Говорят: умней они...

Но что слышишь от любого? Жомини да Жомини!

А об водке—ни полслова!

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые?

1817

Надпись к портрету князя Петра Ивановича Багратиона

Где Клии взять перо писать его дела? — У Славы из ее крыла.

1810-е годы

Листок

Листок иссохший, одинокой, Пролетный гость степи широкой,

Куда твой путь, голубчик мой? —

«Как знать мне! Налетели тучи,

И дуб родимый, дуб могучий Сломили вихрем и грозой.

С тех пор, игралище Борея,

Не сетуя и не робея,

Ношусь я, странник кочевой,

Из края в край земли чужой;

Несусь, куда несет суровый,

Всему неизбежимый рок,

Куда летит и лист лавровый И легкий розовый листок!»

Конец 1810-х или начало 1820-х гг.

Вечер в июне

Томительный, палящий день Сгорел; полупрозрачна тень Немного сумрака приосеняла дали. Зарницы бегали за синею горой,

И, окропленные росой,

Луга и лес благоухали.

Луна во всей красе плыла на высоту, Таинственным лучом мечтания питая, И, преклонясь к лавровому кусту, Дышала роза молодая.

Ответ

Я не поэт, я — партизан, казак.

Я иногда бывал на Пинде, но наскоком,

И беззаботно, кое-как,

Раскидывал перед Кастальским током Мой независимый бивак.

Нет, не наезднику пристало Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой... Пусть грянет Русь военною грозой —

Я в этой песне запевало!

1826

Генералам, танцующим на бале при отъезде моем на войну 1826 года

Мы несем едино бремя, Только жребий наш иной: Вы оставлены на племя,

Я назначен на убой.

Партизан

Отрывок

У молкнул бой. Ночная тень Москвы окрестность покрывает; Вдали Кутузова курень Один, как звездочка, сверкает. Громада войск во тьме кипит,

И над пылающей Москвою Багрово зарево лежит Необозримой полосою.

И мчится тайною тропой Воспрянувший с долины битвы Наездников веселый рой На отдаленные ловитвы.

Как стая алчущих волков,

Они долинами витают:

То внемлют шороху, то вновь Безмолвно рыскать продолжают.

Начальник, в бурке на плечах,

В косматой шапке кабардинской,

Горит в передовых рядах Особой яростью воинской.

Сын белокаменной Москвы,

Но рано брошенный в тревоги,

Он жаждет сечи и молвы,

А там что будет — вольны боги!

Давно не знаем им покой,

Привет родни, взор девы нежный;

Ег» любовь — кровавый бой,

Родня — донцы, друг — конь надежный. Он чрез стремнины, чрез холмы Отважно всадника проносит,

То чутко шевелит ушьми,

То фыркает, то удил просит.

Еще их скок приметен был На высях за преградной Нарой, Златимых отблеском пожара,

Но скоро буйный рой за высь перекатил, И скоро след его простыл...

Товарищу 1812 года, на пути в армию

Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой, Туда, где бой кипит, где русский штык бушует, Но о тебе любовь горюет...

Счастливец! о тебе — я видел сам — тоской Заныли... влажный взор стремился за тобой;

А обо мне хотя б вздохнули,

Хотя б в окошечко взглянули,

Как я на тройке проскакал И, позабыв покой и негу,

В курьерску завалясь телегу,

Гусарские усы слезами обливал.

Полусолдат

«Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!

Вы видели: я не боюсь Ни пуль, ни дротика куртинца; Лечу стремглав, не дуя в ус,

На нож и шашку кабардинца.

Всё так! Но прекратился бой, Холмы усыпались огнями,

И хохот обуял толпой,

И клики вторятся горами,

И всё кипит, и всё гремит;

А я, меж вами одинокой,

Немою грустию убит Душой и мыслию далеко.

Я не внимаю стуку чаш И спорам вкруг солдатской каши; Улыбки нет на хохот ваш;

Нет взгляда на проказы ваши!

Таков ли был я в век златой На буйной Висле, на Балкане,

На Эльбе, на войне родной,

На льдах Торнео, на Секване?

Бывало, слово: друг, явись!

И уж Денис с коня слезает;

Лишь чащей стукнут — и Денис Как тут — и чашу осушает.

На скачку, на борьбу готов,

И чтимый выродком глупцами,

Он, расточитель острых слов,

Им хлещет прозой и стихами.

Иль в карты бьется до утра, Раскинувшись на горской бурке;

Или вкруг светлого костра Танцует с девками мазурки.

Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!» —

Так говорил наездник наш, Оторванный судьбы веленьем От крова мирного — в шалаш,

На сечи, к пламенным ‘сраженьям.

Араке шумит, Араке шумит,

Араксу вторит ключ нагорный,

И Алагёз ', нахмурясь, спит,

И тонет в влаге дол узорный:

И веет с пурпурных садов Зефир восточным ароматом,

И сквозь сребристых облаков Луна плывет над Араратом.

Но воин наш не упоен

Ночною роскошью полуденного края...

С Кавказа глаз не сводит он,

Где подпирает небосклон Казбека ³ груда снеговая...

На нем знакомый вихрь, на нем громады льда, И над челом его, в тумане мутном,

Как Русь святая, недоступном,

Горит родимая звезда.

1826

На смерть NN

Гонители, он — ваш! Вам плески и хвала! Терзайте клеветой его дела земные,

Но не сорвать венка вам с славного чела,

Но не стереть с груди вам раны боевые!

1827

При виде Москвы, возвращаясь с персидской войны

О юности моей гостеприимный кров!

О колыбель надежд и грез честолюбивых!

О, кто, кто из твоих сынов Зрел без восторгов горделивых Красу реки твоей, волшебных берегов,

Твоих палат, твоих садов,

Твоих холмов красноречивых!

1827

Зайцевскому, поэту-моряку

Счастливый Зайцевский, Поэт и Герой!

Позволь хлебопашцу-гусару

Пожать тебе руку солдатской рукой И в честь тебе высушить чару.

О, сколько ты славы готовишь России,

Дитя удалое свободной стихии!

Лавр первый из длани Камены младой Ты взял на парнасских вершинах;

Ты, собственной кровью омытый, другой Сорвал на гремящих твердынях;

И к третьему, с лаской вдали колыхая,

Тебя призывает пучина морская.

Мужайся! — Казарский, живой Леонид,

Ждет друга на новый пир славы...

О, будьте вы оба Отечества щит,

Перун вековечной Державы!

И гимны победы с ладей окриленных

Пусть искрами брызнут от струн вдохновенных!

Давно ль под мечами, в пылу батарей,

И я попирал дол кровавый,

И я в сонме храбрых, у шумных огней,

Наш стан оглашал песнью славы?..

Давно ль... Но забвеньем судьба меня губит,

И лира немеет, и сабля не рубит.

Бородинское поле

Элегия

Умолкшие холмы, дол некогда кровавый, Отдайте мне ваш день, день вековечной славы, И шум оружия, и сечи, и борьбу!

Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу Попрали сильные. Счастливцы горделивы Невольным пахарем влекут меня на нивы...

О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,

Ты, голосом своим рождающий в полках Погибели врагов предчувственные клики, Вождь Гомерический, Багратион великий! Простри мне длань свою, Раевский, мой герой! Ермолов! я лечу — веди меня, я твой: