— Да, да, понимаю, — все еще растерянно повторил Отто, и неумело пытаясь скрыть это решил пошутить, — В эпидемиях я кое-что профессионально понимаю.

— Я думал вы — ксенолингвист, — удивленно подняв бровь спросил фон Линденхоф.

— Ну, да, ксенолингвист, — подтвердил Отто, — А как вы думаете, на чем основана ксенолингвистика? Представьте себе совершенно чуждую цивилизацию, у которой с нами ничего общего, и вот с ней вам надо найти общий язык. С чего начинать?

— Понятия не имею, тут — вы специалист, — охотно признал свою неосведомленность безопасник.

— Вот именно, — чувствуя себя в теме подтвердил Отто, — А общее у нас практически всегда одно и то же — сколько бы мы моделей искусственного интеллекта ни напридумывали бы, а у всех живых существ сознание почему-то основано всегда на одном и том же — нейронных сетях. Хотя почему «почему-то»? Сознание может появляться уже на достаточно поздних стадиях эволюции, когда уже давно происходит прием и обработка информации, а прием и обработка информации всегда развивается из кооперации более простых организмов, в нашем случае клеток. Вот и получается, что если мы когда-нибудь встретим разумные существа без нейронных сетей в головах, или что они там для этого используют, то смогу с уверенностью сказать, что созданы они были почти наверняка искуственно!

Отто понесло. На любимые профессиональные темы он мог говорить часами. К слову, одной из его претензий к службе безопасности было то, что те некоторым ученым запрещали говорить о результатах своих исследований, что его до глубины души возмущало. Впрочем, его-то это не касалось, все его исследования были совершенно открытыми, а сейчас он вообще излагал вещи, читаемые студентам соответствующих специализаций чуть ли не на втором-третьем курсе в обязательном порядке. Что, впрочем, не делало удовольствие от возможности порассуждать на эту тему менее приятным.

— И что это нам дает, — спросил Отто подняв указательный палец к потолку, и тут же отвечил на собственный вопрос, — А дает это нам общую базовую структуру как мышления, так и коммуникаций, в том числе и языка! Все нейронные сети строятся на понятиях и связях между этими понятиями. По крайней мере те, что наблюдаются в природе. Вот скажем, стакан с коктейлем, — продолжил он, демонстрируя собеседнику свой напиток, — Тут есть базовые понятия: «стакан», «коктейль», «пить», причем понятия эти связаны в кортеж, в данном случае в тройку понятий. То есть в мем «стакан-коктейль-пить», управляющий одним из вариантов поведения в баре. Итак, что мы имеем в качестве основы, на которую надо глядеть в любом языке? Мемы! Понятия и связи между ними. Причем связи как правило несут больше информации, чем сами понятия! По большому счету понятия вообще не важны, они обычно просто узлы, за которые цепляются связи, а связи между понятиями как раз и несут всю информацию!

— Это как? — не понял фон Линденхоф, — Стакан — это стакан. Вот он. А как его связь с коктейлем может нести больше информации?

— А откуда вы знаете, что слово «стакан» обозначает именно стакан, а не рюмку, или не стойку? Да потому, что слово «стакан» у вас уже связано в сознании цепочками мемами «стакан-стекло», «стакан-посуда», «стакан-напитки-держать»… Видите, само слово ничего не означает, значение имеют только его связи, и вот такие связки понятий и образуют мемы. Сами подумайте, как еще могли бы люди называть его столь разными словами в разных языках, если бы название действительно имело значение?

Отто разгорячился, вся его растерянность и дискомфорт куда-то рассосались, и остался только жар рассказчика и лектора, нашедшего, наконец-то, благодарного слушателя. «А это майор ничего, вполне интеллигентный человек», — пришло в голову Отто, — «Вон какие умные вопросы задает, и слушает замечательно, и вообще собеседник интересный! Может и хорошо, что мы познакомились? При его-то работе ему тоже одиноко должно быть.»

— Ну, хорошо, — согласился фон Линденхоф, — Но эпидемология-то тут при чем?

— Как при чем? — откликнулся Отто, — А при том, что вот эти связки-мемы — это именно то, что люди передают друг другу. Мы ведь не понятия передаем, а их связи. «Вода — мокрая.» «Суп — соленый.» «Мама мыла раму.» Вот только почему мы вообще мемы передаем друг другу? Да, иногда мы просто сами считаем нужным — научить ребенка, обсудить с коллегой идею, попросить, помочь, просто поделиться знаниями. Это все — внешние причины. Но можно связать мемы в такую комбинацию, что в них самих будет содержаться причина их передавать. То есть, какие-то мемы, связки, понятия, которые будут присоединяться в сознании человека к каким-то уже существующим мемам, понятиям, которые будут заставлять человека их передавать дальше. Понятно? Давайте на примере. Вот вы анекдоты любите?

— Очень, — кивнул головой майор, и мысленно добавил, особенно категорию «от двух до пяти».

— Замечательно, — обрадовался Отто, — Вот давайте разберем какой-нибудь простенький анекдот. Скажем такой: К пещерному человеку прибегает его жена: «Помоги, к маме в пещеру забрался саблезубый тигр!» Тот отвечает: «С чего меня должен заботить тигр? Сам забрался, сам пусть и выпутывается!»

Карл фыркнул. Анекдот был, конечно, с бородой, но хорош, и отражал еще одну причину по которой тот не видел причин жениться.

— Вот видите, вам смешно, — констатировал очевидное Отто, — А если представить, что вы попали в компанию, где этого анекдота не знают и зайдет разговор, то наверняка расскажете, правда?

— Правда, — не стал спорить майор.

— А подумайте почему? Да, анекдот смешной, но это только гарантирует, что вы его запомните. Люди вообще юмор любят, по крайней мере нормальные. А почему вы его рассказывали бы? По сути, уже рассмеявшись на анекдот, вы решили для себя «Я — человек с юмором.» Большинство людей любят, чтобы их считали такими, и когда вы рассказываете анекдот, вы не только смешите собеседников, вы сообщаете им о своем чувстве юмора, и вам это нравится. Верно?

Майор только согласно пожал плечами.

— Вот и получается, что анекдот содержит в себе не только якорь, который помогает ему быть запомненным, но и носитель — то, ради чего его передают другим. Анекдот — это простейший мемовирус, который содержит в себе все, чтобы люди его запоминали и передавали друг другу. Вот при этом и эпидемология. Мемовирусы распространяются очень похоже на обычные вирусы, даже модели можно использовать те же самые.

— А что за модели? — поинтересовался майор.

— Да, обычные, классические, — отмахнулся Отто, — Как вы думаете, как медики определяют откуда эпидемия началась и как распространялась? Тут то же самое. Правда с мемовирусами есть и дополнительные методы, еще лучше, но классические способы определения источника используемые для биовирусов с мемовирусами тоже действуют. Скажем, появился слух, думаете сложно определить, откуда он пошел?

— Нам обычно не очень, — скромно ответил безопасник, — Но иногла, да, бывает. А можно об этом поподробнее?

Учитывая о чем он размышлял буквально несколько минут назад, совсем неудивительно, что Карл заинтересовался заявлением ксенолингвиста, и теперь внимательно вслушивался в ответ, который ему очень эмоционально выдавали.

— … неспециалист может подумать, что достаточно записи, когда какой код вируса зарегистрирован, но это чушь собачья! Оригинальный вирус может распространяться скрытно и лишь значительно позже попасть в поле зрения исследователя. Если добавить географическую информацию, то становится чуть легче. Если в городе А вирус появился раньше чем в городе Б, то вряд ли его занесли из города Б в город А, верно? Действительно вряд ли, но возможно! Может мы просто обнаружили его позже. А может он много раз попадал из одного города в другой и обратно…

Ксенолингвист продолжал бубнить про распространение вируса, но Карл уже понял суть его речи — выяснить откуда взялся вирус, это, конечно, «пара пустяков», но есть бесконечное число способов сделать это неправильно, о чем теперь ему подробно и рассказывалось. То есть, обо всех тысяча и одном способе сделать это неправильно. Мысленно отстранившись от потока сознания собеседника, он стал ждать, когда же появится возможность вернуть ксенолингвиста к сути дела.