Глупый вопрос. Не ожидал от особого отдела такого, — внушительно произнёс Данияр. А про себя подумал, вот немного авторитета и добавил себе. Вроде на пустяке, а всё равно. Чуть больше будет его уважать Татьяна Сергеевна. Сейчас она лёгкую вину чувствует за бестолковый вопрос, и это хорошо.
Дело решили не откладывать. Ирек Галимов выделил для них повозку и контрразведчица вместе с шаманом и Жорой Арефьевым отправились на рыбацкий пост.
Избушка Манжуры стояла там, где легендарная река Керулен впадала в Далайнор. Засветло доехать не удалось, пришлось ночевать на берегу озера.
— Поторопились мы, — Данияр скинул на землю одеяла. — Давай, красавица, ложись в телегу, а мы с Жорой тут пристроимся.
Красное солнце закатывалось на западе озера, в бинокль Львова пыталась рассмотреть пост Манжуры, но лучи небесного светила слепили её.
Разожгли костерок, запарили чаёк в котелке, вытащили и порезали пироги с рыбой. Сели ужинать. Хмурый молчаливый Жора, обычно не проявлявший никакой инициативы, вдруг встрепенулся. Он, держа в руке кружку с горячим настоем, уставился на запад.
— Почуял что‑то, — Львова переложила пистолет из кабура в карман куртки. — Вот и срабатывает твой план, Данияр.
Ночью спали плохо. Шаман дремал, поглядывая на сидящего у потухшего костра Жору, Татьяна Сергеевна тоже бдила, но под утро всё‑таки её сморило и она уснула.
Разбудил их Манжура.
— Привет, товарищи! — он внимательно посмотрел на вставшего Арефьева. — А ты кто?
— Привет, Никола! — из‑под одеял вылез Данияр. — Чего припёрся? Сходи‑ка за водой, чайку попьём.
В телеге завозилась Львова. Села, потянулась и уставилась на молодого мужа.
— А где супруга твоя? — спросила она, спрыгнув наземь.
— Там осталась, дома, — Манжура махнул рукой. — У меня в голове что‑то бумкает с вечера. Еле уснул. Потом чую, надо сюда идти.
Арефьев задрожал, шея у него напряглась, он покраснел, пытаясь что‑то сказать.
— Ты гляди! — шаман сунул Манжуре котелок. — Немтырь наш возбудился. Интересно как!
— Ох! Ох ты ж! — схватился за голову Николай. — А — а-а — а-а!
Шагнувший к нему Жора вдруг расслабился, и вяло, как мертвецки пьяный, рухнул на землю. Манжура застонал, и схватился рукой за телегу. Пятернёй другой руки Николай захватил своё лицо, при этом закопчённый котелок, который он держал, ударил его по лбу, оставив чёрный мазок.
Львова и Данияр спокойно смотрели на них. Люди они были бывалые и сейчас ждали, чем кончатся страдания витапринтов.
— Что же это было? — Манжура осел наземь, разжал пальцы, котелок упав, звякнул о гальку. — Как ветер с камнями в голове просвистел.
— Ты как себя чувствуешь? — склонился к нему шаман.
— Да нормально, — Николай встал, ухватившись за телегу. — Je ai fait le travail, où mes récompenses? (Я выполнил задание, где мои награды?). Что это я сказал?
Контрразведчица и Данияр пожали плечами.
— Ой! Zuerst müssen Sie Offiziere und Ingenieure zu töten. (Первыми надо убить командиров и инженеров).
— Ты чего несёшь, Никола? — засмеялся шаман. — Угомонись!
— You Pharaoh, I remember, and who I am? (Ты фараон, я помню, а кто я?), — заговорил, поднимаясь, Арефьев. — I have a headache. (У меня болит голова).
— Жорик, ты что, русский язык забыл? — Данияр посмотрел на него. — Ты же отлично понимаешь, или что такое?
— Ладно, хватит, — Львова хлопнула в ладоши, привлекая внимание. — Дед, запрягай коня, поехали в гости к Манжуре. Будем разбираться.
Через четыре часа, когда наконец‑то добрались до рыбацкого поста, попили чаю с жареной рыбой (картошки не хватает на столе, сетовал Альбертыч, приварок нужен даже к форели и налиму), контрразведчица взяла под ручку насторожённую Ирину и ушла с ней на бережок. Шаман рассказывал Альбертычу новости, а Манжура с Жорой что‑то говорили друг другу на разных языках и морщились от непонимания.
— Говорить по — русски! — приказала вернувшаяся через час Львова. — Смирно!
Витапринты вскочили, деды закряхтели, вылезая из‑за стола. Заплаканная Иринка принялась убирать со стола. Львова оглядела кухоньку и приказала мужикам выйти на воздух.
— Я могу слышать его, — вскоре заговорил Манжура, сидя на брёвнышках, осыпанных высохшей чешуёй. — Как будто пульсирует точка в голове, и я могу её успокоить, но знаю, откуда идёт сигнал, и как снова связаться.
— Я тоже так же его издалека чую, — Арефьев нюхал растёртый в руке листочек. — Вот вчера вечером забилось в голове. И знаю, что оттуда сигнал идёт.
— А почему вы на разных языках говорите? — поинтересовалась Львова.
— Это откуда‑то прёт, — пожал плечами Манжура. — Вылазит и само говорит. Jag är din vän, flydde från svart. (Я ваш друг, сбежал от чёрных). Вот что это? Я не знаю. Как водоворот внутри меня, и что всплывает, то и наружу лезет.
— А как это? — Жора зачерпнул горсть песка и поднёс к носу. — Мой нос, он как уши, тоже слышит! Такого не было!
— Привыкай! — Данияр разжёг трубку, Львова замахала руками, отсаживаясь от него. — А это твой нос слышит? — он дунул ему дымом в лицо.
— Гха! Крхга! — закашлялся Арефьев. — Страшное что‑то. Я знаю дым, но этот ужасен.
How moonbeam leads wave
So you drew to a war,
Since the flames were your soldiers,
Gray clouds hug,
Through the smoke, thick, acrid smoke through
Pacing for eagle gray,
And there was no brave heart
Midst of the fire, including swords!
(Как лунный луч ведет волну,
Так влек ты за собой войну,
Так в пламя шли твои солдаты,
Седыми тучами объяты,
Сквозь дым густой, сквозь едкий дым
Шагая за орлом седым,
И сердца не было смелей
Среди огня, среди мечей!)
Продекламировал он.
Все оторопело посмотрели на Арефьева. Тот вдруг, совершенно неожиданно, виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Вы мне скажите, — помотала головой Львова. — Вы нас убивать будете?
Николай с Жорой переглянулись.
— Зачем? — вразнобой спросили они.
— Что ты помнишь? — она обратилась к Арефьеву.
Тот задумался.
— Вот смутно, какие‑то животные, птицы, потом трясёт, я в круглое окошко смотрю, а там лес, лес, потом вот здесь. Он подошёл близко, — Жора ткнул пальцем в Манжуру. — У меня как вскипело в голове, и сразу ясно стало. С утра помню всё очень хорошо.
— А ты? — Львова глянула на Николая.
— Да как и раньше, только в голове сигналило, — он вздохнул. — А на стоянке утрешной мне будто перемешало всё внутри, — Манжуру постукал согнутым пальцем по макушке. — А потом отпустило.
