Нас пугали расстройством государственного аппарата, саботажем чиновников и пр. Мы и

сами знали, что новому, социалистическому правительству не удастся взять просто старый,

буржуазный государственный аппарат и сделать его своим. Но стоило нам взяться за

обновление старого аппарата, за чистку его от антисоциальных элементов, и саботаж стал таять.

Нас пугали «сюрпризами» войны, возможными осложнениями со стороны

империалистических клик в связи с нашим предложением о демократическом мире. И

действительно, опасность, опасность смертельная была. Но была она после взятия Эзеля, когда

правительство Керенского приготовлялось к бегству в Москву и к сдаче Петрограда, а

англо-немецкие империалисты сговаривались о мире за счет России. На почве такого мира

империалисты действительно могли сорвать дело русской и, может быть, международной

революции. Но Октябрьская революция пришла вовремя. Она взяла дело мира в свои

собственные руки, она выбила из рук международного империализма самое опасное оружие и

тем оградила революцию от смертельной опасности. Старым волкам империализма осталось

одно из двух: либо покориться разгорающемуся во всех странах революционному движению,

приняв мир, либо вести дальше борьбу на почве продолжения войны. Но продолжать войну на

четвертом году ее, когда весь мир задыхается в когтях войны, когда «предстоящая» зимняя

кампания вызывает среди солдат всех стран бурю возмущения, когда грязные тайные договоры

уже опубликованы, — продолжать войну при таких условиях, значит обречь себя на явную

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

390

неудачу. Старые волки империализма на этот раз просчитались. И именно поэтому не пугают

нас «сюрпризы» империалистов.

Нас пугали, наконец, развалом России, раздроблением ее на многочисленные

независимые государства, при этом намекали на провозглашенное Советом Народных

Комиссаров право наций на самоопределение, как на «пагубную ошибку». Но я должен заявить

самым категорическим образом, что мы не были бы демократами (я не говорю уже о

социализме!), если бы не признали за народами России права свободного самоопределения. Я

заявляю, что мы изменили бы социализму, если бы не приняли всех мер для восстановления

братского доверия между рабочими Финляндии и России. Но всякому известно, что без

решительного признания за финским народом права на свободное самоопределение

восстановить такое доверие немыслимо. И важно здесь не только словесное, хотя бы и

официальное, признание этого права. Важно то, что это словесное признание будет

подтверждено Советом Народных Комиссаров на деле, что оно будет проведено в жизнь без

колебаний. Ибо время слов прошло. Ибо настало время, когда старый лозунг «Пролетарии всех

стран, соединяйтесь!» должен быть проведен в жизнь.

Полная свобода устроения своей жизни за финляндским, как и за другими народами

России! Добровольный и честный союз финляндского народа с народом русским! Никакой

опеки, никакого надзора сверху над финляндским народом! Таковы руководящие начала

политики Совета Народных Комиссаров.

Только в результате такой политики может быть создано взаимное доверие народов

России. Только на почве такого доверия может быть проведено в жизнь сплочение в одну армию

народов России. Только в результате такого сплочения могут быть закреплены завоевания

Октябрьской революции и двинуто вперед дело международной социалистической революции.

Вот почему мы улыбаемся каждый раз, когда нам говорят о неизбежном развале России в

связи с проведением в жизнь идеи о праве наций на самоопределение.

Таковы те трудности, которыми пугали и продолжают пугать нас враги, но которые мы

преодолеваем по мере роста революции.

Товарищи! До нас дошли сведения, что ваша страна переживает приблизительно такой же

кризис власти, какой Россия переживала накануне Октябрьской революции. До нас дошли

сведения, что вас также пугают голодом, саботажем и пр. Позвольте вам заявить на основании

опыта, вынесенного из практики революционного движения в России, что эти опасности, если

они даже реальны, отнюдь не являются непреодолимыми. Эти опасности можно преодолеть,

если действовать решительно и без колебаний. В атмосфере войны и разрухи, в атмосфере

разгорающегося революционного движения на Западе и нарастающих побед рабочей

революции в России — нет таких опасностей и затруднений, которые могли бы устоять против

вашего натиска. В такой атмосфере может удержаться и победить только одна власть, власть

социалистическая. В такой атмосфере пригодна лишь одна тактика, тактика Дантона: смелость,

смелость, еще раз смелость!

И если вам понадобится наша помощь, мы дадим вам ее, братски протягивая вам руку.

В этом вы можете быть уверены.

«Правда», № 191, 16 ноября 1917 г.

Об основах ленинизма. Лекции, читанные в Свердловском университете

(фрагмент)

IХ. Стиль в работе

Речь идет не о литературном стиле. Я имею в виду стиль в работе, то особенное и

своеобразное в практике ленинизма, которое создает особый тип ленинца-работника. Ленинизм

есть теоретическая и практическая школа, вырабатывающая особый тип партийного и

государственного работника, создающая особый, ленинский стиль в работе.

В чем состоят характерные черты этого стиля? Каковы его особенности?

Этих особенностей две:

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

391

а) русский революционный размах и

б) американская деловитость.

Стиль ленинизма состоит в соединении этих двух особенностей в партийной и

государственной работе.

Русский революционный размах является противоядием против косности, рутины,

консерватизма, застоя мысли, рабского отношения к дедовским традициям. Русский

революционный размах — это та живительная сила, которая будит мысль, двигает вперед,

ломает прошлое, дает перспективу. Без него невозможно никакое движение вперед.

Но русский революционный размах имеет все шансы выродиться на практике в пустую

«революционную» маниловщину, если не соединить его с американской деловитостью в работе.

Примеров такого вырождения — хоть отбавляй… Но никто, кажется, не издевался над такими

больными так зло и беспощадно, как Ленин. «Коммунистическое чванство» — так третировал

он эту болезненную веру в сочинительство и декретотворчество.

«Коммунистическое чванство — значит то, — говорит Ленин, — что человек, состоя в

коммунистической партии и не будучи еще оттуда вычищен, воображает, что все задачи свои он

может решить коммунистическим декретированием» (см. т. XXVII, с. 50—51).

«Революционному» пустозвонству Ленин обычно противопоставлял простые и

будничные дела, подчеркивая этим, что «революционное» сочинительство противно и духу, и

букве подлинного ленинизма.

«Поменьше пышных фраз, — говорит Ленин, — побольше простого, будничного, дела…»

«Поменьше политической трескотни, побольше внимания самым простым, но живым…

фактам коммунистического строительства…» (см. т. XXIV, с. 343 и 335).

Американская деловитость является, наоборот, противоядием против «революционной»

маниловщины и фантастического сочинительства. Американская деловитость — это та

неукротимая сила, которая не знает и не признает преград, которая размывает своей деловитой

настойчивостью все и всякие препятствия, которая не может не довести до конца раз начатое

дело, если это даже небольшое дело, и без которой немыслима серьезная строительная работа.

Но американская деловитость имеет все шансы выродиться в узкое и беспринципное

делячество, если ее не соединить с русским революционным размахом. Кому не известна